Карло Больдеска нерешительно остановился на краю площади Святого Марка, будто собираясь с силами. А затем двинулся, постепенно удлиняя шаг, стараясь поскорее покинуть огромное открытое пространство.

Выскочившая из-под столика кафе собака в наморднике залаяла на голубей, с важным видом расхаживающих по большим каменным плитам лимонного цвета. Так их раскрасило бледное апрельское солнце. Птицы шумно взлетели и повисли высоко над прямоугольником площади. Казалось, их втянул туда мощный невидимый вихрь.

Больдеска шел ссутулившись, не обращая внимания, засунув руки глубоко в карманы поношенного синего пиджака. Свернул в лабиринт переулков за площадью и остановился у парапета на небольшом мосту через канал в начале улицы Сан-Джорджио, с наслаждением вдыхая приятный густой аромат свежеиспеченного хлеба, доносившийся из расположенной неподалеку пекарни. Однако праздности в его облике не было. Напротив, он производил впечатление человека, который куда-то шел, торопился и вдруг задумался, нужно ли идти дальше.

Щурясь на солнце, высветившем у него на щеке большой глубокий шрам, Больдеска оперся о парапет и вытащил из кармана газету. Вчерашний «Вечерний курьер», раскрытый на странице объявлений. Одно обведено карандашом.

Эдвард Мерсер устроился в задней части кафе рядом с узким сводчатым проходом во дворик. Около стены на полках были выставлены горшки с растениями, на которых виднелись небольшие красные ягоды. Он потянулся и сорвал одну. Принялся рассматривать. Внутри ягода была набита маленькими черными семенами.

Мерсер вздохнул, выбросил ягоду и, откинувшись на спинку стула, со скучающим видом продолжил наблюдение за церковью Святого Захария на противоположной стороне небольшой площади. От столика у бара донесся взрыв смеха. Посетители веселились. Правильно. Рабочий день закончен, можно и расслабиться. А вот ему расслабиться мешали размышления о своей незавидной судьбе. Мерсер грустно усмехнулся. Третьеразрядные отели и вагоны второго класса – вот его удел. Это все, что он может себе позволить за десять тысяч лир в неделю. Правда, в случае успеха его ждет премия в двадцать тысяч, но надо еще добиться этого успеха. Да, после войны он попал в полосу, из которой не выбраться.

Внешность у Мерсера была самая обыкновенная. Светловолосый, правильные черты лица, но какие-то типовые, не привлекающие внимания. Такой в толпе затеряется, его и не различишь. А вот вне толпы внимательный наблюдатель начинал замечать, что он подтянут и мускулист, взгляд проницательный, он невысок, но вовсе не низкорослый. В общем, облик Мерсера превосходно соответствовал его профессии. А работал он частным детективом.

Часы на церковной колокольне гулко пробили полчаса. Мерсер смял в пепельнице окурок и кивнул официанту. Тот подошел.

– Слушаю, синьор.

Башни, купола и дворцы в стиле барокко иногда отсвечивали золотом, а порой казались почти черными на фоне бледного неба. На поверхности огромной лагуны ни морщинки. Штиль. Вдали у острова Лидо плавно скользили пароходы и моторные лодки, у причала вскинули свои черные шеи гондолы, похожие на странных морских чудовищ. На площади Святого Марка, как обычно, неторопливо вышагивали голуби. На пьяцетте восседающий на капители колонны Святого Марка крылатый лев взирал на снующих внизу людей с величественной уверенностью понтифика.

Уличный фотограф – белый берет, серый костюм, ярко-красный галстук, – вскинув свой аппарат, присел перед проходящей парой и тут же протянул квитанцию. Произнес что-то смешное, не исключено, что скабрезное. Женщина покраснела, а мужчина рассмеялся.

Вокруг столиков суетились официанты. Покачивая бедрами, пересекали площадь улыбающиеся симпатичные девушки. Продавец шаров упустил красный, и тот взлетел в небо, легко достигнув устья канала, а затем повис над стоящими на якоре у таможни патрульными кораблями.

Мерсер, сидящий на каменной скамейке под аркой Дворца дожей, с улыбкой слушал продавца шаров, который изливал досаду за свою неловкость, отчего потерял двадцать лир. У самого Мерсера досада по поводу того, что он упустил вчера Больдеска, давно прошла. Конечно, это ошибка, но не критическая. Дело по розыску Джано Учелло с самого начала казалось тухлым. Оно, конечно, кормило и поило его последние три недели, однако энтузиазма не вызывало.

Он собирался посетить палаццо Бориа, где вроде жил Больдеска, и посмотреть, что это за дворец и почему там обитает такой тип. Портье отеля объяснил, как туда добраться.

Они вошли в строгое серое здание полицейского участка, выходящее на канал Сан-Лоренцо. Миновали постового карабинера. Дальше располагался большой холл, где, как и в большинстве итальянских общественных зданий, пахло табачным дымом и дезинфекцией. Капитан повел Мерсера наверх, на второй этаж, а затем оставил одного, исчезнув за дверью с табличкой «Руководитель отдела по работе с иностранцами».

«Не исключено, что меня вызвали проверить регистрацию», – подумал Мерсер. Многие иностранцы не заботятся о том, чтобы зарегистрироваться в итальянской полиции. Но Мерсер это сделал еще в Милане, зная, что ему потребуется помощь полиции, а там без регистрации и разговаривать не станут.

Он сидел, наблюдая за посетителями. У всех одинаковый смущенно-виноватый вид, какой итальянцы неизменно принимают при общении с полицией и карабинерами. Капитан вернулся и пригласил Мерсера, но не в отдел по работе с иностранцами, как тот ожидал, а в другой кабинет, на двери которого табличка отсутствовала. Здесь обстановка была богаче. Письменный стол, диван, несколько стульев, на стене над электрокамином портрет Гарибальди. Большой книжный шкаф, набитый пухлыми папками и книгами по юридическому праву. У выходящего на канал окна находилась высокая японская ширма, заслоняющая стол от прямых солнечных лучей.

Сидящий за столом человек приложил руку к щеке, будто страдал от зубной боли, и указал Мерсеру на стул. После чего отпустил капитана. На картонке рядом с письменным прибором было написано тушью: «Комиссар Альчиде Спадони».

– Синьор Мерсер?

После полудня Мерсер прилег на кровать. У него из головы не выходила гибель Больдеска. Почему его убили? Конечно, это могло произойти на почве ревности, такое бывает, но скорее всего Больдеска знал об Учелло нечто тайное, не подлежащее разглашению. Попытка помешать их встрече оказалась неудачной, но его подкараулили, когда он сбежал от Мерсера. Сбежал, чтобы найти свою смерть. Преступники знали, что он встречался с Мерсером и, возможно, рассказал ему об Учелло нечто важное. А отсюда следует, что Мерсер как носитель опасной информации тоже подлежит ликвидации.

От этой мысли у него неприятно защемило под ложечкой. Он закурил очередную сигарету. Получалось, что его невинное расследование превращалось в опасное мероприятие. И уехать из Венеции нельзя. Эта работа была его единственным средством к существованию, и отказываться от нее невозможно.

За окном темнело. Мерсер встал. Надо выйти прогуляться. На площади, как обычно, царило оживление. Шум, цветные огни, множество туристов. Он сидел за столиком, размышляя над бокалом марсалы. Значит, необходимо продолжать поиски Учелло, причем демонстративно, чтобы об этом знало как можно больше людей. Те, кому надо, поймут, что он пока не обладает информацией, и мер принимать не будут. Но в какой-то момент он все же выяснит что-то такое серьезное и сразу станет представлять для кого-то угрозу. Ничего не поделаешь. Придется мириться.

Мерсер вспомнил Адриану из палаццо Бориа. Симпатичная девушка, она ему понравилась. Он надеялся, что Адриана никак не связана с гибелью Больдеска. Просто не представлял, что такое возможно. Вот с кем было бы приятно провести вечер.

Мерсер встал и вышел из кафе. Прошагав минут пять, остановился у витрины книжного магазина, разглядывая альбом, раскрытый на репродукции головы Венеры Боттичелли. Юная Венера напоминала одну девушку. Это было давным-давно. Она смотрела на него такими же глазами, невинными и холодными. Та девушка была настолько красива, что не могло быть и мысли о каких-то интимных отношениях. Ее губы казались мраморными, а тело неспособным возбудить страсть. А вот губы Адрианы наверняка теплые и чувственные. А ее тело…