Когда я впервые услышал о луговой арфе? Задолго до той осени, когда мы попали на китайский дуб, и, конечно, именно Долли рассказала мне про арфу, ибо никто кроме нее не смог бы именно так определить это явление.

Когда выходишь из нашего городка по дороге, ведущей к церкви, очень скоро можно увидеть сверкающий на солнце холм, сложенный из ослепительно белых, как хорошо отполированная кость, плит и бурых, увядших под солнцем цветов – это Баптистское кладбище. Наша родня – Тальбо, Фенвики – похоронены на этом кладбище; моя мать здесь лежит рядом с моим отцом, и могилы остальных моих родственников, примерно двадцать или поболе, рассыпаны вокруг могил моих родителей, словно каменные корневища, отходящие от единого каменного дерева, а ниже этого холма растет целое поле индейской луговой травы, что меняет свой цвет в зависимости от сезона: пойдите и посмотрите на нее осенью, где-то в конце сентября, когда она становится красной, как закат солнца, когда алые тени от той травы, похожие на язычки пламени, словно дышат над ней и осенний ветер потихоньку перебирает увядшие засохшие листья этой травы, и вы услышите вполне доступную для человека музыку, музыку луговой арфы, чьи звуки – лишь чьи-то голоса. За этим полем начинается густая тьма Приречных лесов. Наверное, это случилось как раз в один из таких сентябрьских дней, во время нашего с Долли сбора корней, когда Долли сказала мне:

– Слышишь? Это луговая арфа, она может рассказать, напеть тебе какую-нибудь историю, и она всегда знает кучу историй о тех людях, что лежат на кладбище, о тех людях, что когда-либо жили в наших местах, и, когда мы умрем, арфа расскажет кому-нибудь и наши истории…

Если бы не Райли Хендерсон, я сомневаюсь, что кто-нибудь нашел бы нас, по крайней мере так скоро, на нашем дереве.

Кэтрин прихватила с собой остатки воскресного обеда, и мы мирно, беззаботно сидели на дереве, наслаждаясь завтраком. Вдруг где-то недалеко сухо щелкнул ружейный выстрел. Мы так и замерли на местах с остатками пищи, наглухо застрявшими в наших глотках. Когда мы, наконец, отдышались, то увидели охотничьего пса, которого вел Райли Хендерсон. У Хендерсона на плечах покоилось охотничье ружье и через все тело, наискосок, висела гирлянда из мертвых белок, из которых все еще сочилась кровь. Долли опустила свою вуаль, как будто она хотела тем самым слиться полностью с листвой дерева. Райли остановился совсем неподалеку от нас и просто так, из баловства, снял ружье с плеча и стал целиться наугад, поводя дулом из стороны в сторону, не видя нас, но тем не менее в нашу сторону, как будто ожидая, что какая-нибудь мишень нет-нет да и появится на дереве. Эта ситуация совсем не устраивала Кэтрин, и она крикнула из своего укрытия:

– Райли Хендерсон! Не вздумай стрелять в нас!

Дуло Райли описало крутую дугу, он вздрогнул, сделал полный оборот вокруг своей оси, его мертвые белки взмыли вверх на какое-то время и тут же опали, удерживаемые веревкой. Затем он увидел нас наконец и прокричал в ответ:

– Привет, Кэтрин Крик, и вам здрасьте, мисс Тальбо! А что вы там делаете наверху? Рысь загнала?