Н.М. Карамзин

О счастливейшем времени жизни

Человеколюбие, без сомнения, заставило Цицерона хвалить старость: однако ж не думаю, чтобы трактат его в самом деле утешил старцев: остроумию легко пленить разум, но трудно победить в душе естественное чувство.

Можно ли хвалить болезнь? а старость сестра ее. Перестанем обманывать себя и других; перестанем доказывать, что все действия натуры и все феномены ее для нас благотворны, - в общем плане, может быть; но как он известен одному богу, то человеку и нельзя рассуждать о вещах в сем отношении. Оптимизм есть не философия, а игра ума: философия занимается только ясными истинами, хотя и печальными; отвергает ложь, хотя и приятную. Творец не хотел для человека снять завесы с дел своих, и догадки наши никогда не будут иметь силы удовлетворения. - Вопреки Жан-Жаку Руссо, младенчество, сие всегдашнее борение слабой жизни с алчною смертию, должно казаться нам жалким; вопреки Цицерону, старость печальна; вопреки Лейбницу и Попу, здешний мир остается училищем терпения. Недаром все народы имели древнее предание, что земное состояние человека есть его падение или наказание: сие предание основано на чувстве сердца. Болезнь ожидает нас здесь при входе и выходе; а в середине, под розами здоровья, кроется змея сердечных горестей. Живейшее чувство удовольствия имеет в себе какой-то недостаток; возможное на земле счастье, столь редкое, омрачается мыслию, что или мы оставим его, или оно оставит нас.

Одним словом, везде и во всем окружают нас недостатки. Однако ж слова благо и счастие справедливо занимают место свое в лексиконе здешнего света. Сравнение определяет цену всего: одно лучше другого - вот благо! одному лучше, нежели другому - вот счастие!