Леди и авантюрист

Карлайл Лиз

О нет, Максимилиана де Роуэна никак нельзя было назвать джентльменом – утонченная леди Кэтрин Вудвей отлично это понимала.

Но... что делать, если этот циничный авантюрист оказался единственным, у кого хватило мужества рискнуть своей жизнью – и бросить открытый вызов убийце, посягающему на жизнь Кэтрин? И уж тем более – как могла она противостоять страсти, властно, неодолимо влекущей ее в объятия Максимилиана?..

ПРОЛОГ

Апрель 1826

го

да

Теперь она была старухой. Многие уверены, что она такой и появилась на свет – закутанной в бомбазин и старомодные черные кружева, отличающаяся своей неуступчивостью, показной набожностью и нравом, который становился порой и вправду невыносимым. София Жозефина Ди Биазе Кастелли похоронила трех мужей, любимую дочь и, как невольно казалось, даже внука.

На своем веку она повидала мир, влюбилась в Париже, вышла замуж во Флоренции, а состарившись, пресытилась всем и обрела мудрость в Лондоне. Но когда-то очень давно она была такой же юной и романтичной, как все влюбленные пары с сияющими от счастья глазами, неспешно прогуливающиеся по скверу у нее под окнами каждый Божий воскресный день. Среди прогуливающихся она могла заметить своим не настолько старым взглядом черты так знакомого ей грызущего чувства одиночества.

Драпри из тяжелого темного бархата не пропускали ни единого луча послеполуденного солнца в громадную, до духоты натопленную столовую синьоры Кастелли. Хотя за крепкими кирпичными стенами особняка и стоял пригожий весенний день, в камине громко трещал вовсю полыхавший огонь. С царственно-чопорным видом старуха сидела за столом в обтянутом черной кожей кресле с высокой спинкой, машинально потирая зябнувшие руки, и все никак не могла решиться на то, от чего мучительно ныло сердце. Протянув руку к четырем стоявшим на столе урнам, она подагрическими пальцами по очереди сняла с них крышки.

– Земля, вода, ветер и огонь, – поочередно пробормотала старуха, бросая по щепотке сухих трав из каждого сосуда в стоявшую перед ней богато разукрашенную латунную чашу.

ГЛАВА 1

Ужасные несчастья могут обрушиться на любого, кто очертя голову бросается в неведомое. Кэтрин знала об этом. И все же расстилавшийся перед ней туман, синевато-серый и непроницаемый, ни на миг не задержал ее, как можно было бы ожидать. Напротив, она неутомимо стремилась все дальше вперед и лишь морщилась время от времени от промозглой и липкой сырости, что обволакивала ее со всех сторон. Копыта Ориона приглушенно застучали по мягкой земле, когда молодая женщина небрежно подстегнула коня в направлении смутно видневшихся впереди высоких зарослей вереска.

Горе и смятение погнали ее прочь сначала из Глостера, а теперь в Лондон. Хотя, может быть, и не стоило отправляться в путь в такой непроглядный туман. Разумнее дождаться, когда наступит день, а не нестись со всех ног в предрассветной темноте через необъятный Гайд-парк. Но выносить заполнявшую дом и воцарившуюся у нее в сердце мертвящую тишину больше не осталось сил.

Она несколько раз хлопнула Ориона ладонью по крупу, понукая коня вперед и гоня прочь мысли о том, как будет браниться ее брат Кэм, когда узнает о ее безрассудстве. Внезапно впереди из непроглядного тумана до ее ушей донесся посторонний звук. Резкий, хотя и приглушенный, как если бы кто-то наступил на сухую ветку, засыпанную мокрыми листьями. В следующий миг она его увидела – в тот же самый момент его увидел и Орион. Подобно языческому колдуну, призывающему огнедышащего дракона, прямо перед ними неясно замаячил высокорослый мужчина в развевающемся черном длиннополом плаще, заслонив собой лежащую впереди тропу.

Орион пронзительно заржал, метнулся куда-то вправо и, слепо забив копытами, поднялся на дыбы. Мужчина выплыл из тумана, схватил лошадь под уздцы и играючи одним рывком поставил ее на все четыре ноги, как будто перед ним оказался не обезумевший от страха конь, а своенравный пони. Глаза у Ориона стали белыми от ужаса, он елозил задними ногами, разбрасывая вокруг себя куски дерна. Мужчина же с поразительным спокойствием продолжал безжалостно тянуть уздечку, удерживая морду Ориона, к земле. В конце концов, лошадь в последний раз фыркнула и утихомирилась.

В воздухе повисло долгое и неловкое молчание.