— А вот и наш театрик, — сказала Бетти.

Перешагнув порог, она начала щелкать переключателями. Ее спутник заглянул внутрь, и ему — уже не впервые — показалось, будто он попал в сказку «Тысячи и одной ночи».

— Освещение, разумеется, было газовое, — пояснила Бетти. — А в остальном все осталось таким же, как и при Флавии Веннер.

— Именно здесь она давала частные спектакли?

— Да. И здесь же умерла.

Следует заметить, что Бетти вздрогнула, как будто обожглась. Но Ник, отдернув руку и выпрямившись, словно боясь вывалиться наружу через отверстие в занавесе, как труп в детективном романе, посмотрел вправо.

— Спокойно, — прошептал он девушке на ухо. — Там всего лишь Винс… нет, ей-богу, это ваш отец!

— Ну ладно, — продолжал мягкий голос Дуайта Стэнхоупа. — Что вы хотели мне сказать?

Дуайту Стэнхоупу было лет пятьдесят пять, однако энергией и живостью он не уступал и тридцатилетнему. Он стоял спиной к ложе бенуара, и было видно, что костюм сидит на нем превосходно. Затем Стэнхоуп подошел к барной стойке, обернулся и облокотился о столешницу.

Владелец «Уолдемира» — высокий, стройный, ни грамма лишнего жира — всегда держался очень прямо. Цвет его волос часто именуют стальным, однако его оттенок больше напоминал немытое овечье руно. Глаза, голос и манеры Стэнхоупа были мягкими, даже деликатными, хотя яркий румянец на щеках выдавал, что у него высокое давление.

Внизу, в гостиной, Кристабель Стэнхоуп беседовала с Винсентом Джеймсом. Точнее, говорила Кристабель, а Джеймс подбрасывал игральные кости и слушал.

— Посмотрим, — говорила Кристабель. — Какой у нас сегодня день?

— Четверг.

— Значит, Новый год наступит в ночь с субботы на воскресенье. Ну и повеселимся мы! Дети со всей округи ждут не дождутся…

— Вы каждый год празднуете?

В четверть четвертого ночи в дом проник взломщик.

В тот день луна по календарю всходила в половине третьего ночи. В слабом, мертвенном свете убывающей луны был едва виден особняк, именуемый на конвертах для писем «Уолдемир», хотя Флавия Веннер называла его Домом Масок.

Большой и массивный дом, квадратный в плане, с восьмиугольными башенками с двух углов по фасаду, был выстроен из гладких серых каменных блоков. Сегодня мы называем такой стиль викторианской готикой, потому что крыша и башенки украшены фальшивыми зубцами. Над ними возвышался покатый фронтон и купол с флагштоком. Парк, усаженный крепкими деревьями, и высокая металлическая ограда отделяли дом от дороги на фешенебельный курорт Танбридж-Уэллс. В темных окнах — во всех трех этажах с тыльной стороны дома — отражался морозный свет луны.

Взломщик сверился с наручными часами.

Почти пора!

Николас Вуд, которому отвели спальню на втором этаже, услышал грохот.

Он давно уже ворочался в постели в холодной полудреме; не в силах заснуть, он гадал, чего в действительности хочет от него хозяин дома, в чем тут подвох и что ему делать — бодрствовать или спать.

Он повернулся на левый бок и услышал, как часы на колокольне пробили три. Спустя какое-то время снова перевернулся — пробило четверть четвертого. С того времени он находился в полузабытьи; его разбудил страшный грохот, от которого, казалось, зашатался дом.

Так грохочет груда упавших на пол тяжелых металлических предметов.

Николас Вуд рывком сел. Спросонок он даже не понял в первый момент, где находится. Фрагменты головоломки никак не желали складываться. Из-под двери тянуло сквозняком; холод взбодрил его. Скинув одеяло, он потянулся к выключателю. Часы на прикроватном столике показывали двадцать восемь минут четвертого.