Сказать по правде, в прежние времена мы приходили бы в себя целую неделю. Моя, с позволения сказать, дочь выходит замуж, а он не только что не еврей, он даже не человек.

— Папа, — это она говорит мне спустя две секунды после того, как я отказался разговаривать с ней до конца дней своих, — ты сразу полюбишь его, едва познакомишься ближе, обещаю тебе.

И что я могу ей ответить? Только чистую правду, как поступал всегда: едва я познакомлюсь с ним ближе, меня вывернет наизнанку. От одного вида марсиан меня тошнит.

Но с этой девчонкой приходится обращаться в шелковых перчатках, как и с ее матерью. Я просто говорю ей то, что чувствую, прямо и от всего сердца, а ее лицо тут же превращается в печеное яблоко, и хлынувшие из расщелин воды Атлантического океана превращают в грязь ее косметику. Такой я и вспоминаю ее через шесть месяцев — стоит передо мной с мокрым от слез лицом и вынуждает меня чувствовать себя чудовищем (это меня-то!), когда на самом деле им является ее так называемый муж.

Потом она отправляется к нему — жить вместе с ним (в Нью-Горизонт-Виллидж, Крэг-Сити, Марс), а я все пытаюсь сказать себе: не мое это дело — ну как бы это правильно сформулировать — разбираться с ним лично; если моя дочь в состоянии терпеть такого мужа, то чего жаловаться мне? Не то чтобы мне нужен был зять, способный продолжить мое дело; мой бизнес будет процветать и без всякого моего присутствия. Только радоваться нечему.