Ему приснилось, что он открыл глаза от стука двери и увидел, что из соседнего купе вышел невысокий широкоплечий человек. Он медленно опустил глаза, отыскал Шахова, лежащего на полу с раскинутыми по сторонам руками, и наступил ему ногой на грудь.

— Уберите ногу, — сказал Шахов.

Человек улыбался, скаля белые зубы; на груди сквозь тельняшку просвечивала татуировка.

— Уберите ногу, — повторил Шахов.

Искусство восстания — самое трудное в мире. Оно требует не только ясного и мужественного ума, не только тонкого лукавства, не только расчетливости шахматиста. Оно требует прежде всего спокойствия: спокойствия, когда нужно гримировать лицо и изменять походку, чтобы из Выборгского подполья руководить революцией; спокойствия, когда план, выработанный бессонными ночами в шалаше, в болотах под Петроградом, готов рухнуть; спокойствия, когда сопротивление сломлено наконец; спокойствия, когда надо брать в руки власть и руководить шестою частью мира.

Против красногвардейцев — прямолинейного авангарда революции, матросов — людей, привыкших с веселым спокойствием ставить свою жизнь на карту, и солдат, пропахших потом мировой войны, несущих на своих штыках ненависть, воспитанную в Мазурских болотах, — Временное правительство противопоставило свою гвардию — юнкерские училища, ударные отряды смерти, и свой комнатный героизм — женские батальоны, язвительно прозванные «дамским легионом».

Ему оставалось к тому времени надеяться лишь на то, что враг будет побежден главным образом при помощи заклинаний.

Вместо того чтобы попытаться опровергнуть блестяще доказанную неспособность к управлению государственными делами, члены правительства выражали друг другу соболезнование; вместо того чтобы защищаться, они, как благовоспитанные люди, уступали насилию.