Сладостные, красочные видения, ласкающие плоть тысячами влажных, мягких языков, в мгновение рассыпались цветными искрами. Окутывавшая тело истома исчезла. Ганис, только что стонавший от наслаждения, готов был заскулить от тоски.

Открывать глаза было почти больно.

Взгляд уперся в неопрятно-бурый потолок, по которому неторопливо полз черный клоп.

– Все, время вышло, – донесся тихий, почти неслышный голос.

Борясь с потяжелевшим телом, Ганис сел. Мускулы ныли, будто последний час он не лежал, а ворочал мешки в порту. Перед глазами все расплывалось. Чтобы восстановить зрение, пришлось несколько раз моргнуть.