В кабинете душно. Встать и открыть форточку Павлу Михайловичу лень. Видно, такой уж сегодня задался день: ничего не хочется, ничего не ладится. С утра поцапался с женой: ей приспичило с утра! Дура полная, как будто не знает, что в понедельник большая планерка, и не дай боже на нее опоздать. Конечно, если быть честным, планерка планеркой, а при желании можно все успеть, но вот как раз желание у Павла к своей законной супруге в последнее время начисто отсутствовало. Это обстоятельство его мало волновало, и если бы не приступы раздражительности, подступавшие, как ком к горлу, доводившие до бешенства, можно было бы давно забыть о необходимости подобных отношений, почему-то возведенных народным кодексом в ранг непременных супружеских обязанностей.

Вообще-то он не любил об этом думать. Случалось, что в редкие минуты душевного затишья в нем возникало некое подобие желания, но, не находя рядом предмета вожделения, Павел спешил опорожниться испытанным незатейливым способом. После этого, давя омерзение, он ненавидел себя, свою жену, а заодно и весь мир. Если бы не тесть, он бы ушел от жены, благо, моральные критерии для чиновников в нынешние времена расширились до неприличия, а чаще всего, на них просто никто не обращает внимания. С кем ты, как ты — никого не волнует; главное — не засветись в какой-нибудь паршивой газетенке или, того паче, не попади на телевизионный экран.

Тестем у Павла Михайловича был Монстр. Расшифровывалось это прозвище весьма просто: Молох Нестор Трофимович. Только дикий в их области не знал этого огромного, двухметрового мужика, служившего всю жизнь по жандармскому ведомству, которое за последние пару веков не единожды меняло название, сохраняя при этом зловещую сущность тайного ордена. Последние лет тринадцать, возглавляя это жутковатое учреждение в их забытом Богом и президентом регионе, Молох фактически стал полноправным хозяином огромного края, а напыщенный и вечно озабоченный своей значимостью губернатор крутился у него в «шестерках», потому как стучать Монстру на своих ближних начал чуть ли не со школьной скамьи. Да и губернатор этот был на его веку уже третий, а до того приплясывали перед угрюмым чекистом еще полтора партийных секретаря обкома, и это в те-то времена! Сегодня что, сегодня свобода, все под органами, куда ни верти, пусть пока на бумаге, но эффект уже есть. При обкомах все было проще и сложнее, ты — хоть и меч партии, — но саму партию трогать ни-ни, только с разрешения вышестоящего органа.

Нестор Трофимович слыл человеком старых убеждений, числил себя истым андроповцем и при случае всегда возмущался исторической несправедливостью, отпустившей его кумиру столь краткий миг всевластия в давно покинутой Богом стране. К замужеству единственной и посему любимой дочери отнесся со злобой и раздражением. Еще бы: кровиночка его притащила в дом некую непутевость. Мало того что из раскулаченных, в городе — ни кола, ни палки, статью и силенкой бог обидел, так еще и не чекист. Ну как, как его дочь могла подсунуть отцу такую подлянку! Даже не стукач из разжиревших новых буржуев — обычное деревенское недоразумение в штанах.

Зятя он открыто ненавидел, и если бы не Веркино брюхо, хрен бы состоялось это родство.