Окно ординаторской было раскрыто настежь, однако воздух внутри все равно был спертым. Пахло табаком, спиртом и еще чем-то непонятным, кисловатым — то ли перекисью водорода, то ли квашеной капустой.

«Дежурные хирурги опять отдыхали, — подумала Наташа, проходя через квадратную комнатку прямо к окну. — Хотя бы одно радует: ночь была спокойная, безоперационная».

Высунувшись в окно, Наташа с удовольствием глубоко вдохнула. На улице ощущалось слабое дыхание осени: середина сентября, еще теплая, но уже немного грустная пора, которая словно неизбежно влечет за собой долгое прощание с чем-то очень-очень хорошим. Но было в этой поре нечто неуловимо притягательное, некое щемящее чувство, которое при всем желании нельзя было назвать неприятным.

Постояв немного у окна, Наташа присела на диван в углу ординаторской и оглядела комнату. Вспомнила, как пришла сюда, в Пятую Городскую больницу, впервые год назад, после окончания мединститута, на время интернатуры. Тогда она еще была восторженной выпускницей с красным дипломом и считала себя невероятно грамотной и все-все знающей и понимающей в медицине. Сейчас она понимала, что все ее знания были чисто теоретическими и к реальности имели мало отношения. Тогда она была восторженной девочкой, идеалисткой, которой и в голову не могло прийти, что бывалые хирурги могут по ночам пить разведенный спирт, откровенно кадрить молоденьких и не очень медсестер и весьма цинично отзываться о больных, находящихся на их попечении.

Наташа, впервые окунувшись в жесткую действительность, поначалу была шокирована. Ей хотелось самой изменить здесь все, навести порядок и сделать так, как должно быть в идеале. Это теперь она понимала, насколько была наивна, что во всем виноваты не отдельно взятые врачи, а система здравоохранения в целом, а тогда… Она вспомнила, как пришла в кабинет к заместителю главного врача Алексею Дмитриевичу Никанорову и с горящими глазами в течение получаса вдохновенно вещала о том, какие недопустимые, по ее мнению, вещи творятся в отделении, что врачи забывают о своем изначальном предназначении, о том, что избрали святую профессию, что дорогостоящие препараты уходят налево, что для нормальной работы не хватает элементарных материалов и инструментов, не говоря уж о современных аппаратах…

Виктор Иннокентьевич Новожилов, главный врач Пятой Городской больницы, приоткрыл глаза и сразу зажмурился от бьющих в глаза солнечных лучей. Несмотря на начало октября, день выдался погожим и теплым. Он поморщился от того, что супруга на ночь не задернула шторы. Не делала она этого по той причине, что они якобы выгорали от солнечных лучей. Виктор Иннокентьевич невольно почувствовал раздражение к жене. Заботится о каких-то идиотских вещах! Шторы ей жалко! Как будто трудно купить новые… Виктор Иннокентьевич, слава богу, зарабатывает достаточно, чтобы не экономить на подобных пустяках, а она словно не замечает этого!

Виктора Иннокентьевича всегда раздражала в жене эта неоправданная, с его точки зрения, экономия. Она, например, не позволяла домработнице выбрасывать пустые банки с завинчивающимися крышками, и те широкими рядами пылились на полках в кладовке. Для чего ей столько пустых банок — непонятно. Даже использованные полиэтиленовые пакеты заставляла мыть, а потом сушить на протянутых в кухне веревках. Эта привычка осталась еще с советских времен, когда такая элементарная вещь, как пакеты, была дефицитом. Но ведь с тех пор прошло столько лет, а эта ужасная привычка, казалось, впиталась в кровь жены.

Виктор Иннокентьевич отчасти понимал изначальные причины этого. Жена его, Тамара Петровна, приехала в город в семнадцать лет из села Красная Речка и познакомилась с ним на вечере танцев в институтском общежитии. Виктор Иннокентьевич был местным, а на танцы к девчонкам из института механизации сельского хозяйства его затащил друг. Тогда Тамара была стройной, юной и весьма привлекательной. Особенно хороши были ее длинные волосы цвета льна. Он пригласил ее танцевать и в процессе рассказал о себе. Точнее, как он понял потом, Тамара сама весьма искусно выведала у него все. Он даже не заметил, как рассказал ей о себе именно то, что волновало девушку: где живет, что за жилплощадь, чем занимаются родители, где учится, а потом уже сделала собственные выводы, что этот парень весьма перспективная для нее, деревенской девчонки, кандидатура.

Что странно, Тамара, никогда не отличавшаяся высоким уровнем интеллекта, была очень крепка житейским, практическим, каким-то крестьянским умом. Ему же, интеллигенту в третьем поколении, из династии медиков, тогда это было невдомек. Как-то очень умело Тамара построила их отношения, через полгода подведя Витю к мысли, что им пора отправляться в ЗАГС. Повод был банальным, но действенным: потупив глаза, Тома заявила, что беременна и что отец с матерью приедут в ближайшие выходные принимать от Вити сватовство. Новожилов слегка обалдел от такого поворота и стремительно развивающихся событий, опешил настолько, что просто не успел все как следует обдумать и просто промямлил нечленораздельно, что да, конечно, так и будет…

Родители Томы оказались еще более ушлыми в этом плане. Виктор помнил, какие глаза были у его мамы, доцента кафедры гинекологии, когда новоявленная сваха обстоятельно изложила за столом программу дальнейшей жизни молодых. Что жить они будут поначалу у Новожиловых, но с рождением ребенка им, конечно, понадобится отдельная жилплощадь. Что Томочке необходимо взять академический отпуск в связи с ее положением, а заканчивать институт она будет после. Что на свадьбе с их стороны будет не менее сорока человек, по-другому никак нельзя, потому что это все самая ближайшая родня. И что расходы, разумеется, должна взять на себя семья жениха, потому что с них, бедных крестьян, просто нечего взять. Да, и подарком молодым на свадьбу должен стать личный автомобиль, чтобы удобно было возить ребенка на дачу…