После того как Силан материализовался и стал воспринимаем человеческими чувствами, он решил выждать несколько мгновений. Он молча разглядывал очень занятого рыжеволосого молодого человека, сидевшего на расстоянии вытянутой руки за письменным столом. Паренек был столь прискорбным образом поглощен литературным творчеством, что не заметил своего призрачного посетителя. И Силан ждал...

И как всегда, для постороннего наблюдателя движения творческого письма являли тот налет гротеска, который накладывается на любую разновидность процесса порождения. Силан с тревогой взирал на судорожные гримасы паренька, которые казались фантому странными и жутковатыми. Ибо сей смертный мир, как хорошо помнил Силан, был необычайно богат предметами, доставляющими удовольствие, когда их держат в руках или пробуют на вкус – мир, в котором этот задумчивый паренек теребил и покусывал кончик черной ручки. За пределами этой душной комнаты были звезды, солнечные закаты или громадные горы, видимые почти с любого места в смертном мире, который пытливому существу, ищущему подходящие места, мог предоставить также такие восхитительные запахи, как аромат вербены и пачули, и тлеющих благовоний, и скошенных полей под огромной луной, и сосновых лесов, и крепкие соленые запахи ветра, веющего с моря.

Более того, в этот самый момент в чудесном мире за пределами этой довольно-таки душной комнаты вы могли бы повстречать те более нежные, просто младенческие ветерки, которые сейчас, на исходе апреля, постоянно шептали в верхушках деревьев о прелестях мира сего; либо вы могли услышать безумно милый голосок птицы, неуверенно взывающей весенней ночью со странной и пронизывающей сладостью; или, если бы вы зашли чуть дальше в поисках приключений, вы могли бы услышать бархатный, негромкий, сладкий голос женщины, с поддельным смущением пытающейся воспрепятствовать вашим домогательствам... Наконец, за пределами этой заваленной книгами комнаты был тот незабвенный мир смертных, в котором восприимчивый молодой человек мог припеваючи жить как король, располагая лишь наследственным достоянием всякого – пятью человеческими чувствами.

Джеральд спустился на девятнадцать ступенек вниз, и в полумраке обнаружил стоящего в ожидании рядом с оседланным конем еще одного молодого человека, с волосами такими же рыжими, как и у самого Джеральда Масгрэйва.

– Для того, чтобы ты мог быстрее свершать свое странствие к предназначенной тебе цели по дороге, где любят разгуливать женщины, – начал незнакомец, – я раздобыл для тебя коня.

Говорящий не был незнакомцем в полном смысле слова. Изучая магию, Джеральд уже имел дело с рыжеволосым Горвендилом – Лордом Предместий Антана.