Тяжелый полуденный покой царил над необъятной канадской территорией, занятой лесами, полями и озерами.

Лось и олень-карибу, просыпающиеся с первыми проблесками дня раньше всех остальных животных, вдоволь насытились и отдыхали теперь, совершенно недвижные в преждевременном зное февральского солнца.

Рысь, свернувшись кольцом в своей берлоге среди хаоса огромных камней и скал, терпеливо выжидала момента, когда дневное светило склонится по северному небу к западу и позволит снова выйти на охоту. Птицы, готовые ежеминутно сорваться с ветки, сладострастно ерошили свои перья и были безмерно счастливы под лаской животворного тепла, сгоняющего с полей последние зимние снега.

Стоял час, когда опытный охотник сворачивает с проторенного следа в сторонку, снимает с себя свою тяжелую поклажу, собирает немного хвороста, раскладывает костер, завтракает, закуривает трубку, и в то же время самым напряженным образом приглядывается и прислушивается ко всему тому, что происходит вокруг.

Едва только вы пытаетесь возвысить голос, он подносит палец к губам и начинает быстро бормотать:

В продолжение нескольких долгих минут Родерик думал, что Жизнь окончательно покинула тело его молодого друга.

Ваби лежал совершенно недвижно, и лицо его хранило такую мертвенную бледность, что Родерик, почти столь же бледный, стал взывать к нему голосом, полным отчаяния и слез.

Проводник Родерика стал на колени перед обоими молодыми людьми. Просунув руку под толстую рубаху Ваби, он держал ее там с минуту, а затем решительно заявил:

— Сердце еще бьется.

С этими словами он вытащил из кармана маленький металлический флакон, открыл его и протиснул горлышко между плотно сжатыми челюстями Ваби. Как только несколько капель чудесной жидкости попало в горло измученного юноши, проявился ее немедленный эффект.