Всё началось, когда одна пейзанка из нашей группы заорала в телефонную трубку: «Свет! Рим — это просто отвал башки!»

Или нет, раньше, когда я сидела спиной к фонтану «Треви» и бросала правой рукой через левое плечо пятицентовые монетки. Одну, чтобы когда-нибудь ещё вернуться в Рим, вторую, чтобы найти в Риме свою любовь и третью, чтобы эту любовь потерять. Первые две бодро булькнули в зеленоватую воду, а третья, словно бы растворившись в воздухе, до цели почему-то не добралась. «Вот дура, промазала», — подумала я и стала рыться в карманах в поисках ещё одной. Но, ни в правом, ни в левом ничего не оказалось. Была у меня, конечно, где-то в сумочке монета в два еврика, но два еврика для таких целей, согласитесь, чересчур.

А, может, и ещё раньше, в военном музее замка Сант-Анджело, когда наш итальянский гид, наш прекрасный Костантино, с упоением рассказывал, про то, как во время осады какой-то крепости у римлян закончились камни для баллисты, и легионеры стали использовать в качестве снарядов отрубленные головы врагов, а когда кончились и они, в ход пошли головы их погибших товарищей. Возможно, Костантино этой историей хотел показать нам всю глубину презрения легионеров к смерти, только на нас она произвела впечатление тягостное. Некоторые дамы из группы издали долгое протяжное «фу-у-у-у».

Но, в любом случае, важно не то, с чего всё началось, а то, что произошло дальше. Об этом, собственно, и рассказ.

В нашу последнюю ночь в Риме я шла по Виа Национале в сторону Площади Республики. Я прощалась с Вечным городом, с моими римскими каникулами, с долгожданным праздником, который не смогли испортить ни отвратительная гостиница, ни колхозницы из группы, ни мерзкая погода.

Мне было грустно. Грусть моя крутилась вокруг прощания, через пару кварталов она перетекла в раздумья над вечным вопросом русских туристов в Европе: «Почему у нас не может быть также?», потом, разумеется, я подумала, как бы было хорошо остаться здесь жить, причём так, чтобы мне было не тридцать четыре, а двадцать два и чтобы я была не экономистом второй категории, а, скажем, модным фотографом или художником, чтобы у меня была маленькая квартирка где-нибудь в районе «Трастевере», и чтобы я периодически просыпалась там в одной постели с каким-нибудь Бруно или Козимо…

Когда я спустилась с небес на землю, оказалось, что я стою у витрины магазина мужского белья «Gigolo» и пялюсь на то, что в ней представлено. Вообще-то, вот уже почти три года, как мне ничего и некому в таком магазине покупать, но видимо, поэтому я там и остановилась. И ещё, может быть, потому, что вокруг не было ни души, ни на моей стороне улицы, ни на противоположной.

Из-за грязноватого витринного стекла в меня целились прикрытые трусами пластмассовые причиндалы и задницы, за которые так и хотелось ухватиться обеими руками. Взгляд мой долго бродил по этому роскошеству, пока я, наконец, не поняла, насколько глупо сейчас выгляжу, и, хоть вокруг по-прежнему никого не было, сделала шаг в сторону и повернулась к витрине спиной. Что именно со мной произошло дальше, я поняла не сразу, а только когда мотороллер с сидящими на нём парнями с противным треском уносился от меня прочь. В правой руке того, который сидел на мотороллере вторым, была моя сумка, а в моей, соответственно, уже не было ничего. Я только успела заметить, что оба вора были в чёрных «лакированных» кожаных куртках, голубых джинсах и белых мотоциклетных шлемах.

«У них тут даже воры стильно одеваются», — подумала я, но додумать мысль не успела, потому что в следующую секунду из-за афишной тумбы выскочил маленький человек в сером плаще и с неимоверной скоростью бросился наперерез мотороллеру. Он даже не бежал, а летел, не касаясь асфальта, и через секунду его рука вцепилась в того, у которого была моя сумка.

Горшок для «цветов» я купила прямо в гостинице у очень похожей на торговку с какого-нибудь Чиркизовского рынка горничной.

— Scusi, signora

[1]

! — сказала я, не особо рассчитывая на адекватный ответ. — Do you have vase for flowers? Quanto costa

[2]

?

И я показала на огромных размеров горшок в холле перед лифтом, из которого торчала чахлая деффинбахия.

— Vaso per fiori

[3]

? — уточнила итальянка.

Я кивнула. Та удалилась в подсобку, погремела там чем-то и через минуту вернулась с коричневым керамическим горшком в руках.

В автобусе я под косые взгляды пейзанок нагло уселась рядом с Костантино и сделала вид, что у меня есть к нему множество важных вопросов. Для пущей убедительности, раскрыла перед ним карту Флоренции. Костантино, вероятно подумав, что я его кадрю, расцвёл.

— Вы не знаете легенду о Флорентийской голове? — спросил он так, будто речь шла о «Красной шапочке».

Я помотала головой и придурковато улыбнулась. Костантино отреагировал мгновенно — пододвинулся ближе и положил свою руку мне на запястье. «Сколько же ты, козёл, наших в койку затащил?» — подумала я.

— Жила была в пятнадцатом веке одна бедная флорентийка, — начал он вкрадчиво, — которая была влюблена в очень знатного господина. Разумеется, их союз был невозможен. Знатный господин был женат, у него были дети. Но случилось так, что этот знатный господин был по навету обвинён в связях с сатаной, осуждён и вскоре казнён на центральной площади города, а семья его изгнана из Флоренции…

Я слушала, думая про себя, что Костантино очень хорошо для иностранца говорит по-русски, что от него вкусно пахнет, и что у него тёплые руки; всё портили тёмные вороватые глаза, которые нагло шарили по моей груди, и ещё колючая на вид щетина — только это не давало мне растечься манной кашей по белой скатерти.

Я плюхнулась на велюровое сидение с точно такой же обивкой, как и в моём «Polo», и уставилась в окно, на зимний итальянский пейзаж. Подумала: «Вот бы нам такую зиму, была б тогда в ленинградской области своя Эмилия-Романия или Тоскана…» Но всё это было лишь робкой попыткой не думать о голове. «Она ведь сейчас в моём красном чемодане на колёсиках, — думала я, — завёрнутая в украденное из гостиницы большое полотенце, а чемодан внизу, в багажном отделении автобуса, а автобус едет из Рима во Флоренцию…»

Представив эту странную матрёшку в разрезе, я улыбнулась. «Если козлоногий Костантино не наврал хотя бы половину, то от этой штуки мне будет толк», — подумала я, засыпая.

Всю дорогу до Флоренции я проспала, как сурок. Меня даже никто не удосужился разбудить во время санитарной остановки у какой-то заправки. Эту самую остановку, а вернее, цены в кафе на заправке и обсуждали мои пейзанки, пока мы все стояли в холле гостиницы «Mia Cara», ожидая, пока нас расселят.

— Суп — восемь евро! Второе — семь евро! — сокрушалась одна, — кофе — два евро! Булка — ещё три! — вторила ей другая.

— У-у-у-у-у, — одобрительно гудели остальные.