Склон был скользким с началом весенней грязи. Тассельхоф Непоседа тщательно выбирал дорогу, стараясь ступать только на самые сухие места, используя свой кендерский хупак для сохранения равновесия. Время от времени он останавливался и исследовал дальнейший путь при помощи хупака, чтобы проверить глубину стоячих луж. Он знал по опыту, что грязь могла быть такой же обманчивой, как и неудобной.

Двумя днями ранее он оставил надежду проехаться по этой местности на повозке какого-нибудь фермера или торговца. Ни одно транспортное средство не смогло бы преодолеть дороги в нынешних условиях. Конечно, через день или два дороги подсохнут и движение снова загрохочет и затрясется по ним. Но сейчас не оставалось никакого другого выхода, кроме пешего путешествия.

Тассельхоф был уверен, что путешествие будет стоить того несмотря на мокрые ноги, заляпанную грязью одежду и никак не желающий разжигаться костер во время ночевок в сырой пустоши. Утеха, городок на деревьях, лежит впереди и по всем прикидкам это было место, которое стоило увидеть. Несколькими столетиями ранее, после большого Катаклизма, граждане Утехи искали защиту от мародеров и блуждающих монстров на гигантских деревьях — валлинах. Теперь же о причудливых домах на ветвях, о веревочных мостах, протянутых высоко над землею, говорили всюду на Кринне.

Остановившись на горном хребте, с которого открывался вид на легендарный городок, кендер не смог подавить вздох удивления. Странные соломенные крыши, проглядывающие сквозь вершины крон гигантских деревьев, выглядели волшебными и уютными одновременно. Пучки дыма из кухонь поднимались высоко к синему полуденному небу.

Гостиница «Последний Приют» находилась высоко на ветвях одного из самых могучих валлинов в Утехе. Это выглядело гармоничным, поскольку гостиница являлась одним из наибольших зданий в городе. Даже с земли она выглядела привлекательно и уютно. Укрытая ветвями сильного дерева, двухэтажная гостиница казалась зачарованной.

Только один недостаток можно было выявить. Длинный, обвивающий несколько раз ствол дерева пандус вел ко входу в гостиницу. Неподготовленный посетитель, пыхтя и уже созрев для выпивки, поднимался к дверям, расположенным более чем в десяти метрах от земли. Само собой, у пандуса имелись крепкие перила, которые могли пригодиться когда клиенты разминались между собой на нем.

Этим вечером Танис и Флинт как раз поднимались по мучительно длинной наклонной поверхности пандуса.

Остановившись на мгновение, чтобы прислониться к стволу, Флинт раздраженно пробурчал в усы:

— Клянусь, этот мошенник Отик каждый год поднимает эту гостиницу немного выше. Кроме того, какой идиот сделает так, чтобы в его лавку было трудно попасть и легко выйти?

Зубодробительный храп заставил налитые кровью глаза Флинта открыться в замешательстве. Он лежал на спине, на своей кровати, одетый в грязные бриджи и один-единственный тяжелый ботинок. Вытянув шею, чтобы осмотреться, гном увидел знакомый буфет и стулья, которые находились в его собственном доме, расположенном в полом стволе валлина. Как я попал сюда? — подумал Флинт.

Последнее, что он помнил, это то, что он сидел на одном из удобных стульев Отика в гостинице «Последний Приют». Тогда была ночь. Приглушенный занавешенными окнами свет, проникающий в дом, подсказал гному, что уже день. И день уже довольно давно. Нахмурившись, Флинт резко сел и сразу рухнул обратно на кровать. Пульсирующая болью голова подсказала ему, отчего у него случился провал в памяти. Вчера вечером он действительно напился.

Затем он увидел Таниса. Все еще полностью одетый, в бриджах, ботинках, тунике и шерстяном жилете, Полуэльф лежал лицом вниз на дощатом полу возле камина. Маленькая лужица слюны натекла из его приоткрытого рта. Старый гном искренне расхохотался, несмотря на то, что это вызвало новый всплеск боли в голове.

Вздрогнув, молодой Полуэльф проснулся и вытер слюну с губ тыльной стороной ладони. Его обычная повязка, которой он сдерживал свои длинные и непослушные рыжевато-каштановые волосы, сползла на глаза и Танис раздраженно передвинул ее обратно на лоб. Заметив развеселившегося гнома, Полуэльф нахмурился. Он медленно поднялся и сел, схватившись за голову обеими руками.

— Отиков эль — верный способ свалиться замертво, — простонал он.

Ясный и чистый голос Таса разрезал утренний туман, оглашая окрестности вокруг Южной дороги. Он был уверен, что отошел уже на четыре или пять миль от гостиницы «Последний приют», напевая кендерскую дорожную песенку.

Это было необыкновенно приятное утро, одно из таких, которые кендер особенно любил. Его разбудили приветливые лучи солнца, пробившиеся через оконные витражи его комнаты. Яркий свет не позволил кендеру долго валяться в постели. Лучший за много месяцев завтрак, состоящий из картошки с пряностями, варенных утиных яиц и ягодного кекса со свежими сливками имел еще лучший вкус в сочетании с забавными историями, которые рассказывал хозяин гостиницы.

Тас поклялся, что когда-нибудь он вернется в Утеху. Городок был слишком прекрасен, чтобы не посетить его по крайней мере дважды. Как-нибудь в другой раз, конечно. Кендер был в таком возрасте, в котором поиски приключений и скитания по миру занимали все его время.

Ни один кендер не мог позволить себе занимать свои мысли пустым желудком и Тас перед уходом из города купил себе еды. В подвернутом под руку пакете Тас нес длинный батон твердого хлеба, кусок желтого сыра и флягу свежего молока. И все же он был озадачен появлением в пакете трех спелых красных яблок; он помнил, как восхищался ими, когда платил за остальные свои покупки, но каким образом они попали в пакет?

Гезил Бишоп был человеком, мало интересующимся жизнью.

Он давно уже покорился своей судьбе. Фатализм Гезила скорее всего имел отношение к его воспитанию в области Трот, на восточной границе Соламнии. Тротианцы были суеверным кочевым народом, их культура была переполнена преданиями и сказаниями. В результате не было ни одного происшествия, которое Гезил не смог бы после недолгих раздумий приписать какой-то высшей силе. Все, что включала в себя жизнь определялась удачей. Например, люди, у которых водились деньжата, были удачливы. Гезил же, у которого они не водились, был неудачлив. Хуже всего то, что удача — хорошая, плохая или безразличная — была ничем иным, как прихотью сверхъестественных сил. Так считал Гезил.

Когда человек не верит, что тяжкий труд будет вознагражден процветанием, а лень наказана бедностью, он обычно не особо усердный работник. Гезил и жил бы безразличной жизнью, если бы не знал, что и награда и возмездие (особенно возмездие) воздадутся ему от его жены.

Он встретил ее несколько лет назад, приехав для работы в город Дерн, где Хепсиба жила в вполне обеспеченном родительском доме. Там она живет и теперь. Она была единственным ребенком, а ее отец был довольно успешным торговцем по меркам Дерна. Хепсиба была безнадежно избалована, а ее муж теперь расплачивался за это.

Гезил занимался делами с ее отцом в бакалейной лавке, когда туда вошла Хепсиба. В этот момент прогремел гром и молния ударила в деревенский колокол. Было ясно, что это какой-то знак и Гезил понял это. Однако он никогда не принимал решений, по крайней мере важных, не бросая Око.

Пузатый человек, от рождения имевший имя Вальдо Дидлбаум, был приблизительно тридцати пяти лет от роду и всегда гордился своей способностью узнавать и использовать возможности. Обдуманным было и его новое занятие, которым он уже занимался приблизительно двенадцать часов — предсказание. На самом деле у этого нового занятия было много общего с его предыдущей профессией, которой он зарабатывал две недели — странствующий бард.

У обеих профессий был потенциал для получения большого авторитета и соответствующего образа жизни; иногда они обеспечивали богатых покровителей или давали возможность пристроиться при дворе. Самое меньшее, они позволяли сделать хорошие деньги на улицах и в тавернах среди простого народа. Комфортная жизнь — было то, к чему всегда стремился Вальдо. Разве он, в конце концов, не заслуживал ее?

Алчный бывший карманник, жонглер, каменщик, моряк, вымогатель недавно выбрал для себя новую профессию барда, после того, как наблюдал выступление хорошо одетого барда, снискавшего всеобщее восхищение и мешочки с монетами в Телгаардской крепости на севере. Вальдо некоторое время назад служил там (и с малой для себя пользой, по его скромному мнению) в качестве третьего домашнего слуги. Он представлял это положение как временную неудачу, результат несправедливости и безуспешного вымогательства — он неосмотрительно пытался шантажировать жителя Клонисборо, когда обнаружил, что тот был предводителем самой безжалостной шайки контрабандистов в Соламнии. В интересах сохранения своей жизни Вальдо бросил все и сбежал в Телгаард.

В течение всех лет его простой жизни он с завистью наблюдал за преимуществами, которые имеют люди благородного рождения. Простое платье и изысканная речь давали ему всеобщее уважение, которое он желал, но к сожалению, уважением нельзя заполнить пустой желудок. Но, думал Вальдо, профессиональное уважение, наряду с высоким денежным вознаграждением, даст ему все, что он желал от жизни.

Модная одежда, высокопарное имя и пара-тройка побасенок были достаточными условиями для успешной карьеры менестреля, как думал Вальдо. Той самой ночью родился сэр Делбридж Фидингтон, а имя Гектор Смитсон, которое Вальдо взял как слуга было навсегда забыто.

— Прямо по этой дороге, — сказал Шанус, указывая большим пальцем. — Поверните вначале направо, после магазина модистки, а затем на лево. Вы не пропустите его, мастер Омардикар. Эээ…

— Достаточно просто Омардикар.

— Да, господин. Первый разводной мост на реке.

Делбридж подумал, что люди уже по-другому разговаривают с ним. В процессе подготовки к сегодняшнему дню, он послал из гостиницы список требуемой одежды, чтобы приобрести новый костюм, более подходящий для оракула: длинное фиолетовое платье, отороченное белым кроличьим мехом и украшенное абстрактными рисунками, и высокую кроличью шляпу. Шанус даже предложил оплатить его счет, чтобы Делбридж вернул деньги после своего назначения в замок.

Очень ободренный, Делбридж торопливо свернул по улице направо, а затем направился к реке. Большой каменный мост с подвижным дощатым настилом охватывал воду с обеих сторон. За рекой возвышался замок, вздымающийся вверх на утреннем солнце. Шаги Делбриджа по мосту были заглушены громовым рокотом стремительно несущейся воды под ним.

Небольшая фигура молодой женщины была обернута темно-синим плащом самого прекрасного покроя. Шелковый шарф василькового цвета полностью окружил ее лицо, завязываясь под подбородком и спускаясь по ее плечам до самой талии. Черты ее лица были практически идеальны, ее полные губы необычно краснели на фоне бледного угловатого лица.

— Если бы я не знала вас лучше, мастер Огненный Горн, — сказала она глубоким голосом. — Я бы могла подумать, что вы пытаетесь избегать меня. — Ее глаза цвета морской волны, столь же широкие, как две стальные монеты, смотрели на удрученно опущенные глаза Флинта.

Флинт поднял глаза, его щеки были пунцовыми.

— Конечно, нет… О, великий Реоркс! — простонал он. — Я не могу врать, если хочу спасти свою душу. Я избегал вас, но не по той причине, о которой вы думаете.

Танис заметил, что пешеходы на мосту стали останавливаться, чтобы поглазеть на необычно выглядящую женщину и взволнованного гнома.

Больше всего в крошечной камере Делбриджу досаждала влажность, затхлый запах гнили, которую не могла преодолеть даже свежая солома. Некоторое время он пытался дышать короткими вдохами через рот и это помогло, но вызвало болезненные ощущения в горле.

Также он ненавидел скуку. Камера была темной, так как в ней не было не только ни единого оконца, но даже полосы света под дверью, и скоро Делбридж потерял счет времени. Вначале он занялся тем, что попытался подсчитать количество каменных блоков на полу, ощупывая их пальцами, но скоро нащупал что-то такое, что вызывало в нем отвращение во время прикосновения. Таким образом он прекратил подсчеты и остановился на тридцати трех блоках. Где-то невдалеке он слышал, как капает вода. Тогда он принялся считать капли, но вынужден был сдаться на счете «девятьсот семьдесят два», когда вода стала литься дождем и звук падающих капель не превратился в неразличимый поток.

В конечном счете кто-то отворил дверь, но глаза Делбриджа настолько отвыкли от света, что он смог разобрать не больше, чем неясный силуэт человека в освещенном дверном проеме. Он попытался расспросить этого человека, подползти к нему, но, кто бы это ни был, он только что-то прорычал и бросил что-то на пол перед тем как снова захлопнуть дверь перед лицом Делбриджа. На холодном каменном полу Делбридж нашел кусок несвежего пористого хлеба и кожаный бурдюк с водой, содержимое которого пахло подобно внутренностям животного, из которого бурдюк был сделан. Даже Делбридж, при всей своей тучности, не смог заставить себя есть и пить.

Его главным занятием стало концентрирование мыслей на мелочах, которые досаждали ему, так как в другом случае ему пришлось бы думать о большой проблеме, такой как его затруднительное положение. Его явная беспомощность повергала его в панику. Прежде он никогда не оказывался в сложной ситуации, из которой не мог бы выйти солгав, обманув, украв или подольстившись. Он просто не знал, что ему делать в сложившейся ситуации, где он не видел никаких способов выпутаться.

Если кто-то придет сюда, как он сможет объяснить то, что произошла ужасная ошибка? Днем ранее он появился перед лордом Карстоном и узрел видение несчастья, которое произошло с единственным сыном рыцаря. Этот арест каким-то образом должен был быть связан с этим видением, поскольку Делбридж не сделал больше ничего с момента своего прибытия в Танталлон.

— Ты точно уверена, что твои заклинания сработали правильно? — спросил Тассельхоф, прищурившись на солнечном свете, заливающем Селану. Сидя со скрещенными ногами, он снова опустил глаза и принялся играть в «крестики-нолики», водя пальцем по пыли. — Я имею в виду, что мы расспрашивали всех в городе и в замке, но никто даже не слышал о парне по имени Делбридж.

Кендер провел пальцем третий крестик и затем перечеркнул все три, объявляя себя победителем одиночной игры.

— Я

знаю

, что мой браслет где-то в этой крепости, — упрямо сказала Селана, стоя над ним и скрестив руки поверх порванного и грязного темно-синего плаща. Ее лицо под свободно повязанным голубым шарфом было исцарапанным и загорелым на солнце.

— Мое первое заклинание указывало, что Делбридж пошел в Танталлон. А то, которое я бросила только что, безошибочно указало, что мой браслет где-то здесь.

Сине-зеленые глаза морской эльфийки обратились к большой прямоугольной башне, построенной из квадратных блоков серого ребристого гранита.

Снова превратившись в воробья, Селана спряталась, наблюдая за Балькомбом, прыгнувшим с парапета окна своей комнаты. Браслет был ясно виден на его запястье. Очевидно воспользовавшись заклинанием полета, он взлетел над кронами деревьев к северу от городка, растворяясь в утренних серых облаках.

Казалось, он направляется глубоко в горы, вдоль берега большого горного ручья, который отделял замок и город Танталлон. Селана подождала две минуты, затем полетела за ним, надеясь сохранять достаточную дистанцию для того, чтобы быть вне любых заклинаний обнаружения, которые маг мог бы бросить.

Так близко! Она держала браслет в зубах! Ее сердце заболело при этом воспоминании. Морская эльфийка ощутила приступ чувства вины за то, что оставляет Флинта и Таниса в тюрьме. Заботливый гном ей казался самым добрым существом из всех, кого она встретила на земле, несмотря на его частую раздражительность. Она подозревала, что большая часть этой раздражительности была ненастоящей, а взрывы бешенства были вызваны искренним желанием покрыть причиненный ущерб и вернуть ей браслет. Ей было жаль бросать его судьбе.

Полуэльф же был существом другого сорта… Она никогда прежде не встречала таких, как он. Огонь и лед. Неистовый. Нетерпеливый. Интригующий… Великое пламя его души горело в его суженных глазах. Он был молодым человеком, которого бросало в крайности между хорошими и плохими порывами. По причинам, которые она не могла понять, ей казалось, что она пробуждает в нем как раз худшую сторону характера и это печалило ее.

Она знала, что ее настоящим долгом была ответственность перед братом и королевством и если бы она немедленно не последовала за Балькомбом, прежде чем действие зелья окончилось, злой маг исчез бы и то, за что все они боролись, было бы потеряно навсегда.

Тассельхоф потянулся под маленькой тумбочкой, облизывая лапы и разглаживая мех. Его хвост беспечно мотался взад и вперед. Это вызывало приятные чувства, так что было даже немного жаль, что у кендеров нет хвоста.

Он все еще не мог поверить в то, чему он и Селана были свидетелями в лаборатории мага. Говорящая монета, представляющая собой злого бога Хиддукеля! Он с нетерпением ожидал возможности рассказать об этом Флинту и Танису, особенно теперь, когда Селана улетела. Она передала ему только одно телепатическое сообщение прежде чем исчезнуть через окошко в комнате мага.

— Тас, я собираюсь последовать за ним и вернуть свой браслет, — сказала она, не давая Тассельхофу возможности отговорить себя, пропав с глаз долой.

Таким образом Тас, обуреваемый мышиной паникой, вылетел из лаборатории, пробежал часть коридора и пролез под первой же дверью, которую встретил. Он оказался в спальне. Вероятно, запасной спальне, так как очаг был холоден и несколько листочков кружились на полу всякий раз, когда ветерок влетал в крошечное окно. Однако несколько ковриков на полу сделало комнату достаточно удобной, чтобы остановиться и решить что делать дальше.

Первое, что решил Тас — изменить форму мыши на другую, которую маг не будет искать. Казалось, большинство людей обожают кошек, итак в Танталлонском замке теперь были белая, коричневая и бирюзовая кошка с необычно длинной гривой шерсти на голове.

— Тассельхоф, ты, дверная ручка! — гремел Флинт, топая вниз по течению вдоль заснеженной береговой линии, обходя кусты, валуны и выбоины. — Что ты делаешь на этой плавучей льдине? Ты не туда идешь! Немедленно слезь с нее и вернись сюда!

— Я бы с удовольствием! — вопил Тассельхоф, перекрикивая шум мчащейся воды. — Но не слишком понимаю, как это сделать.

Он бегал по маленькой льдине туда-сюда, глядя на ее края и визуально измеряя глубину воды и расстояние до берега, в то время как льдина плыла по течению.

По мере их продвижения за рекой в горы, пейзаж постепенно менялся с весеннего зеленения обратно к ледяной снежной зиме. Тассельхоф присел было у края берега, чтобы быстро напиться, но земля под его ногами оказалась заснеженным льдом. Он понял это, когда с громким треском и стоном она вдруг отделилась от берега.

— Плохо, что у меня больше нет ни глотка этого зелья Селаны… поли… полиморжа. Ну, того, которое я выпил, чтобы превратиться в птицу. Тогда я мог бы слететь с этой штуки, — убежденно крикнул Тас. — Я рассказывал вам о том, как был мухой, а потом превратился в мышь и выпал из паутины когда огромный волосатый паук поймал меня? — при этом воспоминании Тас потер свои бедра.

Селана проснулась, почувствовав запах горящего навоза и свет огня, ощущавшийся на лице. Несмотря на это она дрожала от прохладной сырости. Ее сине-зеленые глаза, потускневшие от истощения, медленно раскрылись и затем в удивлении расширились.

Морская эльфийка была в одиночестве, лежа на земляном полу большой, прямоугольной пещеры, освещенной только слабым огнем навоза, тлеющего в его центре. Потолок был низким для такой большой пещеры, не более чем три с половиной метра высотой. В тусклом свете она могла разглядеть только очертания узких проходов в ближней левой и далекой правой стене.

Где я, задалась вопросом она. Последнее, что я помню, это плавание… в какой-то ледяной воде… Я порезалась… и вернулась в эльфийское тело.

Селана вздрогнула, вспомнив отвратительную глубокую рану на своей левой руке — она потеряла сознание от боли и непогоды. Она с удивлением поняла, что рана больше не болит. Разве она была так долго без сознания, что рана зажила? Селана попыталась прикоснуться к ране, но обнаружила, что не может двигать руками.

Только тогда Селана почувствовала прохладный, тяжелый металл на своих запястьях. Она увидела, что ее руки были скованы наручниками, от которых тянулась полуметровая цепь, прикованная к грубо обтесанным розовым гранитным стенам. Она неопределенно вспомнила о своей галлюцинации. Каменный минотавр, ярко-красные жилы, очерчивающие его тело гуманоида и голову жестокого быка. Было ли это существо реальным? Кто-то принес ее сюда. Где он теперь?

Поморщившись, Флинт почесал бороду.

— Я никогда не избавлюсь от всех этих насекомых в бороде, — проворчал он Танису. — Неудивительно, что у птиц нет волос.

— И неудивительно, что у тебя нет крыльев, — ответил Полуэльф. — Ты никогда не променял бы их на свою драгоценную бороду. Смотри под ноги, камни шатаются.

В ту же секунду, когда Танис произнес эти слова, камень размером с дыню скользнул под его ногой и покатился вниз по покрытому каменистой осыпью склону. Флинт увернулся от него, отшатнувшись в сторону.

Прокатившись мимо него, камень ударился о валун с глухим звуком и, отскочив, пролетел прямо над головами Тассельхофа и трех фаэтонов, которые шли позади. Затем камень пропал в темноте за их спинами, но долго продолжавшийся грохот ясно сигнализировал о каждом ударе камня о валуны на его пути вниз почти на триста метров.