Лагери смерти — это Северные Лагеря Особого Назначения Объединенного Политического Управления. Их сокращенное название СЛОН ОГПУ или еще короче —СЛОН.

В России и за — границей, в разговорном языке и литературе их обычно именуют Соловецкими и просто Соловками. Эти названия — когда то верные, теперь — анахронизмы.

В 1923 году, когда Архангельский концетрационный лагерь с материка был переведен на острова, он действительно превратился в Соловецкий. Его площадь тогда ограничивалась лишь группой Соловецких островов (Большой Соловецкий, Большой и Малый Муксольм, Заячьи и Анзер). Вскоре лагерь переполз обратно на материк и на нем, как спрут, начал распластываться во всех направлениях. В начале 1930 г. Соловецкие острова тонули в площади, на которой расползся прежний Соловецкий лагерь. В административном смысле, на севере Европейской России уже в 1929, году было семь лагерей; на Соловецких находился лишь один из них... Исчезло и второе основание для прежнего названия: в конце лета 1929 г. Управление СЛОНа (сокращено УСЛОН), находившееся до того времени на Большом Соловецком острове, перебралось на материк, в город Кемь и на острове осталось только управление одного из лагерей. Так, прежде единственный лагерь, разросся в целый комплекс лагерей; соответственно переменился и переместился его центр. Прежнее название теперь неверно: оно незаконно и сильно сужает границы владения в котором работают подлинные рабы, и хозяйствует смерть)

[1]

В противоположную ошибку впадает автор настоящей книги: он преувеличивает территорию СЛОНа, включая в нее и туркестанский лагерь с центром в Алма Ата (бывший гор. Верный). Последний является независимым от СЛОНа и, как самостоятельная единица, входит в общероссийскую сеть лагерей особого назначения.

Северные Лагеря Особого Назначения ОГПУ (сокращенно СЛОН ОГПУ) расположены: 1) на Соловецких островах в Белом море, в 60 километрах от пристани Кемь; 2) на острове КОНД, что в Онежской губе Белого моря, в 30 километрах на север от деревни Унежма Архангельской губ.; 3) на Мяг-острове, в той же Онежской губе; 4) на всей территории Карелии, начиная от города Петрозаводска и кончая рыбопромышленной командировкой «Териберка» на берегу Сев. Ледовитого океана северо-восточнее гор. Мурманска; 5) на территории Архангельской губ. и 6) в Туркестане, в автономной республике Казакстан.

Крупнейшие административные части, на которые делится СЛОН, называются «отделениями»« Их — восемь. Штаб первого отделения находится на Поповом острове, в 12 километрах от тер. Кеми, Карельской автономной республики; штаб второго — на ст. Майгуба, Мурманской жел. дороги; третьего — на ст. Кандалакша, той же Мурманской жел. дороги; четвертого — на острове Соловки, в Белом море; пятого — на разъезде Белый, Мурманской жел. дороги, в 150 километрах на юг от гор. Мурманска, на месте разработок апатитовых руд; шестого — в Вишере, Архангельской губ.; седьмого — в гор. Котласе, Архангельской губ.; восьмого — в районе г. Алма Ата (бывший гор. Верный), в Казакстане.

Последнее отделение открыто в 1930 г. Ранней весной этого года Управление СЛОНа получило из Москвы от ОГПУ предписание отобрать лучших среди своих чекистов-надзирателей и послать в Алма Ата для надзора за заключенными в открывающемся там лагере. Назначение этого отделения — очищать строющуюся Туркестанско-Сибирскую линию от песков, которые заносят ее и производить иные работы по ремонту железнодорожного полотна.

Нэпманы.

Первыми среди заключенных СЛОНа назову «нэпманов», т. е. частных предпринимателей, открыто появившихся на арене русской жизни после объявления коммунистами в 1921 г. Новой Экономической Политики (НЭП). Россия, к этому времени экономически задыхавшаяся, получив с НЭПом свежую и богатую струю воздуха, сразу ожила. Право на частную собственность и связанную с ней частно-хозяйственную инициативу — главный рычаг прогресса — оказали свое благотворное действие. Все заработали, все повеселели, казалось, что даже солнце начало веселее светить. Разрушенные «военным коммунизмом» фабрики, заводы, мастерския и другие предприятия вдруг заработали, загудели в них гудки. Бодро и весело пошли в них работать томившиеся до этого от безработицы и голода люди. Крестьяне увеличивали посевную площадь и поголовье скота. Как грибы, стали расти столовыя и рестораны, пивныя, кондитерския и пр., что скрашивает человеческую жизнь. Жизнь расцвела; чувствовалась могучая весна, обещавшая обильный урожай. Новый коммунистический припадок, как адская бомба, разрушил все, что создал НЭП и вновь вверг Россию в нищету и голод.

ОГПУ, через свое Экономическое Управление, бдительно следило за материальными накоплениями всех, кто учавствовал в НЭПе. «Для осуществления этой задачи — писало Экономическое Управление ОГПУ подчиненным ему отделам в провинции, - примите меры к тому, чтобы не менее 50% нэпманов было в числе ваших секретных осведомителей. При насаждении среди нэпманов секретного осведомления в методах не стесняйтесь: применяйте меры принуждения».

Те, кто не хотел быть секретным осведомителем ОГПУ, сначала всячески притеснялись в их хозяйственной деятельности, потом их стали ссылать или на принудительные работы в СЛОН, или на поселение. Для соблюдения формы им предъявлялось какое-либо обвинение совершенно независимо от того, виновны они или нет. В России существует поговорка: «Был бы человек, а статья Уголовного Кодекса найдется...» Достаточно, например, ОГПУ узнать, что ВЫ где-нибудь повторили эту поговорку, как вы будете занесены в список «лиц, дискредитирующих советскую власть» и сделаетесь кандидатом в СЛОН.

До 1926 г. ОГПУ, через своих секретных сотрудников, занимавших в финансовых органах должности финансовых инспекторов, налоговых агентов и проч., только выколачивало накопления нэпманов, взимая с них такие налоги, что самому нэпману оставался лишь «Прожиточный минимум». С 1926 г. ОГПУ, начало громить НЭП открыто. Нэпманы арестовывались и ссылались (одни или с семьями), при чем им «для приличия» предъявлялись обвинения «или в спекуляций валютой, или в укрытии доходов, или еще в чем-либо. Нэпманы, у которых ОГПУ, по его мнению, выкачало еще не весь капитал, обычно ссылались на принудительные работы в СЛОН, а другие, с которых, как думало ГПУ, уже нечего было взять, отправлялись в ссылку на поселение. Вместе с ними часто ехали и их жены, как «соучастницы по делу», а дети оставлялись на произвол судьбы. Имущество ссылаемых в СЛОН нэпманов, как правило конфисковывалось в пользу государства. В итоге, сам нэпман в СЛОНе, по шею в снегу, пилит лес, выслушивая подтрунивание чекистов-надзирателей, приговаривающих под звук пилы «тебе-мене, УСЛОНу... тебе-мене, УСЛОНу,» а жена его, чтобы не умереть на голодном пайке и непосильной работе в лесу по вывозке дров, должна отдавать свое тело чекистам-надзирателям СЛОНа.

Путь.

По мере того, как на перечисленных во второй главе «врагов советской власти» приходят выписки из протоколов заседаний коллегий ОГПУ с короткими «слушали и постановили», заключенные переводятся из подвалов ОГПУ в тюрьмы и потом этапами отправляются в СЛОН.

Мне несколько раз приходилось посещать пересыльные тюрьмы и я видел в каких ужасающих условиях живут там заключенные. В общих камерах, предназначенных на 50 человек, находилось 200-300. Все они лежали вповалку на цементном полу: плотно прижавшись друг к другу. Ни кроватей, ни столов, ни скамей для сидения в камерах не было. Зато всегда имелась большая деревянная кадка, в которую все заключенные «оправлялись». Неимоверная вонь, грязь и предельная скученность!

Отправка из тюрьмы и посадка в вагоны производится обыкновенно ночью. Партия в 500-600 человек ведется к месту погрузки под усиленным конвоем по самым глухим и темным улицам. Родственники отправляемых, ухитрившись узнать об отправке партии, разгоняются чекистами-конвоирами и к вагонам, куда грузят заключенных, совершенно не допускаются. В ожидании погрузки отправляемые стоят в строю в тесном кольце ощетинившихся штыков конвоя. Вокруг разыгрываются душераздирающие сцены. Всем этим женам, матерям, отцам хочется обнять или хоть взглянуть на отправляемых в страшную ссылку дорогих людей. Разгоняемые чекистами, они всетаки выглядывают откуда-нибудь из-за угла, одни плачут, другие крестятся, матери шепчут: «Сыночек, сыночек...»

Заключенных и ссыльных такое множество, что арестанских вагонов под них не хватает и они грузятся в товарные. Эти вагоны, все с тормазными площадками, запираются на глухо. Через каждые два-три вагона идет платформа с пулеметом. На тормазных площадках становятся вооруженные с ног до головы чекисты из конвойных частей ГПУ, и партия отправляется в путь.

Отправка.

Заключенные, уже узнавшие, что на командировках дают не 400, а 1000 грамм хлеба, что там меньше начальства и поверки производятся лишь два раза в день, рвутся на командировки. Долго ожидать им этого не приходится. Пока они работают на Поповом острове и кричат: «Раз, два, ВЗЯЛИ. Ееееще, ВЗЯЛИ!», — административная часть Кемьперпункта составляет списки отправляемых на командировки. Опасных каэров отправляют на остров Соловки, на Мяг-остров и на командировки, далеко лежащие от финляндской границы.

Списки готовы. Из штаба Военнизированной охраны 1 отделения СЛОН звонят по телефону в 1 отряд Военнизированной Охраны: «Вышлите надзирателей для приема и отправки на командировки партий заключенных». 1 отряд наряжает конвой из «лучших» чекистов-надзирателей и они идут принимать партии, предварительно заложив за галстух «рыковки».

Отправляемые на командировки партии перед этим из Кемьперпункта переводятся на отдельный островок, отстоящий от Кемьперпункта в одной четверти километра. Там имеется большой барак, служивший когда-то складочным помещением у рыбопромышленников. В барак заключенных набивают, как сельдей в бочки. Два раза я пробовал туда войти и не мог: Как только я открывал дверь барака, струя спертого, вонючего воздуха дурманила меня; кроме того, на 3-х ярусных нарах и на полу барака люди лежали так, что негде было ступить ногою.

— Сегодня мои комвзводы нескольким шакалам набили морду; под нарами оправляются, — не раз докладывали мне.