Лилька и Антон родились в один день. Никто из них не старше и не младше, одинаковые. Сначала они были совсем одинаковые: два пушистых меховых шарика зимой, две панамы и трусики в горошину — летом. И никто не мог понять, где мальчик, где девочка. И они сами, конечно, тоже. Потом стали появляться брюки и платья, и мама начала разбирать, кто сын, а кто дочка. А потом купили машину и куклу, и тут уж сам Антон догадался, что он мальчик, и взял обыкновенный синий самосвал, а Лилька сразу выбрала необыкновенную розовую куклу. Потому что она — девочка.

А в остальном все оставалось по-старому. Так же играли в мяч, копали песок лопатками. Хотя мяча было два, лопаток, конечно, тоже.

— Ведь можно играть вместе, — говорила мама, — или по очереди. И вполне хватило бы одной игрушки.

А так играли. Всегда вместе, иногда по очереди, но игрушек все равно было две.

— Ох уж эти близнецы, — качала головой мама и доставала из сумки два апельсина, два сачка для ловли бабочек.

Мама собиралась Лильку и Антона сфотографировать.

— Может, на этот раз будет что-нибудь поинтереснее? — сказал папа.

— Что ты имеешь в виду?

— Какой-нибудь оригинальный снимок. А то дюжина карточек — уставились в аппарат.

Мама пожала плечами.

Иногда мама обращалась к папе так:

— Сегодня можете радоваться.

Это она про детей, потому что папа говорил: «Надо радоваться». Значит, на этот раз папа должен взять Лильку и Антона и отправиться с ними куда-нибудь, потому что мама надумала убираться, или пошить платье, или просто отдохнуть.

— Будем радоваться, — отвечал папа. — Долго? До половины девятого? Согласны.

Тогда Лилька и Антон быстренько одевались и уходили с папой гулять. Папа почему-то не любил просто гулять по улице или в сквере, он часто говорил: «А не свернуть ли нам в кинохронику?» Или в спортивный магазин? Или еще куда-нибудь. Сегодня он сказал:

Мама и папа пришли в гости к своей знакомой тете Маше.

— А, Лилька и Антон! — сказала тетя Маша. — Сейчас я вас познакомлю со своим сыном Жешкой.

Сын оказался большим мальчишкой, лохматым и сердитым. Ему было тринадцать лет. Он сидел в своей комнате и что-то точил напильником. Он глянул из-под чуба на Лильку и Антона, а когда тетя Маша вышла, сказал им:

— Цыц!

Лилька попятилась, помолчала, а потом хотела спросить:

У Антона заболел зуб. Папа повел его к врачу. Когда они вернулись, Антон прошел в спальню, сел в уголок за шкафом на маленький стульчик.

— Ну что — спрашивала Лилька. — А? Почему ты ничего не говоришь?

Антон помолчал, потом сказал:

— Яхык пехесидех.

Пересидел? Язык? Лилька широко открыла глаза и стояла так перед Антоном до тех пор, пока он ткнул себе пальцем в рот:

Оказывается, иногда и назло можно сделать что-нибудь полезное. Ведь хорошо же, что есть Буль-Буль. А как он появился? Назло Галинке. Она вынесла во двор свою новую куклу, но посмотреть ее не дала. Тогда Севка сказал:

— Подумаешь, твоя дочка! Во всех магазинах такие есть. А я захочу, у меня будет сын, какого ты никогда не видала.

Он выпрыгнул из песочного ящика и зашагал к парадному. Вот и смастерит себе сыночка назло. Он уже знает из чего.

Галинка проскакала только три круга вокруг клумбы, как Севка из окна второго этажа закричал:

— А вот и мой Буль-Буль! Что, завидно? Буль-Буль!

Ах, скорее бы мама пришла с работы и посмотрела Буль-Буля! Он такой хороший, такой толстячок, с круглыми глазами, с круглым толстым носом. Мама сразу спросит, что это такое? Ой, ой, она же теперь спрашивает в первую очередь, сделал ли Севка уроки! Ведь он ученик. Первоклассник. Значит, надо сесть за уроки. А Буль-Буль пусть смотрит. Пусть стоит вот здесь на столе, у лампы. Так ему будет видно и тетрадку и чернильницу-непроливайку с зайцем.

Севка, склонив голову набок и прикусив язык, выводит жирные крючки и кружочки. Буль-Буль удивленно смотрит дырочками-глазами, как буквы не хотят умещаться в косых клетках, то стоят прямо, то совсем падают. И еще он, наверное, беспокоится, что дорожка из клякс, которая протянулась от чернильницы по настольной бумаге, скоро пойдет по тетрадке.

А Севка ничего этого не замечает. Он после каждой буквы поворачивает голову к Буль-Булю и весело говорит:

— Вот видишь. — О. Как баранка. А теперь — С. Откусили от баранки. Понял? Это просто, и ты напишешь. Тебе можно макать прямо рукой, она у тебя тоненькая. Давай-ка попробуем…

— С кем это ты разговариваешь? — спросила мама, приоткрыв дверь из коридора. Она снимала пальто.

Севка собрался идти во двор, а мама спросила:

— Ты приготовил все уроки?

— Все. Ты же видела, я переписал.

— А читать разве не надо?

— Конечно, не надо. Зачем же читать, если завтра мы будем рассказывать, кто где был летом?

Вечером Буль-Буль всем понравился: и папе, и старшему брату Борьке. И только Галинке, которую и не просили приходить, надо было сказать:

— Что же он до сих пор голый?

Ну вот! Оказывается, он голый! Севка недовольно покосился, а ей-то какое дело? Галинка ничего не заметила и совсем добреньким голосом предложила:

— Давай я сошью ему платье. Фу! Платье! Придумает тоже!

— Сшей штаны.

Шотландия — на острове. Вокруг все море, море… Значит, Буль-Буль будет плыть кораблем. Ага, вот и Галинка идет.

— Тише, тише! — кричит Севка. — Обходи краем, возле буфета!

Галинка остановилась у порога.

— Ну тут все море, море… — Севка руками делает волны выше себя. — А это остров, где Шотландия. Поняла?

Галинка поняла. Кухонная табуретка среди комнаты — остров, а обходить надо по самой стенке, мимо буфета.