В сборник вошли уже известные и новые произведения иркутского писателя("В начале жатвы.", "Спеши строить дом.", "Рупь делов.", "Собачья школа", "Ягодка", "Такая вот картина", "Когда же ты вернешься?", "Утро этого дня"), которого привлекают вечные и злободневные морально-этические вопросы, часто ускользающие в обыденной жизни от нашего внимания.
Отец, дома большой и видный, здесь, в станционной сутолоке, начисто терялся из виду, заслонялся рослыми белозубыми военными, милиционерами с удивительно широкими и длинными — аж по полу волочатся! — саблями, истуканисто подпирающими стены ворами. Все остальные тоже были незаметны в своих линялых ватниках, платках, жакетах и полупальто, сшитых из вчерашних шинелей,— все серо, безлико, текуще-расплывчато — фон для тех немногих, и только. Отец как-то выплывал из этого месива, ловко переставляя кривые кавалерийские ноги меж фанерных самодельных сундуков и роскошных трофейных чемоданов, протискивался к нам, совал в руки матери кулек с остывшей вареной картошкой и снова тонул в толчее. Я все еще привыкал к нему. И никак не мог привыкнуть. Нужно было нечто, что объединило бы нас, слило в одно. Но он был взрослым и далеким.
Мы ели картошку. Мать отбивалась от пристававших военных.
— Вот сейчас придет муж!.. — грозила мама, ударяя на слово «муж», и военные отставали. Говорили еще что-то, смеялись, но отставали. Конечно, отец ничегошеньки не мог сделать им, и они знали это. Один даже пытался сказать, что именно он сделает с этим мужем, но подошедший сзади отец окликнул его:
— Слушай, ты, майор.
Майор браво повернулся, наткнулся на отцовский взгляд, на секунду задержал глаза на выглядывавших из-под отворота пальто белых медалях отца и примирительно усмехнулся:
