Над Кентукки сияло ослепительное солнце. Восьмилетняя Элизабет сидела на веранде, забившись под узкую тень навеса. Шея взмокла под волосами, хоть они и были перехвачены лентой. На улице пустынно: кто дремал – послеполуденная сиеста, а кто отправился на местный пруд. Девочке тоже хотелось поплавать, но она понимала: сейчас проситься нельзя. Мать и ее приятель Мэтт пили весь день и уже принялись ссориться.

Их ссоры Элизабет ненавидела, особенно летом, когда все окна распахнуты настежь. Дети во дворе, прекратив игры, слушали. Сегодня ругались особенно бурно. Мать визжала, осыпала Мэтта ругательствами, и тот, наконец, ударил ее. Теперь оба спали, развалившись на кровати и даже не прикрывшись простыней, пустые стаканы стояли на полу.

Да еще Лейла, ее сестра, стала работать по выходным. Раньше Лейла называла воскресенье их днем, уводила Элизабет куда-нибудь. Местные девушки почти все гуляли с парнями, но Лейла – нет. Она мечтала уехать в Нью-Йорк и стать актрисой, а не торчать в Ламбер-Крик, штат Кентукки, до конца своих дней.

«В таких провинциальных городках, Ласточка, девчонки выскакивают замуж, едва окончив школу, и в результате – куча хнычущих детишек да каша-размазня на свитере бывшей заводилы. Нет, со мной такой номер не пройдет!»

Элизабет нравилось слушать рассказы Лейлы, как она будет жить, когда станет звездой, но и страшновато было: а как же она останется дома с мамой, с Мэттом? Одна. Без Лейлы.

Самолет сделал последний круг над аэропортом Кеннеди. Элизабет прижалась лбом к стеклу, впитывая яркость солнца, сверкающий океан, далекие силуэты небоскребов Манхэттена. Момент, который она когда-то так любила: конец путешествия, чувство возвращения домой. Но сегодня ей страстно хотелось остаться в самолете, лететь и лететь.

– Чудесный вид, правда? – Когда Элизабет садилась в самолет, симпатичная женщина в соседнем кресле, улыбнувшись, раскрыла книгу. Что вполне устраивало Элизабет: меньше всего ей хотелось болтать семь часов с чужим человеком. Но теперь, ладно, ничего. Через несколько минут они сядут. И она согласилась: да, вид изумительный.

– Мое третье путешествие в Италию, – продолжала соседка. – Но чтобы я еще полетела туда в августе – ни за что. Туристов-то, со всего мира. И жарища! А вы откуда?

Нырнув, самолет пошел на снижение. Элизабет решила, легче ответить честно, чтобы не показаться невежливой.

– Я актриса. Была в Венеции на съемках.

После двухмесячного отсутствия квартира показалась тесной и душной. Но как только Элизабет распахнула окна, подул ветерок, неся специфические, такие приятные нью-йоркские запахи: пряный аромат индийского ресторанчика за углом, немного цветочного с балкона через улицу, едкий бензиновый от автобусов с Пятой авеню, намек на морской с Гудзона. Несколько минут Элизабет глубоко дышала, чувствуя, как проходит напряжение. Наконец она ощутила, как хорошо быть дома.

Съемки в Италии тоже были бегством, отсрочкой. Но в подсознании все время сидело: ей предстоит выступать на суде, свидетелем обвинения против Теда.

Элизабет распаковала чемодан, поставила в раковину цветы. Ясно, жена управляющего не выполнила обещания регулярно поливать их. Ощипав увядшие листья, Элизабет принялась за почту, сложенную на обеденном столе. Наскоро просматривала конверты, отбрасывая рекламные буклеты и купоны, откладывала личные письма. Нетерпеливо улыбнулась красивому почерку на одном конверте и обратному адресу в верхнем углу:

Мисс Дора Сэмюэлс, Сайприс-Пойнт Спа, Пеббл-Бич, Калифорния.

Сэмми… Но прежде чем браться за ее письмо, Элизабет нехотя распечатала официальный конверт с обратным адресом: «ОКРУЖНАЯ ПРОКУРАТУРА».

Совсем короткое письмо. Напоминание, что двадцать девятого августа, как только вернется, ей необходимо позвонить помощнику окружного прокурора Уильяму Мэрфи, договориться о дне встречи для обсуждения ее свидетельских показаний.

Даже газеты и машинально названный водителю адрес Лейлы не подготовили ее к шоку от этого официального уведомления. У Элизабет пересохло во рту, стены вокруг будто сдвинулись. В памяти промелькнуло, как она давала свидетельские показания перед присяжными. Она потеряла сознание, когда ей показали фотографии тела Лейлы. Господи, опять все сначала… Зазвонил телефон.

Постоянный шофер фон Шрайберов Джейсон – его серебристая форма поблескивала на солнце – ожидал у выхода из аэропорта. Невысокий, худощавый, в молодости он был жокеем. Несчастный случай покончил с его карьерой, и он работал на конюшне, когда его взяла к себе Мин. Элизабет знала, что, как и остальные служащие, он был бесконечно предан Мин. Обветренное жесткое лицо расплылось в приветливой улыбке, когда Джейсон заметил направлявшуюся к нему Элизабет.

– Мисс Ланж! Приятно, что вы снова к нам.

Элизабет подумала, помнит ли он, что в последний раз она приезжала в Спа с Лейлой.

Элизабет открыла глаза. Машина бесшумно скользила по Пеббл-Бич мимо деревьев: в зарослях бугенвиллии и азалий мелькали особняки. Когда за поворотом выросли кипарисы, давшие название курорту,

[1]

лимузин сбросил скорость.

На минуту запутавшись, где она, Элизабет откинула волосы со лба, огляделась. Рядом с блаженной улыбкой развалилась Эльвира Михан.

– Притомилась, наверное, бедняжка, – заметила Эльвира. – Спала почти всю дорогу от аэропорта. – Выглянув в окно, она покачала головой. – Вот это да!

Машина миновала узорные кованые железные ворота и свернула к главному особняку: массивному трехэтажному бледно-кремовому зданию с бледными голубыми ставнями. За разбросанными группками бунгало зеркально сверкали озерца плавательных бассейнов. На северном конце раскинулось патио: вокруг громадного «Олимпийского» бассейна столики под зонтами, чуть поодаль – два одинаковых здания.

– Это отделения – мужское и женское, пояснила Элизабет.

Автомобильная поездка из Беверли-Хиллс на Пеббл-Бич не доставила Сиду Мелнику удовольствия никакого. Все четыре часа Черил Мэннинг просидела рядом напряженная и необщительная, словно каменная. Сначала Черил не позволяла опустить верх машины: она не собирается рисковать и сушить кожу и волосы. И только когда они доехали до Кармеля и ей захотелось, чтобы ее узнавали, она разрешила опустить крышу.

Изредка Сид косился на актрису. Бесспорно, выглядит роскошно. Под шапкой иссиня-черных кудрей ее лицо смотрелось сексуально и привлекательно. Ей было тридцать шесть, бывшая озорная девчонка превратилась в элегантную даму, и это ей шло.

Сериал «Династия Даллас» у зрителей уже в зубах навяз. Общим настроением было «хватит уже смотреть жгучие любовные романы женщин под пятьдесят. Роль Аманды для Черил – верный шанс выйти в суперзвезды».

А Сид, в свою очередь, снова превратится в крупного агента. Писатель ценится по его последней книге, актер по последнему фильму, а агенту требуется миллионная сделка, чтобы его считали птицей высокого полета. Опять же – шанс для него стать легендой, новым Расторопным Лазарем.

И уж на этот раз, клялся себе Сид, он не спустит нажитое в казино и не просадит на скачках.

Еще несколько дней – и станут известны результаты кинопробы. Перед отъездом он, по настоянию Черил, позвонил Бобу Кенигу домой. Двадцать пять лет назад Боб, только что из колледжа, и Сид, студийный завсегдатай, познакомились в голливудском павильоне и подружились. Теперь Боб – президент «Уорлд Компани». Даже внешне – вылитый администратор нового поколения: резкие черты лица, широкие плечи. Асам он, знал Сид, типичный представитель Бруклина – с длинной унылой физиономией, редеющими кудрями и круглым животиком, который, сколько ни занимайся спортом, не сбросить. И в этом он тоже завидовал Бобу.

«Вествинд» нырнул и пошел на снижение в аэропорт Монтеррей. Тед методично проверил панель приборной доски. С самых Гавайев он летел хорошо, ровно, без ям: облака, сливаясь, плыли, словно сахарная вата в цирке. Забавно, облака ему нравились, но даже ребенком он ненавидел сахарную вату. Еще одно противоречие в его жизни…

На сиденье второго пилота заерзал Джон Мур: ненавязчивое напоминание – он тут и готов взять управление на себя. Мур уже десять лет служил главным пилотом в «Винтерс Энтерпрайз», но Теду хотелось произвести посадку самому, испытать, как гладко он сумеет посадить самолет. Выпустить шасси, приземлиться – все полагается сделать одним движением, верно?

Час назад с ним связался Крейг, умоляя передать управление Джону.

– Коктейли приготовлены за вашим любимым столиком в углу, месье Винтерс, – произнес он, подражая – очень искусно – капитану из «Четырех Сезонов».

– Ради бога, – обрезал Тед. – Хватит с меня твоих кривляний на сегодня. Сейчас мне не до этого.

Мин поместила Элизабет в бунгало, в котором всегда останавливалась Лейла. Одно из самых дорогих, но Элизабет не была уверена, что ей это польстило. Все в комнатах кричало о Лейле: изумрудно-зеленое покрывало – любимый оттенок Лейлы, глубокие кресла и диван с обивкой в тон. Лейла любила поваляться на диване после занятий спортом. «Бог мой, Ласточка, если продолжать в том же духе, я стану тонюсенькой, как это покрывало». Изящный инкрустированный столик. «Ласточка, помнишь мебель в доме бедной мамы? В стиле гаражной распродажи?»

За то короткое время, что Элизабет пробыла с Хельмутом, горничная успела распаковать чемодан. Синий закрытый купальник и желтый махровый халат были разложены на постели. К халату прикреплено ее дневное расписание: в четыре – общий массаж, в пять – массаж лица.

Здание, где размещались женские залы, стояло по одну сторону «Олимпийского» бассейна, большое, одноэтажное, в испанском стиле. Снаружи все безмятежно, но внутри всегда клубились вихри и суматоха – дамы всех возрастов и форм торопились кто куда, в махровых халатах, каждая на свою процедуру.

Внутренне Элизабет подготовилась увидеть знакомые лица – постоянные клиентки приезжали в Спа каждые три месяца, она их всех хорошо знала, проработав тренером по аэробике три лета. Она предвидела неизбежные соболезнования, сочувствие, покачивания головой: «Не верится, чтобы Тед Винтерс…»

Но ни одного знакомого лица она не заметила. И что-то здесь не так оживленно, как бывало. В «горячий» сезон на курорте собиралось до шестидесяти женщин и приблизительно столько же мужчин. Сейчас и близко такого нет.