Джордж Харрисон

Клейсон Алан

История «The Beatles» — без всяких сомнений, группы № 1 в мировой поп- и рок–музыке — это прежде всего история четырех простых ливерпульских парней, перевернувших сознание и жизнь целых поколений.

Алан Клейсон, авторитетный музыкальный историк и обозреватель, «кутюрье от поп–музыки», бывший рок–музыкант, представляет в этой книге подробную биографию Джорджа Харрисона — «самого загадочного из битлов», гитариста, привнесшего в музыку группы восточное звучание, автора легендарной композиции «Something», меланхоличного последователя древних мистических практик.

Алан Клейсон. Джордж Харрисон

To Alan Peacock

Пролог. Человек–невидимка

Не знаю, многим ли это известно, но Джордж Харрисон — наряду с Полом Маккартни, Джоном Ленноном и некоторыми иными — некогда являлся членом поп–группы в Мерсисайде (район Ливерпуля), которая пользовалась популярностью у местной молодежи. Несколько ее записей попали в хит–парад. Среди своих товарищей Джордж проявлял наибольшую готовность к деятельности за пределами поп–музыки. Он увлекался индийской культурой и был соучредителем компании

HandMade Films —

ныне одного из столпов британской киноиндустрии. Со временем он стал самым нелюдимым и странным из бывших членов

Beatles,

превзойдя в этом плане даже Джона Леннона. Тем не менее, несмотря на злоупотребление стимуляторами, неурядицы в семейной жизни, фанатичную религиозность и доказанное обвинение в плагиате, любителям копаться в грязном белье вряд ли стоит тратить свою энергию на этого весьма достойного и почтенного музыканта, чей характер — в отличие от Джона, Пола и Ринго — формировался в лоне благополучной семьи.

После успеха альбома 1987 года «Cloud Nine» фэны ждали следующего с таким воодушевлением, какое не наблюдалось с момента выхода тройного LP «All Things Must Pass» в 1970 году. Рост композиторского таланта Харрисона явился одной из причин распада

Beatles

в том же году, когда его «Something» — наряду с «Yesterday» Маккартни — стала одной из песен, наиболее часто исполняемых в виде кавер–версий, каковой остается и по сей день.

Пребывание Харрисона в

Beatles

всегда будет оставаться центральной темой любого разговора о нем. На нас обрушивается огромный поток информации. И миллионы слов (число которых я собираюсь пополнить), повествующих о самых его банальных деяниях, способны тем или иным образом исказить сагу о Харрисоне.

Вначале я хотел сделать ее в форме калипсо, но, придя к тем же выводам, что и другие пишущие о

Beatles

авторы (хотя и не разделяя каждое их мнение), решил, что не стоит быть слишком «оригинальным» или маскировать ностальгию под личиной социальной истории. Следуя некой извращенной логике, я мог бы доверительно сообщить читателю о том, что Джордж предавался садомазохизму с Дорой Бриан или же что он «заказал» мафии Роя Орбисона. Один из биографов Леннона писал еще и не такое.

В последнее время многие знаменитые кумиры прошлого и современности утратили романтический ореол. Ричард Львиное Сердце, Робин Гуд и принц Чарльз превратились соответственно в гомосексуалиста с садистскими наклонностями, мифического головореза и алкоголика, бьющего жену. Подобной переоценке подвергся и печально известный менеджер Аллен Клейн, «Робин Гуд поп–музыки», чьи сомнительные финансовые махинации Кейт Ричардс из

1. Бунтарь

Он всегда говорил о себе с искренностью простосердечного человека: «Я — обычный парень». Вне всякого сомнения, само происхождение Джорджа Харрисона предполагало, что он должен быть обычным парнем. Жители Мерсисайда в подавляющем большинстве были плотниками, моряками, каменщиками, водителями. Все эти профессии, хотя и весьма почитаемые, не требовали особого образования. Эдуард Харрисон, прадед Джорджа, поставил в приходской книге крест вместо подписи, когда сочетался браком с Элизабет Харгривс в 1868 году. Оба новобрачных являлись несовершеннолетними. Будучи незаконнорожденным, Эдуард еще к тому же появился на свет в разгар эпидемии холеры, опустошавшей викторианский Ливерпуль.

Имевшие предков со столь основательно звучащими фамилиями, как Шепхерд и Томпсон, Харрисоны жили в южном районе Ливерпуля Уэйвертри, населенном преимущественно представителями рабочего класса. В 1909 году родился внук Эдуарда, Харольд Харгривс Харрисон. Когда семнадцатилетний Харольд устроился стюардом в компанию

White Star Line,

кварталы зданий из красного кирпича, строившихся на месте старых домов из песчаника, начали поглощать еще сохранившиеся парки и аллеи. Самую большую зеленую зону Уэйвертри Плэйграунд разрезала вдоль ее западной границы грохочущая железная дорога, соединявшая этот район с вокзалом Ливерпуля

Lime Street Central,

находившимся в трех милях отсюда, в центре города.

Уэйвертри уже почти слился с другими пригородами Мерсисайда, когда Харольд Харрисон начал ухаживать за Луизой Френч, помощницей бакалейщика и дочерью швейцара в «Tower Ballroom» в Нью–Брайтоне, самом большом танцевальном зале на морском побережье к северо–западу от Блэкпула. Спустя год после свадьбы, в 1931 году, родилась их единственная дочь, названная в честь матери Луизой. Тремя годами позже на свет появился сын Харольд.

Поскольку работа не приносила семье ничего, кроме неприятностей, мистер Харрисон покинул свой корабль и попытался сменить род занятий в нелегких условиях экономического спада середины 1930–х. В течение нескольких месяцев он получал пособие по безработице, пока в 1937 году не устроился автобусным кондуктором. К началу Второй мировой войны он переквалифицировался в водителя и стал профсоюзным активистом. В 1940 году, под взрывы бомб люфтваффе Геринга, падавших на ливерпульские доки, Луиза родила третьего ребенка, Питера. Харрисоны в то время жили в маленьком доме в глухом тупике. Сюда доносились звуки пожарной части на Хай–стрит.

Двери дома 12 по Арнольд Гроув открывались непосредственно на мостовую. Вместо сада на заднем мощеном дворе имелся крошечный скверик с цветочной клумбой, кабинкой туалета и цинковой ванной, которую в случае необходимости вносили в дом и ставили перед камином на кухне на покрытый линолеумом пол. Воду для мытья нагревали либо на открытом огне, либо на гулко гудевшей газовой плите. Обычно вода быстро остывала. Детей мыли в раковине умывальника. Во всех помещениях дома, кроме кухни, зимой было довольно холодно, и, готовясь ко сну, его обитатели укладывали в постели бутылки с горячей водой.

2. Карл Харрисон

Прослушивание у

Texans

Алана Колдуэлла было не единственной попыткой Джорджа «попасть в группу, чтобы не работать». На оживленной магистрали Хэйманс Грин, пролегавшей через Вест Дерби Виллидж, находился скиффл–клуб «Lowlands», где он свел знакомство с несколькими парнями постарше себя, которые как раз создавали группу. Один из них, гитарист Кен Браун, раскошелился на «Hofner» и новый десятиваттный усилитель. Он и Джордж стали инструментальной основой группы

Les Stewart Quartet,

в то время как сам Лез исполнял партию ведущего вокала и играл на третьей гитаре. На ударных играл его друг Джефф Скиннер. Обладая хотя и довольно мелодичным, но не очень сильным голосом, Джордж пел лишь в определенные моменты, подобно Лонни у Криса Барбера.

Регулярные выступления в «Lowlands», похоже, были для Стюарта пределом мечтаний. Джордж, добросовестно посещавший все репетиции, тем не менее не отказывал себе в удовольствии поиграть с другими музыкантами, выглядевшими в его глазах более привлекательными, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Еще в школе он познакомился с парнем, тоже игравшим на гитаре. Пол Маккартни учился классом старше Джорджа. Однажды миссис Харрисон, встретив его на автобусной остановке, одолжила ему денег на билет, поскольку он забыл кошелек дома, и с той поры Пол чувствовал себя обязанным проявлять вежливость по отношению к Джорджу.

Впоследствии школьные преподаватели удивлялись тому, что эти два ученика, различавшиеся по возрасту и успеваемости, вообще могли знать друг друга. Учился Пол хорошо, но, несмотря на явное неодобрение учителя географии Фрэнки Бута, ходил на концерты Донегана в «Empire» и уговорил отца купить ему гитару.

В 20–х годах Джим Маккартни, торговец хлопком по профессии, играл на многих местных концертных площадках со своей собственной группой

Jim Mac Jazz Band.

Однако семейные хлопоты, а затем и война положили конец его чарльстонам и танго, и теперь он довольствовался тем, что садился иногда за фортепьяно в своем доме на Вестерн–авеню, находившейся к западу от Спека. Из двух сыновей Джима старший Пол проявлял больший интерес к экзерсисам отца. Тем не менее ни Джим, ни его жена не предпринимали никаких попыток развить присущие их мальчикам музыкальные способности и дать им соответствующее образование.

Когда Полу было 13 лет, семья переехала на Фортлин–роуд, в более престижный район Аллертон, прилегавший к кварталам домов в псевдотюдоровском стиле, с полями для гольфа и живописными берегами озер Вултона, больше похожего на пригород Ланкашира, нежели на окраины Мерсисайда. Всего через год после этого миссис Маккартни внезапно скончалась. На помощь Джиму в его заботах о домашнем хозяйстве и воспитании сыновей пришли многочисленные тетушки и соседи.

3. Милый мальчик

«В Германии завершалась эра джаза, — вспоминал Дэйв Ди, — его постепенно вытеснял американский рок–н-ролл. Приглашать звезд из США обходилось бы немцам чрезвычайно дорого, зато под боком у них англичане копировали американцев, и это получалось у них весьма неплохо. Английские группы приезжали в Германию на два–три месяца и играли за двадцать фунтов в неделю».

В самой Британии джаз все еще пользовался большой популярностью, и для человека с улицы его олицетворением являлись Экер Билк в котелке с кларнетом «Somerset» и «старики», брюзжавшие, когда, играя трэд (разновидность джаза), бэнды отклонялись от новоорлеанского стандарта и использовали усилители. Рэй Макфолл, владелец клуба «Cavern», остававшегося главным оплотом джаза в Ливерпуле, урезывал гонорары тем группам, которые осмеливались осквернять священные, покрытые плесенью стены его заведения рок–н-ролльными номерами. Неудивительно, что в условиях засилья трэда, когда многие британцы относились к классическому року как к «мальчишеской» музыке,

Dave Dee Bostons

и другие группы, хранившие верность рок–н-роллу, охотно принимали приглашения из–за границы.

Одним из первых западногерманских импресарио, обративших взор за Северное море, был бывший цирковой клоун по имени Бруно Кошмидер. Весной 1960 года он приехал с переводчиком в Лондон и разыскал в Сохо бар «21's», который, по уверениям моряков, посещавших его клубы в Гамбурге, являлся обителью британской поп–музыки. Там Кошмидер навербовал множество безработных музыкантов и отправил их в качестве подкрепления к Jets на шаткую сцену ночного клуба «Keiserkeller», находившегося на улице Ди Гроссе Фрайхайт, главной магистрали района Рипербан, слывшего европейской столицей порока. На голландской границе возникла небольшая задержка, связанная с отсутствием разрешений на работу, но Бруно с его хваткой удалось довольно быстро устранить эту помеху.

Хотя номинальным лидером

Jets

считался пианист Дэл Уорд, центральной фигурой группы являлся поющий гитарист Тони Шеридан, промелькнувший яркой кометой в «Oh Boy!», чтобы затем уйти в тень — главным образом, по собственной вине. Тем не менее пагубные пристрастия двадцатилетнего Шеридана никак не отражались на его исполнительском мастерстве. Его стремление доставить удовольствие прежде всего себе, а не публике, создавало удивительный эффект, редко наблюдавшийся в мире британской поп–музыки до 1960 года. Выходя на сцену, он полностью отдавался во власть музыкальной стихии. Тони и

Конкуренты Кошмидера с завистью поглядывали на его приобретение, и очень скоро Тони и его товарищи перешли в «Тор Теп», более новый и вместительный ночной клуб, где телохранители менеджера защищали их от возможных репрессий за уход из «Keiserkeller».

Эпилог. Былая и будущая поп-звезда

В своей работе я придерживаюсь определенных принципов. Во–первых, я не стал бы писать книги о шоу–бизнесе, если бы не сложился соответствующий рынок, созданный фэнами, косвенным образом финансирующими его. Во–вторых, те люди, которые поручали мне писать хвалебные примечания на конвертах альбомов, скажут вам, что я всегда излагаю только собственное мнение, независимо от суммы гонорара. Но что самое главное, я всегда сочувствую музыкантам, о которых пишу, а многие из них — даже с точки зрения их издателей — не обладают большим коммерческим потенциалом.

И наоборот, существует множество более знаменитых фигур на поп–сцене, которых я ненавижу. Вовсе не желая обижать их фэнов нелицеприятными замечаниями, я предпочитаю даже не говорить, а не то чтобы писать о них. По этой причине в моих книгах постоянно встречаются неизбежные упоминания о… некоторых людях. Вне всякого сомнения, вина за подобные предрассудки целиком и полностью лежит на мне, но я ничего не могу поделать со своей тенденциозностью, когда говорю о школе пения/сочинения песен Джеймса Тэйлора/Мелани начала 1970–х и практически обо всех крупных исполнителях рэпа. Если спросить мое мнение об очередном бой–бэнде, я скажу примерно то же самое, что примерно в 1966 году говорил какой–нибудь дядя среднего возраста о

Rolling Stones.

Джордж Харрисон тем не менее выдержал испытание временем. Если значительная часть его продукции не отличалась особой оригинальностью, его не до конца осуществленные амбиции инструменталиста вызывают сочувствие. Кроме того, несмотря на недовольство собой, он открыл некоторые необычные горизонты как композитор. И все же, если вы услышите по радио оркестровку на темы

Beatles,

это — почти наверняка — будут мелодии Леннона—Маккартни.

Таким образом, вопрос остается и, наверное, всегда будет оставаться открытым: кто он — просто неплохой музыкант, которому посчастливилось оказаться в составе

Beatles,

или, как утверждал Леонард Бернстайн, «мистический нереализованный талант». По всей вероятности, верны обе точки зрения, но я не уверен в том, что Харрисон является богоподобным гением, каким его представляют иные. В конце концов, что такое гений? Среди тех, кто наделен этим сомнительным титулом, Horst 'A Walk In The Black Forest' Jankowsky, играющий в дартс Джоки Уилсон и Screaming Lord Sutch. Co знаменитостями, которые волею случая попадают в центр внимания, часто происходит так, что их слава продолжает расти из года в год и после того, как они уже исчерпали свой потенциал.

Не способствует лучшему пониманию и чересчур аналитический подход современной музыкальной журналистики, которая усложняет сложное, нагнетает метафорическое благовоние в протухшее яйцо и рассказывает, что Грейл Маркус думает о том или ином альбоме, и что Саймон Фрит думает о том, что тот имеет в виду. Почему я должен поступать иначе, а не разбирать музыку Харрисона на составляющие, чтобы затем вновь собирать ее? Очевидно, я бы так и поступил, если бы считал, что это либо достойный культурный экзерсис, способ убедить людей в своей одаренности (может быть, гениальности?), либо метод написания такого количества слов, какое я должен написать в соответствии с контрактом.