Во многих религиях мира имеются книги, которые почитаются верующими как священные. Таковы Веды у индусов, Авеста у зороастрийцев, Библия (Ветхий завет) у иудеев, Библия, включающая помимо Ветхого завета Новый завет, у христиан. Обычно в них содержатся сказания о боге и о богах, их вестниках, посланниках и пророках, рассказы о загробном царстве, ангелах и чертях, рае и аде, о том, как и кем сотворены мир, земля, человек, животные и растения, установлены обряды и обычаи, определены поступки верующих, порой даже перечисляется, какие из них похвальные, достойные награды — земной и загробной и какие — осуждаемые, преследуемые людскими и небесными законами…

Проповедники всех религий утверждают, что только книги их веры правильные, божественные, боговдохновенные. Наука же подходит ко всем этим книгам одинаково, объективно, без предвзятости. Так она рассматривает и Коран — главную священную книгу одной из наиболее распространенных и относительно молодых религий — ислама.

Коран (по-арабски "аль-Куръан") — это обычно солидный том, включающий более 500 страниц текста на арабском языке. Почти таков же объем его перевода на восточные и на западные языки. В нем 114 разделов, или глав, разной длины, каждая из которых называется сура, что по-арабски означает шеренга или ряд, например, ряд камней в кладке здания. В Коране сура также обозначает часть книги или отдельное поучение (9: 65, 128; 24: 1)

[1]

. С этими значениями слово "сура" вошло в некоторые восточные языки и сохраняется в переводах на них Корана

[2]

. В других книгах, в том числе на арабском языке, для обозначения главы или части книги слово "сура", как правило, не используется. Этим, как и многим другим, в течение столетий подчеркивается уникальность Корана и его построения, его неподражаемость — иджаз аль-Куръан.

Суры Корана разного размера: во 2-й, наибольшей из них — 286 аятов, а в наименьших — 103, 108 и 110-й — всего по три аята. Длина сур уменьшается, если не считать небольших отклонений, к концу книги. Первая сура — "аль-Фатиха" — "Открывающая [книгу] " содержит всего семь аятов; употребляется как молитва, своего рода мусульманский "Отче наш".

По вероучению ислама, Коран — книга несотворенная, существующая предвечно, как сам бог, Аллах; она его "слово" (2: 70; 9: 6; 48: 15). Название "Коран" происходит от арабского глагола "кара'а", означающего читать вслух речитативом, декламировать. Оригинал Корана, согласно исламу, начертан на арабском языке на листах — сухуф и свитки с ним хранятся на седьмом небе, отсюда и одно из его названий — Свитки, Книга (74: 52; 80: 13; 98: 2). Коран — "Мать книги" — Умм аль-китаб, находится под престолом Аллаха; и только один Аллах в этой небесной книге "стирает, что желает, и утверждает" (К., 13: 39)

Возник ислам в Азии на Аравийском полуострове, в его западной части — области Хиджаз, в начале VII века. Здесь в то время в древних городах Мекка и Йасриб (с эпохи ислама — Медина, что значит по-арабски "город", мадина) жили арабы и сравнительно небольшие группы других народов, исповедовавших древнеаравийские политеистические культы и частично христианство, иудаизм и зороастризм.

В Хиджазе и в смежных с ним областях Аравии происходило разложение патриархально-родового строя и формирование классового общества. В отдельных местах полуострова уже длительное время существовали рабовладельчество и работорговля, а в некоторых областях, особенно на юге, появились зачатки раннефеодальных форм эксплуатации. Уже более века в жизни арабов чувствовалось назревание значительных идейных и социальных сдвигов, перемен, получивших отражение едва ли не во всех сферах их бытия. Обострение этих процессов в немалой мере было связано с событиями, происходившими не только в самой Аравии, но и в смежных с нею странах. Дело в том, что народы обширного Аравийского полуострова, расположенного на стыке Азии, Африки и Средиземноморского бассейна, издавна были вовлечены в торговые, политические и культурные связи с близкими и далекими странами Востока и Запада. Особое значение для них в столетия, непосредственно предшествовавшие возникновению ислама, имели отношения с двумя крупнейшими государствами региона Ираном и Византией. В свою очередь каждая из этих монархий, учитывая экономическое и стратегическое значение Аравии, стремилась установить над нею свое господство — прямое или косвенное, используя для этой цели своих сателлитов как на севере, так и на юге полуострова. Задача противодействия агрессивным намерениям соседних Ирана и Византии в немалой мере способствовала возникновению нескольких союзов арабских племен, действия которых порой становились весьма эффективными, но, как правило, сами эти союзы были недолговечными, эфемерными. Вместе с тем образование почти каждого из союзов племен, отражаясь в сфере идеологии, по условиям времени сказывалось и на их религиозных воззрениях, культе. Возникновению племенных объединений порой предшествовала деятельность проповедников, выступавших в роли пророков и прорицателей и широко использовавших религиозные мотивы.

Процесс разрушения обычаев и культов патриархально-родового строя был весьма длительным и протекавшим не одновременно в разных областях Аравии. Их преодоление продолжалось века и до сих пор не всюду может считаться полностью завершенным.

Общественные перемены, находившие выражение в росте объединительных стремлений арабских родов и племен, в области религии проявились в усилении тенденции централизации их древних культов. Храмы и боги наиболее сильных родов и племен стали занимать главное, господствующее положение в обществе. Храмы и боги слабых, зависимых родов и племен оказались в положении второстепенных святилищ и богов. Со временем они уничтожались или сохраняли лишь ограниченное, местное значение. Незавидная участь многих из этих святилищ и их богов позднее была описана арабскими авторами. Немалый интерес представляет одно из первых сочинений на эту тему — "Книга об идолах" ("Китаб аль-аснам") Хишама ибн Мухаммеда аль-Кальби, историка конца VIII — начала IX века, к материалам которого мы еще обратимся.

Находившийся в Мекке — крупнейшем торговом и культурном центре Хиджаза — древний храм Кааба, названный так по внешнему виду, напоминающему сооружение кубической формы (по-арабски "каъба" игральная кость, куб), стал одним из важнейших религиозных центров Западной Аравии. Еще задолго до возникновения ислама к этому храму совершалось религиозное паломничество арабов. Господствовавшее в Мекке племя курейшитов (курейш, корейш), среди знати которого были крупные торговцы, ростовщики и рабовладельцы, образовало особое "товарищество", или союз, занимавшееся караванной торговлей. Как отмечено в Коране, они отправляли караваны "зимой и летом" (106: 2). В окрестностях Мекки курейшитами устраивались ярмарки, на которые съезжались представители многих родов и племен. Время этих ярмарок, длившихся четыре месяца в году, объявлялось священным. Любые военные столкновения, нападения друг на друга ради мести или грабежа торговых караванов были под строгим запретом. Нарушения этого запрета (харам) осуждены от имени бога в Коране (29: 67).

Проповедь Мухаммеда, как и движение ханифов, не получила поддержки в Мекке, пока там властвовали родо-племенная знать и тесно с нею связанное жречество доисламской Каабы. Сторонники пророка подвергались травле и унижениям, из-за которых некоторые из них, согласно мусульманской традиции, были вынуждены искать убежища за пределами Хиджаза, даже в Аксумском государстве, в Северной Эфиопии. Впрочем, связи с Восточной Африкой были давние, эфиопская община в Мекке известна еще в VI веке. Эфиопы оказывались в Хиджазе как мирным путем, с торговыми караванами, так и в числе воинов других государств. Например, их было немало в походе, предпринятом в середине VI века правителем Химьяритского государства, расположенного на юге Аравийского полуострова; история этого похода, в котором, по преданию, вели слона или 13 слонов, отражена в 105-й суре Корана "Слон" "аль-Филь".

После кончины жены пророка Хадиджи и смерти вскоре главы рода хашимитов Абу Талиба, дружественно относившегося к своему племяннику Мухаммеду, во главе их рода по праву старшинства оказался Абд аль-Узза ибн Абд аль-Мутталиб. По преданию, являясь родным дядей Мухаммеда, он был непримиримым недругом его "пророческой миссии", ярым защитником традиционного культа Каабы.

Мухаммед пытался нейтрализовать фанатичные наскоки дяди и его близких, но удача в то время была явно не на его стороне.

Оказавшись в положении, когда ни сам он, ни разделявшие его взгляды курейшиты не могли рассчитывать на помощь своего рода и племени, Мухаммед, судя по преданию и упоминавшемуся выше старейшему жизнеописанию пророка — сире Ибн Исхака — Ибн Хишама, стал искать выход на стороне, вне Мекки. Первая попытка найти поддержку в соседнем небольшом городе Таифе у арабского племени сакифитов окончилась безуспешно: пророку с трудом удалось спастись от их гнева. Дальнейшие поиски свели Мухаммеда с мединцами, которым он был близок по матери, происходившей из Медины. Обстановка в этом городе была неспокойной. Населявшие Медину арабские племена аус, хазрадж и другие, а также издавна жившие в нем значительные группы исповедовавших иудаизм племен кайнука, надир и курайза страдали от все чаще вспыхивавших междоусобиц, в основе которых лежала борьба за плодородные земли.

Согласившись на роль своеобразного "третейского судьи", а отнюдь не вероучителя, Мухаммед стал переселять своих сторонников из Мекки в Медину. Вслед за ними он и сам совершил хиджру — переселение в этот город. С момента этого переселения ведется мусульманский лунный календарь хиджры. Летосчисление по нему начинается с 16 (точнее, вечер 15) июля 622 года н. э. Это был первый день нового года — месяца мухаррема — по лунному календарю древних арабов. Надо сказать, что днем, когда произошло переселение сторонников Мухаммеда из Мекки в Медину, в разных преданиях называются разные дни: 14, 20 или 21 сентября 622 года. На это обстоятельство еще в XI веке обратил внимание знаменитый хорезмский ученый Абу Рейхан Бируни — (973 — ок. 1050), писавший, что "существует разногласие относительно того, в какой из понедельников была хиджра"

После капитуляции Мекки и смерти Мухаммеда (632) возглавлявшаяся им община мухаджиров и ансаров в Медине и связанное с нею объединение арабских племен, действовавшие в контакте с влиятельными мекканскими кругами, стали центром нового, еще более крупного объединения арабских родов и племен. Это объединение с центром в Медине приступило к укреплению своего внутреннего и внешнего положения и вскоре оформилось как арабское теократическое государство раннефеодального типа Халифат (Калифат). Во главе его встали былые соратники посланника Аллаха, его преемники, или, иначе, заместители, халифы. Из них у мусульман наиболее распространенного суннитского направления ислама особо почитаются первые четыре халифа — Абу Бекр (632–634), Омар (Умар, 634–644), Осман (Усман, 644–656) и Али (656–661). А мусульмане-шииты признают из них правомочным лишь последнего — Али; первых трех они отвергают, считая их узурпаторами, незаконно захватившими верховную власть.

Идеологией Халифата стал ислам, вероучение и культ которого с каждым годом разрабатывались все более детально. Халифы представляли как высшую духовную власть — имамат, так и светскую, в том числе политическую и военную — эмират. При их правлении в Медине стал собираться и составляться Коран.

Закрепляя и узаконивая свое положение, верхушка нового объединения племен использовала общеарабское движение, породившее пророков и ислам, и приняла суровые меры для устранения препятствий к своему безраздельному господству в Аравии. В частности, ею было потоплено в крови пророческое движение в Йемаме, во главе которого стоял Мусейлима; до капитуляции Мекки представители этого движения поддерживали мединских ханифов-мусульман. Традиционное оправдание расправы с йемамцами как меры, направленной против возрождения "язычества", исторически несостоятельно.

На это, в частности, обратил внимание академик В. Бартольд в исследовании "Мусейлима"

[26]

и в неопубликованном письме к востоковеду Н.П. Остроумову (1846–1930) от 21 мая 1924 года. "Уже давно было отмечено, — писал он в письме, — что восстание арабов после смерти Мухаммеда нигде не имело целью возвращение к языческому культу; руководители восстания хотели быть такими же пророками, каким называл себя Мухаммед. Для меня, кроме того, ясно, что по крайней мере один из них, Мусейлима, стоял ближе к христианству и к первоначальному исламу, чем сам Мухаммед в конце своей жизни, после примирения с курейшитами"

Мединская власть одновременно с расправой с племенами и пророками, не желавшими ей подчиняться, принимала решительные меры по привлечению на свою сторону кочевых арабских племен. Само принятие ислама, как мы уже отметили, в этих целях истолковывалось ранее всего как признание своего политического подчинения. Правда, это подчинение, как правило, на первых порах не задевало старых родо-племенных устоев подчинившихся племен. Другое дело, что вхождение в государство раннефеодального типа в перспективе, очевидно, должно было способствовать подрыву и разрушению древних традиций и норм. На наш взгляд, правилен вывод о том, что, как бы ни складывались отношения мединского Халифата с арабскими "племенами, осуществлялось ли их присоединение на добровольных началах или силой, в одном и самом важном положении государство отступало от своих принципов, а именно от непринятия родо-племенной организации. Социальная структура племен не нарушалась государством при условии принятия их членами ислама, что означало, по сути дела, признание государственного суверенитета… Союз с Мединой не грозил племенной аристократии утратой ее главенствующего положения в племенах. Не могла она также не сознавать экономической выгоды слияния с мусульманскими отрядами в военных предприятиях, особенно после успешно начатого осенью 633 г. вторжения через Сирийскую пустыню в Палестину и Сирию"

Из учений и взглядов, возникших в период пророческих движений, имевших место в Аравии в первой половине VII века, до нас в наибольшей мере дошли лишь те, что проповедовались ханифами-мусульманами в Мекке и Медине. Они получили отражение в Коране, книге, составление которой стало возможным и даже, не будет преувеличением сказать, государственно и общественно важным после образования в Медине Арабского халифата (632) и начатых им широких завоевательных войн.

Уже при первых халифах арабы во время завоеваний столкнулись не только с военными силами своих противников, но и с развитыми культурами Ирана, Византии и других стран, которые имели сложившиеся феодальные формы государственного управления и правовые нормы, регулировавшие их общественную жизнь. Когда эти области стали подвластны Халифату, возникла необходимость создать в них подчиненный арабам административный аппарат и выработать соответствующие юридические нормы. Нужно было подчинить определенному распорядку и жизнь самих арабов во всех областях Аравии, в том числе в тех, где, как показал учиненный в первые годы Халифата разгром последователей пророков Мусейлимы, Асвада, Тулейхи, существовали сильные сепаратистские тенденции. Беспокоила халифов, по-видимому, и необходимость не допустить растворения арабов среди завоевываемого ими населения за пределами Аравии, где они стали подвергаться все более сильному влиянию местного населения; не только перенимать их военные достижения (что, как правило, было выгодно завоевателям), но и знать и тем более учитывать их языки, обычаи, верования, правовые установления, культурные навыки, взгляды.

Поскольку официальной идеологией Халифата стал ислам, с ним должны были быть согласованы как новые, так и старые правоустановления, вернее, те из них, которые сохранялись и приспосабливались к нуждам арабского государства. В силу таких практических требований стали разрабатываться нормы мусульманского права, создаваться богослужебные руководства, закладываться основы будущей литературы ислама, его священных книг. Самой ранней из них явился Коран, в своем содержании еще почти целиком связанный с Аравией. Корану-книге предшествовали и сопутствовали записи законодательного и богослужебного значения, существовавшие частью, как можно судить по преданию, уже при первых халифах. Некоторые из них восходили к аналогичным записям проповедников раннего ислама или ханифизма в Мекке и Медине. Таким записям — "чтениями" — придавалось значение руководства, хотя тексты разных записей не были согласованы и, как отмечают предания, по одним и тем же вопросам в них имелись противоречия. С распространением ислама и власти халифов на большой территории наличие противоречивых записей могло дать повод к отклонениям в богослужебной и законодательной практике, привести к нежелательным для центральной власти осложнениям. Поэтому возникла необходимость устранить разноречивые списки и составить единый свод записей, придав ему характер восходящего к Аллаху канонического писания — Корана.

О большом значении, которое придавалось составлению такого свода, можно судить по тому, что этим делом руководили представители правящих кругов во главе с халифом. Согласно преданиям мусульман-суннитов, первым инициатором составления откровений Аллаха, передававшихся покойным пророком Мухаммедом, был купец, а затем один из энергичных руководителей мединского объединения мусульман — халиф (с 634 г.) Омар ибн аль-Хаттаб, посоветовавший своему предшественнику халифу Абу Бекру дать по этому поводу соответствующее распоряжение. Абу Бекр согласился и поручил это дело 22-летнему мединцу Зейду ибн Сабиту, в последние годы жизни пророка Мухаммеда состоявшему при нем в качестве писца.

Выполняя поручение халифа, Зейд, судя по преданию, собрал и сличил разрозненные записи, делавшиеся им и другими лицами на плоских костях, камнях, коже, пальмовых листьях, на всем, что использовалось тогда для письма. Кроме того, он стал записывать рассказы современников Мухаммеда, тех, кто помнил, сохранил в своей памяти "откровения Аллаха". Все это, заново просмотренное Зейдом и переписанное на отдельных листах — ас-сухуф, составило первую редакцию Корана, которая поступила в распоряжение руководства Халифата при халифах Абу Бекре и Омаре, но не переписывалась, не размножалась.

Философия, история, филология, медицина и точные науки, развивавшиеся в средние века в Халифате, получили широкое признание далеко за его пределами. Теперь, после крушения колониальной системы империализме и образования на ее развалинах ряда самостоятельных, суверенных государств Азии и Африки, играющих все более заметную политическую и экономическую роль в современном мире, об этом факте заговорило и исламоведение Запада.

Называя по признаку литературного языка и письменности культуру, науку и технику всех народов Халифата арабской и произвольно сужая понятием "ислам" весь их многогранный образ жизни, английский исламовед Уильям Монтгомери Уотт пишет: "Когда арабские исследования, арабская мысль, арабские сочинения предстают в полном объеме, становится ясно, что без арабов европейская наука и философия не смогли бы развиваться такими темпами. Арабы были не просто передатчиками, но подлинными носителями греческой мысли. Они не только сохранили живыми науки, которые постигли, но и расширили их диапазон. Когда около 1100 г. европейцы стали серьезно интересоваться наукой и философией своих врагов сарацинов (от арабского "шаркин" — восточных; имеются в виду арабы, турки, иранцы, народы Северной Африки. — Л.К.), эти науки были в расцвете. Европейцам пришлось учиться у арабов всему, что было возможно, прежде чем они смогли двинуться вперед"

[95]

.

Еще на грани VIII–IX веков, отмеченных значительным оживлением экономической и культурной жизни Халифата, в нем возникают и получают распространение передовые для своего времени идейные течения, сторонники которых разрабатывают учения, приходившие в противоречие со взглядами суннитских ортодоксов схоластов. Они знакомятся с выдающимися творениями древней науки и литературы, в том числе с сочинениями Аристотеля и других мыслителей древних Греции, Ирана, Индии, переводят их, в меру сил и возможностей развивают свою философскую, научную мысль. В числе сторонников таких позитивных течений находились люди, получившие название мутазилитов (от арабского "му'тазила" — удаляющиеся, отделяющиеся, обособившиеся), которые очень рано были втянуты в догматические споры, в том числе о сотворенности или несотворенности Корана. В Халифате о них говорили как о "людях справедливости и единства" (бога) — "ахль альадль ва-т-таухид".

Согласно мутазилитам, Коран сотворен Аллахом, а допущение извечности и несотворенности этой книги равносильно наделению ее свойствами бога или, иначе, признанию наряду с Аллахом второго бога. Мутазилиты толковали Коран во многом аллегорически, своих же противников — суннитских богословов-ортодоксов — именовали двоебожниками, сопоставляли их взгляды с учением христиан об Иисусе Христе и его "единосущности" богу. Согласно доводам теологов-мутазилитов, этим самым ортодоксы-сунниты нарушают принцип ислама — "асль ат-таухид" — "корень признания единства" Аллаха.

Как сторонники умеренно-рационалистического течения в исламе, мутазилиты вскоре нашли поддержку со стороны аббасидского халифа Мамуна (813–833), сурового феодального правителя, проявлявшего интерес к науке и литературе. Учение мутазилитов, признававшее свободу человеческой воли, как и воли ангелов и Иблиса — дьявола, считавшее, что Коран не извечен и является всего лишь одним из творений Аллаха, отрицавшее антропоморфизм Аллаха, стало при Мамуне официальным, обязательным, государственной доктриной. Инакомыслящих преследовала своего рода мусульманская инквизиция — михна, для многих оказавшаяся тяжелейшим испытанием (таково и буквальное значение этого слова). Михна свирепствовала, лишь изредка несколько ослабляя свою изощренную суровость. Это относится, в частности, ко времени правления двух преемников Мамуна — халифов Мутасима и Васика, и была уничтожена лишь в правление халифа Мутаваккиля (847–861), когда учение мутазилитов было отвергнуто, объявлено еретическим. Тем не менее мутазилитами, пытавшимися примирить ислам с некоторыми положениями античной философии, были высказаны смелые для того времени мысли о Коране, оставившие положительный след в истории общественной мысли Востока.

Итак, Коран по представлению мусульман — книга предвечная, боговдохновенная, "слово Аллаха". Об этом можно прочитать на страницах самого Корана, в котором данная особенность связывает его с древней традицией "безавторской" литературы, восходящей к таким произведениям, как Библия и Авеста.

При составлении и редактировании Корана сохранение этой традиции, очевидно, произошло под влиянием необходимости поддержания высшей категории авторитета Аллаха, культ которого вышел за пределы древнего пантеона арабов и занял место первого и единственного бога, как провозглашено в шахада — "символе веры" ислама: "Нет божества, кроме Аллаха" — "Ля илях илла ллах".

Эта особенность неоднократно разъяснялась в работах исламоведов, писавших о Коране, а также в комментариях и статьях его переводчиков, особенно тех, кто подолгу жил в странах распространения ислама. Так, арабист и иранист, автор арабско-французского словаря, издатель, исследователь и переводчик персидских классиков Манучихри и Саади, драгоман

[121]

при французском посольстве в Иране Альбин де Биберштейн-Казимирский (1808–1887) во вступительной статье к переводу Корана, сделанному им с арабского языка на французский, писал: "…Коран не представляет нам почти никаких указаний на жизнь и особу арабского пророка. Это отстранение вообще видно во всем Коране; это слово божие, сказанное Магомету и переданное его устами народу арабскому. Приводя текст Корана, магометанин никогда не скажет: "Магомет говорит", но "бог, всевышний говорит"; поэтому нельзя и ждать, чтоб бог изъяснял согражданам Магомета подробности о его семье, происхождении и приключениях в его жизни"

[122]

.

Однако признание этого факта не помешало Казимирскому свой перевод назвать в нарушение догмата несотворенности Корана так, будто это произведение авторское, принадлежащее одному лицу: "Mahomet. Le Koran…" Соответственно озаглавлены и его русские переводы К. Николаева, которые выдержали в России пять изданий — 1864, 1865, 1876, 1880 и 1901 годов: "Коран Магомета. Переведенный с арабского на французский переводчиком французского посольства в Персии Казимирским, с примечаниями и жизнеописанием Магомета. С французского перевел К. Николаев"

Перевод Казимирского в этом смысле не уникален. Вот заголовки книг трех его предшественников на том же поприще. Прежде всего, перевод на английский язык арабиста Джорджа Сэйла (1680–1736): "The Koran commonly called the Alcoran of Mohammed: translated into English immediately from the original Arabic… by G. Sale, London, 1734" ("Коран, обычно называемый Алкоран Мохаммедов: переведен на английский непосредственно с арабского оригинала… Дж. Сэйлом. Лондон, 1734"). В русском переводе, однако, оговорка "обычно называемый" снята и книга названа утвердительно: "Ал Коран Магомедов, переведенный с арабского языка на английский… Георгием Сейлем. С английского на российский перевел Алексей Колмаков, ч. I–II. Спб., 1792".

Уже начало первого из пяти "столпов" (аркан) веры в исламе догмат о единстве (ат-таухид) бога, Аллаха — в известной мере выражено в 1-й суре "аль-Фатихе" — "Открывающей" Коран, относимой к мекканским. В семи аятах этой суры читаем: "Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала — Аллаху, господу миров милостивому, милосердному, царю (или властелину, владыке. — Л.К.) в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, кого ты облагодетельствовал, — не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших" (К., 1:1–7).

Сказанное довольно логично продолжено в начале 2-й суры, считающейся мединской. Она начата с трех букв — "алм", начертанных по правилам арабского письма, но какого-либо смыслового содержания не заключающих. Попытки объяснить эти буквы как иносказания, имеющие некий таинственный мистический смысл, доступный лишь пророку, ангелам и некоторым из мусульманских святых, не увенчались успехом. На наш взгляд, правы те исследователи, кто видит в них сохранившиеся пометки первых составителей или редакторов Корана, делавшиеся в технических целях. Такие сочетания букв предваряют 29 из 114 сур Корана, в 42-й суре они разделены на два соединения — "хм аск" (или по названию букв: "Ха мим. Айн син каф").

Вслед за "алм" во 2-й суре читаем: "Эта книга — нет сомнения в том — руководство для богобоязненных, тех, которые веруют в тайное и выстаивают молитву и из того, чем мы (Аллах. — Л.К.) их наделили, расходуют, и тех, которые веруют в то, что ниспослано тебе (посланнику Аллаха, которому сообщен или сообщается Коран. — Л.К.) и что ниспослано до тебя (другим посланникам и пророкам Аллаха. — Л.К.), и в последней (то есть в существовании загробной. — Л.К.) жизни они убеждены. Они на прямом пути от их господа, и они — достигшие успеха" (К., 2:1–4).

Таково преддверье, как бы порог Корана, если начать постигать его, не считаясь с составленными в позднейшее время "хронологиями". Как видим, в нем названы еще далеко не все черты и свойства Аллаха. Особо оговорена вера в загробную жизнь, что, по-видимому, вызвано тем, что это представление в исламе было одним из новых, мало разработанных в прежних верованиях арабов и, таким образом, могло вызывать с их стороны существенные возражения.

Во всей полноте свойства Аллаха раскрываются в Коране постепенно, почти безотносительно к тому, в каком бы порядке ни читать его "слово".

Анализируя то или иное произведение, книгу, содержащиеся в ней факты и мысли, необходимо исходить из того, когда, где и кем эта работа написана, в каких конкретных исторических условиях она появилась. Только учитывая все это, можно надлежащим образом разобраться в существе рассматриваемого произведения, правильно понять и оценить его как в целом, так и в деталях. Подобный же подход необходим и к Корану, вопреки мусульманской догме о том, что Коран существует предвечно, есть произведение, совечное Аллаху, не имеющее времени своего создания.

Если отвлечься от этого религиозного догмата, а также от утверждений мусульманских богословов, толкующих Коран как абсолютную истину, то нельзя не заметить, что многое из изложенного в этой книге не выдерживает проверки временем. Напрасно искать в Коране сведений о тех значительных достижениях науки и культуры, которые имелись еще до его составления не только в Китае и Индии, Египте, Вавилоне, Ассирии, Греции, но и в древних южно- и североарабских государствах. Подтверждением этому, в частности, может явиться ознакомление с тем, что Коран говорит о Вселенной, Земле, флоре и фауне.

Величайший мыслитель древности Аристотель (384–322 до н. э.) в астрономическом трактате "О небе" писал: "Небо не создано и не может погибнуть… Оно вечно, без начала и конца, кроме того, оно не знает усталости, ибо вне его нет силы, которая принуждала бы его двигаться в несвойственном ему направлении". Аристотель нашел доказательство и тому, что Земля не плоская, а шарообразная, — предположению, высказанному в школе древнегреческого философа и математика Пифагора (ум. в 500 г. до н. э.). Примерно в одно время с Аристотелем ученые Китая постигали периодичность солнечных затмений, астроном Ши Шэнь составил первый звездный каталог, где перечислены 800 светил. А Аристарх Самосский в первой половине III века до н. э. учил, что Земля, Луна и планеты обращаются вокруг Солнца, и Земля, кроме того, вращается вокруг своей оси.

Однако те, кто имел отношение к собиранию и составлению Корана, несмотря на то, что они жили более чем на 900 лет позднее этих открытий, явно не утруждали себя подобными философскими размышлениями или астрономическими расчетами. В Коране даже об Аравии и арабах содержится очень мало нового по сравнению, например, с произведениями древнеарабской поэзии. Религия всегда консервативна. И ислам унаследовал от древнего мира не столько обогащающие человека знания, сколько религиозные мифы.

История Вселенной, как мы уже отметили, сведена в Коране к творческим действиям разумного божества, Аллаха. Он-де сказал: "Будь!" — и появились "небеса и земля" (6:72). В шесть дней мастерски, без изъянов, бог создал мир, "сотворил семь небес, одно над другим сводами" или рядами (67:3; 71:14), устроил небо так, что "нет в нем ни одной щели" (50:6). Из семи небес "низшее небо" Аллах украсил светилами и поставил их для отражения дьяволов (67:5). Он "велел ему [небу] производить темноту ночи, заставил его изводить утреннюю светозарность" (79:29). Бог опустил также с "горних небес" на землю лестницу, "по которой ангелы и дух восходят к нему в течение дня, которого продолжение пятьдесят тысяч лет" (70:3–4). Эта лестница только для небожителей: люди и черти, если б и хотели влезть на небо, не были бы туда допущены (52:38: 6:35). Никому из них не дано подсмотреть и подслушать жизнь небожителей: "как скоро кто начинал прислушиваться, тотчас подвергался охранительному пламеннику" (72:9), их "преследует яркий зубчатомелькающий пламень" (15: 18). Если Аллах "захочет", то он, указывается в Коране, может "низвергнуть" на людей "какой-либо обломок" (34:9).

В Коране отсутствует представление о человеке как "венце творения", а также о постепенности развития жизни на Земле, ее биосферы и тем более ноосферы — сферы человеческого разума.

Согласно Корану, созданию Аллахом человека предшествовал акт сотворения им ангелов и джиннов, его небесной крылатой опоры. В суре "Ангелы" об этом сказано: "Хвала Аллаху, творцу небес и земли, сделавшему ангелов посланниками, обладающих крыльями двойными, тройными и четверными. Он увеличивает в творении, что ему угодно" (К., 35:1); он "сотворил джиннов из чистого огня" (К., 55:14); "из огня знойного" (К., 15:27). И все же акту сотворения человека Аллах, судя по изложенному в Коране древнеарабскому сказанию, придает особое значение. Даже после того как им был вылеплен своего рода манекен человека и осталось лишь его оживить, Аллах решил обсудить свой поступок с ранее им созданными многокрылыми помощниками. Некоторые из новейших комментаторов пытались углядеть в этом "обсуждении" признак особой демократичности всевышнего.

Между тем, если исходить из Корана, это "обсуждение" или "совет", "беседа", "состязание" с "верховным сонмом" ангелов выглядит весьма деспотично. Во всяком случае, в этом "обсуждении" не чувствовалось какой-либо терпимости, внимания к созванному ангельскому сонму, даже признака толерантности. Создатель заранее предопределил свое решение и, выслушав единственного возражавшего, тут же сурово наказал его. Коран в нескольких сурах возвращается к этому эпизоду, но каждый раз излагает всего лишь сухой конспект, как бы канву рассказа о "совете". Так, в суре 38 читаем:

"Вот сказал господь твой ангелам: "Я создаю человека из глины. А когда я его завершу и вдуну в него от моего духа, то падите, поклоняясь ему!" И пали ниц ангелы все вместе, кроме Иблиса

[238]

, - он возгордился и оказался неверным. Он (Аллах. — Л.К.) сказал: "О Иблис, что удержало тебя от поклонения тому, что я создал своими руками? Возгордился ли ты или (проявил высокомерие. — Л.К.) оказался из высших?" Он (Иблис. — Л.К.) сказал: "Я лучше него: ты создал меня из огня, а его создал из глины". Он (Аллах. — Л.К.) сказал: "Выходи же отсюда; ведь ты — побиваемый камнями. И над тобой мое проклятие до дня (страшного. — Л.К.) суда". Он сказал: "Господи, отсрочь мне до дня, когда они (люди. — Л.К.) будут воскрешены!" Он (Аллах. — Л.К.) сказал: "Поистине, ты из тех, кому отсрочено до дня определенного срока!" Он (Иблис. — Л.К.) сказал: "Клянусь же твоим величием, я соблазню их всех, кроме рабов твоих среди них чистых!" Он (Аллах. — Л.К.) сказал: "Поистине, я говорю правду, наполню я геенну тобой и теми, кто последовал за тобой, всеми!" (К., 38:71–85).

Итак, сотворение первого человека, согласно Корану, одновременно явилось актом падения джинна или ангела "из числа высших", ставшего дьяволом, сатаною, шайтаном, царем преисподней. Впрочем, во 2-й суре Корана падение Иблиса, а также введение человека в рай изображено уже с другими подробностями. Прежде всего, здесь сказано не только о первом человеке, но и о его супруге. Адам уже одушевлен и представлен ангелам в качестве "наместника" Аллаха "на земле". А ангелы дают понять Аллаху, что они уже знают, на что способны люди, и явно их не одобряют. Ангелы говорят Аллаху: "Разве ты установишь на ней (на Земле. — Л.К.) того, кто будет там производить нечестие и проливать кровь, а мы возносим хвалу тебе и святим тебя?"

Хотя Коран составлен и канонизирован как главная священная книга Арабского халифата — государства раннефеодального типа, он отразил важные социальные проблемы, истолкование которых и до наших дней не безразлично для многих миллионов людей. Коран, как правило, отражает время, в которое он был составлен, принимает жизнь в том виде, как она сложилась, и исходя из нее определяет понятие благочестия в качестве высшей задачи верующего. Так, в Коране читаем об Аллахе: "Он узаконил для вас в религии то, что завещал Нуху, что открыли мы тебе (по-видимому, "печати пророков". — Л.К.) и что завещали Ибрахиму, и Мусе, и Исе: "Держите прямо веру и не разделяйтесь в ней!" (К., 42:11).

"Не в том благочестие, чтобы вам обращать свои лица в сторону востока и запада, а благочестие — кто уверовал в Аллаха, и в последний день, и в ангелов, и в писание, и в пророков, и давал имущество, несмотря на любовь к нему, близким, и сиротам, и беднякам, и путникам, и просящим, и на рабов, и выстаивал молитву, и давал очищение, — и исполняющие свои заветы, когда заключат, и терпеливые в несчастий и бедствии и во время беды, — это те, которые были правдивы, это они богобоязненные" (К.,2:172).

Из этой тяжеловатой тирады видно, что ее автор представлял, сколь социально пестро положение тех, кого призывали к благочестию. Это и рабы, и бедные странники, просящие подаяния, а наряду с ними любящие деньги скопидомы, неохотно расстающиеся с нетрудовой копейкой, и те, кого призывают к платежу очистительной милостыни — своего рода филантропическому жесту, часто еще и в наше время возвеличиваемому до акта высокого гуманизма. Объединяя людей по религиозному признаку, ислам не устранял социальных противоречий между его сторонниками. Явно обращаясь к неимущим, Коран говорит: "Верующие! Повинуйтесь Аллаху, повинуйтесь посланнику сему и тем из вас, которые имеют власть" (4:62). Отсюда ясно, что ислам, согласно Корану, ставил в неравное положение того, кто, обладая властью, призывал повиноваться Аллаху и посланнику его, и того, кто обязывался повиноваться помимо Аллаха и его посланника еще и тем, кто имеет власть.

Нам уже довелось приводить аяты Корана, из которых следовало, что в них отстаивается эксплуататорское общество, неравенство, классовый гнет, рабство, которые выданы за установления Аллаха. "Мы, — говорится от лица бога в Коране, — раздаем… жизненные потребности в этой дольней жизни, возвышаем одних над другими в степенях, так что одни… держат других подвластными себе невольниками" (43:31).

Частная собственность, неравенство решительно защищаются Кораном, они изображаются в нем как "милость Аллаха". "Аллах дал вам преимущество одним перед другими в жизненном уделе. Но те, кому дано преимущество, не вернут своей доли тем, кем овладела их десница (то есть тем, кто стал их невольниками. — Л.К.), чтобы они оказались в этом равными" (К., 16:73). И несмотря на это, первые, богатые, боятся вторых. "Есть ли у вас из тех, кем овладели ваши десницы, сотоварищи в том, чем мы (Аллах. — Л.К.) вас наделили, и вы в этом равны? Боитесь ли вы их так, как боитесь самих себя?" (К., 30:27). Коран предупреждает неимущих, чтобы они не пытались изменить свое тяжелое положение путем какого бы то ни было посягательства на собственность богачей. "Не засматривайтесь очами твоими на те блага, какими наделяем мы [Аллах] некоторые семейства…" (20:131). Бедность, тяжкие человеческие страдания, социальная несправедливость, рабство и т. п. все это, по Корану, благодеяния Аллаха.