Есть имена, которые носили исторические люди, жившие в известное время, делавшие исторически известное жизненное дело, но имена, которые уже утратили хронологическое значение, выступили из границ времени, когда жили их носители. Это потому, что дело, сделанное таким человеком, по своему значению так далеко выходило за пределы своего века, своим благотворным действием так глубоко захватило жизнь дальнейших поколений, что с лица, его сделавшего, в сознании этих поколений постепенно спадало все временное и местное, и оно из исторического деятеля превратилось в народную идею, а самое дело его из исторического факта стало практической заповедью, заветом, тем, что мы привыкли называть идеалом… Таково имя Преподобного Сергия: это не только назидательная, отрадная страница нашей истории, но и светлая черта нашего нравственного народного содержания (Ключевский В. О. Значение преподобного Сергия для русского народа и государства. — Речь на собрании Московской Духовной Академии в 1892 г., посвященном памяти Преподобного Сергия Радонежского).

Прежде, чем приступить к описанию жизни преподобного Сергия, необходимо охарактеризовать те источники, на которых основывается подобное описание.

Самым ранним памятником, посвященном Сергию, можно считать Похвальное слово преподобному Сергию, впервые произнесенное Епифанием Премудрым 25 сентября 1412 г. — в день освящения нового храма Троицы, совпавший с днем памяти Сергия и 20–летием его кончины (см. подробнее в 3 части настоящей книги). Критическое осмысление текста Слова вводит нас в творческую лабораторию первого биографа Сергия, ученика Преподобного, позволяет определить те источники, которыми пользовался писатель. Оказывается, литературным образцом для Епифания послужило Похвальное слово Кирилла Скифопольского, написанное в честь Евфимия Великого и Саввы Освященного и обычно сопровождающее жития обоих подвижников. Именно, два значительных фрагмента текста епифаньевской похвалы (первый — от слов «поне же светла и сладка, и просвещенна нам всечестных нашихь отець възсиа память» и до слов «и сего ради възненавидехь всякь путь неправды», второй — от слов «надписаниемь слова вменихомь и от нас днесь ныне похваляемь» и до слов «яко же жалом душу уязвити и к Богу чистымь житиемь подвигнути»: РГБ, Тихонр. № 705. Л. 107—107 об., 107 об. — 108; текст по этому списку издается в 4 части настоящей книги) основаны на сочинении Кирилла Скифопольского (ср. Великие Минеи Четии, собранные Всероссийским митрополитом Макарием. Декабрь, дни 1—5. М., 1901. Стлб. 552, 556—557). Отсюда можно сделать еще один вывод: Епифаний Премудрый был знаком с житиями Евфимия Великого и Саввы Освященного. Этот вывод послужит дополнительным аргументом, когда придется выделять текст Епифания Премудрого среди позднейших переработок Жития Сергия.

Первой публично обнародованной биографией Сергия оказалось жизнеописание святого, читающееся на страницах Троицкой летописи, составленной тем же Епифанием Премудрым (см. раздел в 3 части книги). Хотя изложение в летописи доведено до 1408 г., создана она после 1412 г., так как включила в себя рассмотренное выше Похвальное слово Сергию. Факты, касающиеся жизни Сергия и монахов Троицкого монастыря, изложены на пространстве 1374—1392 гг. Характерно, что в летописи обрисовано в основном участие Преподобного в «мирских» делах, тогда как в написанном позднее Житии агиограф сосредоточился на характеристике духовной жизни Сергия.

Около 1418 г. Епифаний написал ряд повестей для составлявшегося тогда же Летописного свода митрополита Фотия. В них тема Сергия получила дополнительное звучание: в Повести о Куликовской битве введен эпизод о благословенной грамоте Дмитрию Донскому, где Сергий «велел ему битися с татары»; первоначальное известие 1363 г. о приезде митрополичьих послов Павла и Герасима в Нижний Новгород было датировано 1365 г. и переделано таким образом, что единственным послом (но уже великого князя) стал Сергий Радонежскии, позакрывавший все церкви города 

Наконец, в конце 1418 — начале 1419 г. Епифаний завершил главный труд своей жизни — Житие благоговейно почитаемого учителя Преподобного Сергия Радонежского. Памятник не сохранился в отдельном виде, а реконструируется на основе позднейших редакций, к обзору которых мы и переходим. При Троицком игумене Зиновии (1432—1445 гг.) труд Епифания подвергся существенной переделке, целью которой, во–первых, было сокращение текста для более удобного использования в богослужебной практике, а во–вторых, введение новой концепции о преемнике Сергия, при этом преемником Сергия объявлялся не Савва Сторожевский (как это было на самом деле), а Никон Радонежский. Последнее может объясняться несколькими причинами, и главной из них являлась подготавливаемая канонизация Никона. Но не исключена и политическая подоплека события: Савва впоследствии игуменствовал «на Сторожах» — монастыре, принадлежавшем князю Юрию Звенигородскому, с которым Василий Темный вел полную драматизма борьбу за великое княжение, поэтому власти монастыря сочли за лучшее не упоминать имени подлинного преемника Сергия. Так или иначе, но в новой редакции текста рассказа о преставлении Сергия прозвучали слова: «постави же игумена въ место себе Никона»; а как читалось это место в сочинении Епифания — мы теперь уже никогда не узнаем.

В Житии Сергия Радонежского имеется особая глава, рассказывающая о введении в монастыре общежития. Эта реформа связывается с посланием патриарха Филофея, убеждавшего Сергия в преимуществах общего жития перед особножительством. Филофей занимал патриарший престол дважды: в 1353—1354 и 1364—1376 гг. Очевидно, что Сергий, поставленный в игумены в 1354 г. в момент отсутствия митрополита Алексия на Руси, не мог быть известен ни митрополиту Алексию, ни тем более патриарху Филофею. Следовательно, речь может идти только о втором патриаршестве Филофея, и мы получаем приблизительную хронологическую привязку для времени введения общежития в Троице–Сергиевом монастыре: 1364—1376 гг.

В литературе утвердилось мнение о преподобном Сергии как инициаторе проведения монастырской реформы на Руси. Но при более внимательном ознакомлении с источниками данный вывод должен быть существенно скорректирован: на самом деле инициатива проведения реформы монашеской жизни принадлежала другому лицу — митрополиту Алексию (да иначе и не могло быть) и осуществлялась в более широком плане. Сопоставим ранние известия летописей и агиографических памятников о монастырях с общежительным устройством, которые возникли при митрополите Алексии.

Самой первой из обителей, построенных по инициативе митрополита Алексия, является Владычин монастырь в Серпухове. Источником сведений о ранней истории монастыря является «Сказание о начале Владычнего монастыря». В «Сказании» говорится, что митрополиту Алексию был слышен «глас» от иконы Богородицы: «Алексие, подобает тебе монастырь поставити имени Моему, купно же и себе в память». Согласно памятнику, основание монастыря датируется 1362 г., инициатива его построения приписана митрополиту Алексию, пославшего своего келейника Варлаама на «изыскание места».

Вопрос о времени создания самого «Сказания» остается открытым. Текст, который был изображен на «доске» — «не очень древнего письма», опубликован В. А. Рождественским

[40]

. Аналогичный текст я обнаружил в списке начала XIX в. (бумага с датой 1809 г.) — РГБ, ф. 344 (Собр. П. П. Шибанова), № 33 (Л. 137 об. — 142). Другой вариант «Сказания» (где основание монастыря датируется 1367 г. — но это вторичное исправление) содержится в списках конца XVII — начала XVIII в.: РГБ, ф. 256 (Собр. Н. П. Румянцева), № 364 (Л. 287—289) — судя по пометам писца на л. 70 об., 308 об., 312, сборник переписывался в 1699—1700 гг.; ГИМ, Синодальное собр., № 85 (Л. 73—76). Филиграни: 1) Герб Амстердама на пьедестале, под которым лигатура из литер СУН, контрамарка ТУ; 2) Герб Амстердама с контрамаркой BEAUVAIS. По новому справочнику для филиграней «Герб Амстердама», составленному Т. В. Диановой, эта бумага датируется 1712—1715 гг.

Чтобы получить представление об авторе «Сказания о начале Владычнего монастыря», памятник необходимо сопоставить с Житием митрополита Алексия, созданном в конце XVII в. при патриархе Адриане (ГИМ, Синодальное собр., № 596. Л. 13—23). Последняя редакция составлена, несомненно, Евфимием Чудовским, поскольку в Синодальной рукописи имеются его автографы — на вклеенных листах 73, 85, 89 (на греческом и русском языках), кроме того, пометами Евфимия буквально испещрены поля всей рукописи 

Несмотря на действенную поддержку константинопольского патриарха и русского митрополита, подкрепленную убедительными свидетельствами церковных авторитетов, монастырская общежитийная реформа продвигалась, тем не менее, не без трудностей. Сторонники особного жития решительно отстаивали свои привилегии и не собирались менять установившегося порядка. К примеру, послание архиепископа Дионисия цели своей не достигло и снетогорских монахов нисколько не убедило. Московский Богоявленский монастырь как был особножительным в XIV веке, так и оставался им даже в XVI в.: из духовной князя Ивана Васильевича Ромодановского 1522 г. выясняется, что князь–мирянин жил в Богоявленском монастыре со «своими старцами» в собственных кельях, а по существу — в своеобразной миниусадьбе, которую составляли: две горницы (одна из них была столовой), двое сеней, погреб, ледник, поварня, повалуша, житница, клети с разнообразным имуществом

[56]

.

В самом Троице–Сергиевом монастыре сопротивление общежитийной реформе достигло такого накала, что у части братии возникла мысль «яко не хотети Сергиева старейшинства». В этот момент предъявил свои права старший брат преподобного Стефан, воспитанник московского Богоявленского монастыря и, надо полагать, убежденный сторонник особножития: «И кто есть игумен на месте сем? Не аз ли прежде седох на месте сем?» Сергий спорить не стал и, не говоря никому ни слова, тайно покинул обитель и направился в переяславскую волость Кинелу. Придя в Махрищский монастырь, он попросил у игумена Стефана монаха–проводника, с которым, обойдя «многия места», нашел «место красно зело» на берегу реки Киржач. Здесь, как было сказано выше, Сергии основал монастырь во имя Благовещения Пресвятой Богородицы (между 1365 и 1373 гг.). Стараниями митрополита Алексия конфликт в Троицкой братии был ликвидирован, и Сергий вернулся на Маковец. В Благовещенском же монастыре он оставил строителем своего ученика Романа.

После 1365 г. монастырская реформа стала распространяться более быстрыми темпами. При этом ставка была сделана не на старые монастыри, с трудом поддававшиеся перестройке, а на вновь создаваемые, следуя евангельскому изречению: «яко вино ново в новы мехы влияти, и обое сблюдется; аще ли вино ново в мехи ветхи, и меси просядутся, и вино прольется, и обое погибнеть» (Мф. 9, 17) 

Но это будет позже. А пока новые обители опоясывают столицу и укрепляют рубежи Московского княжества.

Митрополит Алексий задумывает построить обетный монастырь в честь Нерукотворного образа Спаса — он испрашивает у Сергия его любимого ученика Андроника и основывает монастырь на берегу Яузы (знаменитый впоследствии Андроников монастырь). Выше мы вывели наиболее вероятную дату его основания — 1366 г.

При Сергии Троицкий монастырь не имел ни земельных владений, ни промысловых угодий

[87]

, так что Епифаний Премудрый в своем Похвальном слове мог с полным правом сказать о Преподобном: «И ничто же не стяжа себе притяжаниа на земли, ни имениа от тленнаго богатства, ни злата или сребра, ни скровищь, ни храмов светлых и превысокых, ни домов, ни сел красных, ни ризь многоценных, но сице стяжа себе паче всех истинное нестяжание и безъименство, и богатство — нищету духовную, смирение безмерное и любовь нелицемерную равну к всемь человеком» (Тихонр. № 705. Л. 115). В то же время Сергий сумел обеспечить поступление в монастырь продуктовой руги, в чем существенную помощь, надо думать, оказал хозяйственный митрополит Алексий, неустанно обращавшийся с пастырскими наставлениями к своим духовным детям—великому князю и удельным владыкам 

[88]

. Тем самым монастырь сумел высвободить интеллектуальные силы для образования иноков, организации правильного богослужения, для переписки и украшения рукописей, пополнения монастырской библиотеки

[89]

. В общежительный период существования монастыря это пополнение библиотеки имело целенаправленный характер, поскольку Иерусалимский устав содержал указания на широкую номенклатуру произведений, чтение которых было обязательным в те или иные дни годового цикла.

В результате Троицкий монастырь уже при Сергии стал своеобразным центром воспитания монашества и подготовки квалифицированных кадров (игуменов монастырей и епископов) 

[90]

.

Нет прямых указаний о приобретении Троицким монастырем каких–либо владений при игумене Савве (1392—1398 гг.), хотя при нем Сторожевский монастырь села имел.

Политика монастырских властей резко изменилась при игумене Никоне (1399—1428 гг.). Монастырь приступил к широкой скупке пустошей, деревень и сел, получал на них различного рода льготы от великого князя и удельных князей. Ряд земельных владений поступил в виде вкладов «на помин души»

[91]

.

Троицкий монастырь естественным образом являлся молитвенным местом для населения большой округи, включавшей как сам Радонеж, так и соседние Переяславские и Дмитровские волости, так что поток «милостыни» не оскудевал. С 1410 г., после смерти Владимира Андреевича Храброго, Радонеж становится столицей удельного княжества его сына князя Андрея Владимировича (1410—1426 гг.). Новый патрон предоставил Сергиевой обители щедрые податные льготы в своих владениях, а под конец жизни завещал три села, расположенные в непосредственной от нее близости: Княже, Афонасьево и Клементьево — «да на их же земле стоит монастырь»