Для кого наряжаются женщины? Если для мужчин, то джинсам они предпочтут короткую юбку или облегающее платье из мягкого шелковистого материала, которое хочется гладить и гладить. Туфли на высоком каблуке – само собой, известный бренд в этом случае остается на втором плане, главное, чтобы ножка смотрелась изящно. Ну и, разумеется, обувь и сумочка должны подходить к платью. Собираясь на свидание, женщина предполагает, что мужчина пожелает раздеть ее, поэтому стремится обзавестись еще красивым и сексуальным нижним бельем, но, увы, этот товар Глеб предложить не мог, за отсутствием такового. Да и по части обуви выбор у них в павильоне очень скромный, и то в основном для комплекта. Зато платья и юбки – завсегда пожалуйста.

Таких женщин, которые собираются одеться именно для мужчин, Глеб и обхаживает. Парень он видный, яркий, дамскому полу нравится. Затаенно-обольщающий взгляд карих глаз, белозубая улыбка, вполне атлетичная фигура, стильный прикид. Одним словом, типичный представитель молодого мужчины, которым женщины хотят нравиться. Именно поэтому его мнением дорожат посетительницы павильона. А он и товар лицом показать может, и комплимент сделать.

Но сейчас в работе Женя Стриж. Он такими внешними данными, как у Глеба, похвастаться не мог. Худощавый, если не сказать, тощий, лицо симпатичное, но смазливость его больше женственная, чем мужественная. Нет, он не «голубой», и ему нравились исключительно женщины, Глеб точно это знал. Манерности в нем нет, движения отнюдь не женские, но покупатели все же предпочитают видеть в нем представителя слабого пола. Именно поэтому Женя включается в работу, когда женщина хочет одеться для своих подруг. В таком случае для них главное – цена и известная торговая марка, и чтобы коллекция, желательно, была последней. Подругу нужно ошеломить, оставить с носом, заставить завидовать, а значит, уважать. Но ценник на платье не повесишь, а под модным брендом можно продать и подделку.

– Вот смотрите, это Турция, под «Армани», а это Италия, чисто «Армани». – Женя ловко развесил на руках элегантное, но лишенное всякой вычурности платье, которое тут же сменилось другим. – Качество совершенно одинаковое, но цена…

Так же ловко он сделал упор на последнем слове, растягивая его в паузе. Покупательница завороженно взяла одно платье, ощупала материал, торопливым взглядом пробежалась по строчке. Женя улыбнулся, забрал у женщины платье, стал растягивать швы, показывая их качество, и расстегивать молнию. То же самое он проделал и с другим платьем плюс обратил внимание на фирменный логотип.

Минералка с глухим бульканьем влилась из бутылки в страждущую глотку. Касимов смачно отрыгнул газы и кашлянул, забрызгав слюной пространство перед собой.

– Я смотрю, дела у вас тут неплохо идут, пацаны? – издалека начал он.

– Ну, как обычно, – пожал плечами Глеб.

– Да нет, не как обычно, – стервятником глянул на него Касимов. – Растут обороты, да?

– Да какой растут? Кризис бы пережить…

Сколько раз он подъезжал к этому старому дому на окраине города, но ни разу не бывал здесь в гостях. Такая вот у Глеба дружба с Женей. Деловая дружба – не черствая, но сдержанная. Сошлись на общности деловых интересов, бизнес общий у них, деньги делят – не ссорятся, а кто чем живет, и знать не знают. У Глеба свои друзья в личной жизни, у Жени – свои, он к одним в гости ходит, тот – к другим.

Но сейчас Глеб вынужден был скрываться у него. Никто из родственников Жени в этом доме не прописан, а значит, братва не сможет выйти на него. Здесь у Стрижей мастерская, можно сказать, офис незарегистрированной фирмы, и в том, что их семейное предприятие не проходило ни по каким бумагам, был большой плюс. И адрес дома нигде не указан, и друзья-знакомые ничего про него не знают, потому что размещено здесь, как ни крути, незаконное производство, афишировать которое никак нельзя. В доме не было свободных комнат, но ведь переночевать можно и в мастерских, тем более что наемные швеи отправлены в отпуск.

Вчерашнюю ночь Стрижи здесь и провели, но Глеба с ними не было. Он присоединился к ним только сегодня. Отвез мать и брата в деревню к бабушке, а сам вернулся в город.

Мама не работала: инвалидность у нее, но Лешка учился в школе, занятия в которой пропускать нежелательно. Жаль, конечно, что пришлось оторвать его от занятий, но уж лучше это, чем проблема с братвой. А в школу и в деревне ходить можно, условия для этого есть. К тому же Лешка даже рад погостить у бабушки, там у него одна юная зазноба живет…

– Нормально все, никаких движений, – сказал Женя, крепко пожав ему руку.

Жаркое с курицей и картофелем, капустный салат с горошком, соленые огурчики, сало, сырная нарезка… Не так уж и плохо для осадного положения.

– Здесь у нас, конечно, не царские хоромы, и столы от яств не ломятся, но жить можно, – бодро сказал Юрий Владимирович, доставая из холодильника бутылку водки.

– Если не помешают, – вздохнула Анжела Борисовна.

– Ничего, Бог не выдаст, свинья не съест.

– На Бога надейся, а сам на посту не спи, – усмехнулся Глеб. – А постов у нас-то как раз и нет.

Дорожка вокруг дома мокрая, а на небе ни облачка. Как будто кто-то со шлангом по двору прошел, чтобы прибить к земле пыль и освежить воздух. На самом деле ночью прошел дождь, а утром выглянуло солнце и разогнало ненастье. Хорошая сегодня погода намечается. Вдруг тоска на душе рассосется? Тоска по разрушенной любви…

Нина открыла калитку, вышла на улицу. В магазин ей надо, продукты на обед купить. Семья у них большая, а еще Глеб вдруг появился…

Красивый он парень, видный, статный. И сильный. Женя рассказывал, как он дрался с огромным бандитом… Ей нравились такие парни, потому и нашло вчера…

Это все Сергей. Это он разбудил в ней женщину – страстную и ненасытную. До встречи с ним она была скромницей, от одной мысли о невинных поцелуях краснела, а он ее такому научил, что и подумать стыдно. Она в общем-то и сейчас скромная. На мужиков не заглядывается, короткие платья не носит, задом не крутит, и мысли у нее вполне благопристойные. Но так вдруг вчера захотелось лечь под Глеба, что ноги сами к нему понесли…

И кто она после этого?.. А это он сам пусть решает. И пусть осуждает, она это заслужила… Стыдно ей, но ничего, она это как-нибудь переживет. Стыд пройдет, а чувство свершившейся мести останется…

Ожила муха, очнулась после зимней спячки. На волю ей надо, на простор, но не судьба. Бьется, бедная, меж двух стекол в оконной раме, жужжит, а только все без толку.

И Глеб уже оживает. Такое ощущение, будто в ступоре последние месяцы находился. Потому и натворил глупостей. А ведь говорили ему, отрекись от Нины, пусть она мотает срок за убийство. А он, как тот идиот, брал все на себя…

Вел себя как последний идиот, но голова тогда соображала ясно. Он объяснил следователю, что застал жену с любовником, вышел из себя и схватился за пистолет. А за убийство, совершенное в состоянии сильного душевного волнения, много не дают. И адвокат сказал, что при очень большом желании можно подвести его статью под такой знаменатель. Следователь принял эту версию, отправил его на судебно-психиатрическую экспертизу, а там уже в дело вступила Оксана…

Да, Оксана не бросила его в беде. Она даже смогла пробраться к нему на свидание под видом адвоката, возможности у нее для этого были. Еще бы, сам начальник следственного изолятора пользовался ее услугами, причем не раз.

Она не хотела, чтобы Глеб страдал из-за своей жены. Более того, она совсем не прочь была избавиться от Нины, отправив ее за решетку. Но Глеб твердо стоял на своем, тогда она взялась помогать ему…

Ничему нельзя так верить, как доверительным беседам. И глядя на благодушную улыбку лагерного «кума», Глеб очень хорошо это понимал. Менты стелют мягко, но как же жестко приходится спать.

– Значит, менты не пидоры, да, Касаткин? – добродушно засмеялся капитан Екимов.

Глеб угрюмо промолчал. Это ведь не просто затравка для разговора, этим вопросом «кум» давал понять, что ему об инциденте с Вагоном известно все, вплоть до мельчайших подробностей. А раз так, то у него есть «стукачи» и среди блатных. Ну и как вывод, нет ничего зазорного в том, что и Глеб станет «стучать»… А еще лучше, встанет на путь исправления.

– Вид у тебя, Касаткин, не очень.

Глеб вздохнул. Да уж, не просто сотрясение мозга у него, а серьезная контузия.

В зоне все работает по распорядку, даже на двери в бытовой комнате висит табличка с временным регламентом. А вот на умывальнике такой таблички нет, туда и в сортир можно круглые сутки. Можно, но не всегда. Ночь на дворе, дневальные в умывальнике давно убрались, но туда сейчас лучше не заходить. Разборка там. Но Глебу хочется по нужде, а в сортир можно только через умывальник.

Он сам по себе, в «отрицалы» не рвется, бревна таскает исправно, но братва его уважает. Потому что боится. Он ведь и челюсть сломать может, и убить, если что. Никто не наедет на него, если он спокойно пройдет в сортир, он же никому не помешает…

Новичок к ним в отряд заехал, причем очень неудачно. Насколько понял Глеб, этот зэк был давним знакомым самого Густава. Только вот дружбы между ними никогда не было, враждовали они. Как там и что, Глеб не вникал, знал только, что «смотрящий» спустил на новичка своих «быков». Когда беднягу поведут в умывальник, он не знал, и на месте разбора оказался совершенно случайно.

Мужик стоял возле окна в одних трусах и майке. Жужа перед ним, еще трое. Густава нет, он как бы не при делах.

– Ну кто там? – обернулся Жужа, услышав Глеба. – А, это ты? – И покровительственно махнул рукой – дескать, проходи, только быстро.

Тк-тк-тк-тк… Строчит машинка – шов за швом, платье за платьем.

Тк-тк-тк-тк… Тянется время – день за днем, год за годом…

Так и живет Нина – работа, работа и еще раз работа. Целыми днями за машинкой, без выходных. Вдохновения нет и быть не может, но рука набита, поэтому и упрекнуть ее не за что.

Упрекнуть она может себя только в том, что Глеба предала. Нельзя было ложиться под Севу… Но ведь ничего уже не изменишь. Глеб сидит, а она заживо себя похоронила в мастерской. С раннего утра до позднего вечера работает. В той комнате работает, где они когда-то были счастливы с Глебом, и ночует здесь же.

Глеб не хочет ее видеть, не пишет, не звонит, не зовет к себе, но, может, он все-таки вернется к ней. А срок уже выходит, скоро исполнится три года, как его арестовали.

Прическа у Нины модная, лицо после косметических процедур, грамотный макияж, и модное пальто сидит на ней, как на дорогой манекенщице. Такой она была, когда жила с Глебом. И такой она должна быть, когда он вернется.

Только Оксана почему-то не заметила произошедшей в ее облике перемены. Нина хотела, чтобы она, увидев ее, позавидовала, но та скользнула по ней невидящим взглядом и бросила:

– Заходи!

Нина не нуждалась в приглашении. Она приехала домой к брату. Но все-таки ее сюда пригласили. Оксана позвонила, сказала, что Женю снова нужно спасать, и она примчалась.

Женя был трезв, но ему хотелось выпить. Нет, он головой об стену не бился, из окна выпрыгнуть не пытался. Он просто рвался на работу, а Оксана его не пускала.