Сеанс закончен, посвящение состоялось — можно подняться с колен и прополоскать рот…

Карина с презрением смотрела на Лельку. Эта лохушка повелась на развод и на коленках обошла по кругу пацанов. Теперь вот отплевывается. Нанаец застегивает штаны и тупит глазки, Кобзарь прячет улыбку в кулак, Шах с отстраненным видом смотрит в потолок. Один только Панас всерьез считает, что иначе и быть не могло. Мало того, он смотрит на эту шлюшку, как на равную себе, и басовитым голосом произносит:

— Кара, Лелька теперь наш человек!

Здоровый он парень, этот Эдик Панасов, почти два метра ростом, плечи, как у Сталлоне. Волосы острижены коротко, зато брови пышные, черные как смоль, нос большой, орлиный, а глазки маленькие, ястребиные. Внешне он чем-то похож на орла, особенно сейчас, когда согнутые в локтях руки разведены в стороны. Орлом парень смотрится, только мозги у него куриные.

— Твой человек! — отрезала Карина. — Такая же идиотка, как ты!

Лето на дворе. Типичное московское лето — серое небо, мокрый асфальт, шестнадцать градусов тепла. Если это вообще можно назвать теплом.

В Ялте сейчас солнце, жара, чайки над морем кружат, яблоками там пахнет и шашлыком. И платье надеть можно, туфли на высоком каблуке, чтобы мужчин своими длинными ногами соблазнять. На курорте Карина могла позволить себе многое из того, что запрещала себе здесь. Но сегодня у нее почти что курортное настроение. Тушь на ресницах, губы накрашены, в брюках она, но туфли на каблуке. Невысокий каблук, не тонкий, но все-таки это лучше, чем ходить в кроссовках.

Правда, до тетки еще надо добраться. Деньги на билет до Ялты есть, но, чтобы его купить, надо ехать в Москву. Это не очень далеко, двадцать четыре километра на электричке. Плохо только, что электричка ушла, следующая только через сорок минут.

Нет, Карина не спешила, но и ждать не хотелось. Хотя «Волг» с шашечками что-то не видать, зато частников хватает, «Лады» стройным рядом стоят, как на выставке, — «семерки», «шестерки». Даже новенькая «девятка» в этот строй затесалась.

Народ в Тяжмаше живет неплохо: завод здесь богатый, зарплаты хорошие, потому и таксисты процветают. И сейчас машины одна за другой на Москву идут. Все правильно — чем дольше ждать электрички, тем выше спрос на такси.

Перестройка, гласность, ускорение… Оказывается, это далеко не пустые слова. Перестраиваются люди, кооперативы открывают, джинсу шьют, в открытую ею торгуют, никого не стесняясь. Раньше за фарцу сажали, а сейчас это называется предпринимательством. Вот тебе и гласность. Темпы продаж растут, а вместе с ними расширяются и барахолки. Вот тебе и ускорение…

Так называемый «черный рынок» из парка перекочевал вдруг на пустырь между домами на Пролетарской улице. Сеткой участок огородили, длинные столы поставили, и теперь по выходным здесь шла бойкая торговля. Да и в будние дни на этой точке можно было прибарахлиться. Раньше народ в Москву на Рижский рынок ломился, а сейчас те же джинсы, кроссовки, футболки и прочий фильдеперс можно было купить в самом поселке. Люди в Тяжмаше жили небедные, потому деньги на «Пролетарке» крутились немалые. И кооператоры себя неплохо чувствуют. А почему? Да потому, что некому здесь дичь отстреливать. Воры по карманам шарят, им большего не надо. «Южане» рады тому, что подмяли под себя поселковую дискотеку. Они там себя королями чувствуют, и это для них вершина счастья. Зато «северяне» уже вошли во вкус легких денег. Железнодорожная станция уже под ними — со всем частным таксопарком и кооперативными кафешками. На очереди — барахолка на Пролетарской.

— Почем? — развесив на руках джинсовую куртку, спросила Карина.

Неплохая куртка, модная, пошита хорошо, строчки крепкие. Ярлык заморский на ней, но видно, что не фирма. «Made in USSR» в самопальном исполнении.

— Сто пятьдесят, — сквозь губу процедил широколобый мужик с нездоровым красным цветом лица.

Чайки над морем, рестораны на набережной, загорелые парни в белых брюках — все это там, в Крыму. А здесь, в Тяжмаше, все серое и унылое, и единственное развлечение для молодежи — дискотека в Доме культуры. Зато Карина одета, как на курорте, — блузка на ней модная, обтягивающие вареные джинсы, туфли на шпильке. И в парикмахерской она побывала, чтобы голову в порядок привести, там же и макияж ей сделали.

У Панаса чуть челюсть не отвалилась, когда она вышла из парикмахерской. И Косолап на нее засмотрелся. Главарь «южан» шел со своей подружкой на дискотеку. «Северяне» на Дом культуры больше не претендуют, поэтому он здесь король. Правда, без свиты он все-таки ходить побаивается, но три бойца следуют за ним в отдалении. Зато Панас прячется в кустах, нечего ему здесь пока делать.

Косолап невысок ростом, но мощный, коренастый. Голова квадратная, брови ровные, глазки маленькие. Не красавец, зато девушка с ним симпатичная — светловолосая, голубоглазая. И наглая.

— Чего лыбишься, сучка? — заметив интерес, с которым Косолап смотрел на стоящую в одиночестве Карину, со злобой бросила она. Наверное, решила, что ей все можно, если она ходит под ручку с первым парнем на деревне.

В ответ Карина широко улыбнулась и влепила ей пощечину. С такой силой влепила, что девушка не удержалась на ногах и упала. Вроде и Косолапа под руку держала, а все равно в лужу села.

Страна вступала в эпоху рыночных отношений. Шмотки в свободной продаже — не надо за фарцовщиками бегать, достаточно на барахолку съездить. Только цены там не государственные, а самые что ни на есть рыночные. И с машинами та же ситуация. Госцена «девятки» — десять тысяч, но так это очередь отстоять надо, причем не один год. А если есть деньги, можно взять машину на рынке. Только уже не десять «штук» придется выложить, а все сорок…

Но с этих сорока тысяч продавец должен налог солидный заплатить, поэтому хитрят мужики. В купчей одну цену указывают, а на руки требуют другую.

— Держи, братан, здесь тридцать «штук», как договаривались. — Кобзарь, казалось, расцеловать готов был на радостях этого парня с лошадиным лицом и прохиндейскими глазками.

«Девятка» почти новая, восемьдесят девятого года выпуска. Красная, как пожар, — огнем на солнце отливает.

Продавец не один, с ним два крепких на вид парня, типа, охрана. Знакомых своих для прикрытия взял. Только эти ребята умирать за своего дружка не станут, разбегутся при первой же серьезной опасности, в чем Карина ничуть не сомневалась.

Удар, еще удар. По глазам растопыренными пальцами, по горлу костяшками кулаков. Грудь у противника — сплошные мышцы, брюшной пресс такой же непробиваемый, до печени не достучаться. Поэтому снова по кадыку костяшками пальцев… Удар этот смертельно опасный, но Антону все равно. Убьет так убьет…

Но нет, громила живой. Лежит на полу, держится рукой за отбитое горло и смотрит на Антона бычьими, налитыми кровью глазами. Вася Бурундук и есть «бык». Бандитский бригадир, осужденный за убийство. Сидеть ему долго, четырнадцать лет, на одной ноге такой срок не отстоишь, потому и начал он врастать в зону всеми корнями. Сколотил команду из бандитов и начал борьбу за власть.

Антон смотрел за отрядом, в своем бараке — он первая величина. С него-то и начал Бурундук. Привел к нему всю свою команду, предложил смахаться раз на раз. Думал, что Антона соплей можно перешибить, и очень жестоко просчитался…

— Почему тебя назвали Бурундуком, Вася? Ты же баран. И кличка у тебя — Баран…

Теперь Антон мог достать пику, и он это сделал. Ударил поверженного противника ногой в грудь, уложил на пол и поднес острие к отбитому горлу.

Любовь любовью, а денежки врозь. И дело вовсе не в том, что Карина такая жадная. Как раз наоборот. Она за свои деньги «грела» Антона, решала его проблемы — сама тратилась, а его казну приумножила. Сначала «отмыла» его деньги, потом отдала в рост в надежный банк, а теперь вложила их в акции завода. Он сам захотел войти в долю. Карина его не подталкивала к этому решению, но возражать даже не пыталась…

Три курса института у него за плечами, кое-какие знания, но все это мелочь по сравнению с тем, что требовалось для той работы, которую поручила ему Карина. Она действительно отправила его на завод в качестве своего представителя. К тому же с недавних пор у него появился свой пакет акций, который давал ему право заседать в совете директоров завода. Кабинет у него свой, с евроремонтом, факс, компьютер, все дела. И еще секретарша. Очень красивая в прошлом женщина. В далеком прошлом. Сейчас Марине Владимировне пятьдесят четыре года, для своих лет она смотрится неплохо, но это совсем не вариант для поворота «налево». Он бы не отказался от молоденькой и очень симпатичной секретарши, но Карина ему такую не предлагала. Да он и не настаивал, хотя и хотелось. На подсознательном уровне хотелось.

Завод огромный, производственный механизм очень сложный, финансовые схемы столь запутанные, что с тремя курсами образования в них не разберешься. Управленческая деятельность, экономическая, финансовая, инвестиционная, оптимизация функционирования завода, исследование и прогнозирование рынков сбыта, движение цен… Пока это все для Антона — темный лес, но ничего, он ходит по нему с топором из учебников и отчетов, которые представляет ему руководство завода. Вникает во все эти дела медленно, без спешки. Да его никто и не торопит. Гайки закручиваются, масло подливается, шестеренки крутятся — все это происходит без его участия. Но ничего, когда-нибудь настанет момент, когда он освоит все эти премудрости… Когда-нибудь освоит. Когда-нибудь…

Не торопится Антон. Может, потому, что желания особого нет?.. Раньше был у него посыл — кооператив свой открыть, бизнесом заняться, потому и поступил на экономический. А сейчас у него появилась возможность взвалить на себя огромный завод, но что-то не тянет его на такой подвиг. Нет, желание освоиться здесь у него есть, но не острое оно, не жгучее. Такое ощущение, что перегорела в нем коммерческая жилка, если она вообще была… Ведь воровать ему больше нравилось, чем созидать. Чего уж греха таить, так ведь все и было. Потому и «выставлял» он богатые квартиры. И сейчас неплохо было бы погреть руки на «горяченьком». Но нельзя ему щекотать себе нервы — Карина не разрешает. Даже «тело» к нему приставила, которое не столько охраняет его, сколько следит за ним. Жора в приемной сейчас сидит, лясы с Мариной Владимировной точит. И той нечем заняться, и этому. Да и Антон сам не знает, что делает в этом кабинете. Пытается вникнуть в процесс, и кое-что у него получается, но ведь скучно… А может, он просто еще не отдохнул как следует после зоны?

И на Канарах они с Кариной были, и еще он все лето в ее загородном доме прохлаждался — там ведь и лес, и озеро, шашлыки, рыбалка, гребля на свежем воздухе… Казалось бы, сколько можно отдыхать?

Волчий взгляд исподлобья, морщинистое, дубленое лагерными ветрами лицо, шрам «розочкой» на щеке, рубец на губе, золотые фиксы в коричневых от чифиря зубах… Для полноты картины не хватало только ушанки, ватника с номером на груди и кирзовых «прохорей».

Этот человек вышел из сурового лагерного мира, но так ведь и Антон семь с половиной лет в зоне провел, но не кичится своим уголовным прошлым.

— Ты кто такой? — спросил вор.

Не смогла Карина уберечь Сухаря, все-таки скопытился он от передоза. Видимо, сам этого хотел. Не успел он загнуться, как появился этот тип. Назвался вором в законе, но так это у него на лбу не выбито. А если есть звезды на ключицах — это еще не доказательство.

— Кастальский Антон Иннокентьевич.

Тридцать первое декабря — особый день, преддверие Нового года, новой жизни. В этот день люди загадывают желания, чтобы выстрелить их в небо вместе с праздничным салютом. В этот день накрываются столы, к черту омаров и «Вдову Клико», сегодня в центре внимания — салат «Оливье», мандарины и «Советское шампанское». И еще приветствуется Дед Мороз с подарками…

Но Деда Мороза на сегодня никто не заказывал. Нет у Карины с Антоном детей. Пока нет. А сами они уже давно вышли из детского возраста… Но, увы, Дед Мороз появился. Увы — потому что это был Анфас.

И появился он без приглашения. В норковой шапке, в старой, но вполне приличной на вид дубленке. Выражение лица благодушное, а взгляд морозный, колючий. Только вот мешка с подарками при нем не было. Да и сам по себе он вовсе не подарок.

Никто его не звал, не приглашал, но и за дверь его Антон выставить не мог. Приняли незваного гостя хорошо — накормили, напоили. А потом Антон вместе с ним отправился в баню, что стояла у озера неподалеку от дома.

— Прорубь в озере есть? — спросил вор. — Я что-то не заметил.

Если мужчинам нравятся красивые женщины, то почему не должно быть наоборот? И Карине нравились интересные мужчины. В конце концов, она же не монашка, чтобы закрывать глаза на земные соблазны.

Но если у Антона учащался пульс, когда он видел красивую женщину, то Карина в присутствии привлекательного мужчины вела себя совершенно спокойно. Глянула, отметила, что хорош собой, и все, на этом ее интерес затухал. И все потому, что для нее существовал только Антон. Это напасть, наваждение, но в этом и счастье.

Да, у Антона бывают заскоки. Для него все едино — что выставлять чужие квартиры, что залезать в постель к замужним бабам, главное — получить адреналиновый заряд. Но ведь при этом он не смог изменить Карине. Считай, уложил Оксану на лопатки, но закреплять свою победу не стал… Вот если бы закрепил, тогда другое дело… Тогда… тогда бы она, возможно, тоже изменила ему… хотя бы с директором своего ресторана.

— Карина Васильевна, как вам наше фирменное блюдо?

Овощной рататуй с ягнятиной действительно был очень вкусным.