Война, как и обещал герцог, разгорелась новым пламенем, полыхнувшим за пределами Италии, на греческом берегу Адриатики, в Эпире. Теперь между Гвискардом и его главной целью лежала лишь истоптанная за века сапогами миллионов солдат Виа Эгнациа — римская военная дорога. Но прежде чем отправиться по ней, следовало овладеть крупным портом ромеев Диррахием.

Шестидесятипятилетний герцог, оставив дома Рутгера, выехал на войну с превосходным войском, взяв с собой и супругу. Герцогиню-амазонку Сигельгайту, жену повелителя Апулии, Калабрии и Сицилии, сопровождало множество прекрасных и под стать госпоже смелых и воинственных дам. Где еще могла оказаться Арлетт, как не в их числе? Мечта ее пусть и не сразу, но сбывалась, теперь она госпожа, мать бастарда герцога Роберта, четырехлетнего Урсуса, которого она, как и полагается прилежной мамаше, родила ровно через девять месяцев после памятной беседы с Гвискардом в Салерно.

Осада затягивалась, город был хорошо укреплен, ромеи успели запасти внутри стен большое количество провизии, благодаря чему, располагая даже и невеликим войском, можно было выдерживать блокаду. К тому же новый греческий базилевс, молодой, энергичный стратиг, честолюбец Алексей Комнин обещал Диррахию немедленную помощь. Он, по достоверным сведениям, собрал дружину ватрангов из земель саксов, которую не мешкая отправил на выручку осажденным.

Стоял октябрь, теплый солнечный месяц, как в Италии, так и в здешних местах, где климат как заметила Арлетт, мало отличался от того, к которому привыкла она дома в замке в Белом Утесе. Но небо хмурилось, весь день то шел дождь, то вдруг вспыхивало, выглядывая одним глазком из-за облаков, нерешительное солнце. День не обещал ничего нового, нудная, надоевшая жизнь под стенами осажденного города, внутри которого никто не помышляет о сдаче.

Гвискард, привыкший за последние годы к возне вокруг византийского трона, и не думал принимать в расчет очередного (временного, как казалось) господина города Константина. Все ромеи, даже дворяне, — рабы, не способные к войне, они платят деньги ватрангам, туркоманам, они готовы осыпать золотом любого, лишь бы иметь возможность без помех предаваться развлечениям. Хочет ли Роберт иметь таких подданных? А почему бы нет?

Уилфред Шарп и Борис Николаевич Шаркунов, расположившиеся в кабинете последнего, вели конфиденциальные переговоры такой важности, что предпочитали обходиться без помощников и даже переводчика, к немалому удовольствию Костика. Последнему открывалась возможность подкрепить юношеские силы некоторой дозой алкоголя, чем он и занялся в баре на первом этаже особняка резиденции президента «Исполина».

Благодаря знанию Борисом Николаевичем английского языка, трудностей в общении собеседники не ощущали. Разговор протекал в теплой, дружественной атмосфере.

— Вы, мистер Шарп, — произнес Шаркунов и склонил голову, становясь еще более похожим на «польского орла», — должны понять значение и ошеломляющую глубину перспектив нашего сотрудничества.

Шарп кивнул, но из-за поврежденного глаза казалось, что американец скептически прищуривается, мол, говори-говори, Шаркунов, у вас, у русских, все самое новое, да непременно глобальное.

— Конечно, мистер Шарк-у-нов, ваши разработки могут произвести переворот во многих областях жизни современного человечества.

Переговоры с Шарпом окончились, но проблем не убывало.

Еще только начиная всерьез заниматься бизнесом, Борис Николаевич предвидел, насколько важно как можно больше знать о партнерах и конкурентах; со временем он создал целую команду, занимавшуюся сбором подобной информации.

Бывший сотрудник КГБ капитан Андрей Александрович Крымов, который находился теперь в кабинете Бориса Николаевича, как раз и руководил особым отделом, носившим неофициальное, но говорившее само за себя название — «маленькое гестапо». Сведения, с которыми пришел к президенту «Исполина» Крымов, требовали немедленного доклада. Отставной комитетчик не мог похвастаться, что его служба в достаточной степени справилась со всеми заданиями, в одном «гестаповцы» несомненно прокололись.

— Как вы могли упустить его? — спросил Шаркунов, выслушав сообщение Крымова.

Капитану был не вполне приятен тон начальника, но Андрей Александрович понимал, что в какой-то мере заслужил порицания.

Из Домодедова Геннадий Вадимович добирался с приключениями: такси сломалось и ему пришлось брать другую машину. Не успел он войти в квартиру, как раздался звонок. Открыв дверь, директор обнаружил перед собой двух решительного вида господ.

— Гражданин Сланцев Геннадий Вадимович? — больше с утвердительной, чем вопросительной интонацией поинтересовался один из них.

— Да, — пролепетал директор, который терпеть не мог, когда его называли гражданином подобные… хм… товарищи. — А в чем, собственно, де… Вы кто?

Один из пришедших, махнув перед носом у директора удостоверением, представился капитаном ФСБ, — фамилия мгновенно улетучилась из охваченного лихорадочным испугом мозга Сланцева:

«Уже узнали про револьвер и золото! Так и есть!»

Сила Ильи Иванова росла, он постепенно превращался в того, кем и должен был стать — в сверхчеловека. И Логинов, или Павалокин, как назвала его та старуха, тоже являлся вовсе не тем, за кого себя выдавал. Хотя кто Логинов на самом деле — вопрос второй, главное — кто он, Илья, а он…

Он хищник, который не может питаться растительной пищей, его привилегия — напиваться горячей влаги из порванных артерий жертвы, именно этим он и должен заниматься. Логинов, Паша Логинов — магистр Сангвинолентис или… возможно, даже бог, древний бог скандинавов Локи. И выбор фамилии тут не случаен — Локи, Логинов, Павалокин — звучит похоже. Но откуда же тогда эта раскосость в глазах? Нет, Локи просто щурился, так как все время затевал какую-то проказу…

«Стоп, стоп, — подумал Илья. — Почему он бог, а я… раб? За кого он меня держит? Я давно заметил — он управляет мной Считает меня чем-то вроде инструмента, относится ко мне, как я к… топору или другому оружию… Надо поговорить с ним. Нет, это потом, потом, сейчас нужно другое».

С этой мыслью Иванов начал подниматься по ступенькам.

Почти всю обратную дорогу Богданов проспал. Пробудился он, лишь когда миловидная стюардесса с приклеенной к усталому лицу дежурной улыбочкой, коснувшись его плеча, попросила пристегнуть ремень.

Осели клубы пыли, поднятой Хьюго Счастливчиком и королем мрази Тафюром, сошедшимися в смертельной схватке девять столетий назад в далекой жаркой стране. Щелкнув замком ремня безопасности, Валентин, наконец, осознал, что путешествие завершено, а также, со смешанным чувством радости и сожаления, понял, что роман, написанный Джеффри Монтевилом, закончился, а значит, диковинные процессы, пробуждавшиеся неведомым образом в закоулках сознания, не будут больше «тешить» Валентина кровавыми сценами из истории далеких предков Александра Климова.

«Значит, все кончилось? — спросил себя майор и ответил: — Нет, продолжение следует».

В голове звучало беспокойное: «Скорее, скорее, надо спешить…» Надо ли говорить, что благодушия подобные напоминания Валентину не добавляли. Общение с назойливыми таксистами едва не кончилось дракой с одним из них.

Доехав самым демократичным транспортом до Павелецкого вокзала, майор позвонил Чурганину, назначив ему встречу возле Киевского вокзала через час, три четверти которого колесил по подземке, чтобы убедиться в полном отсутствии слежки.

Аркадий Арнольдович утопал в делах: шутка ли сказать, столько дней потерял зря в Питере. Поехать туда его соблазнили перспективой исключительно выгодного контракта представители фирмы «Хардлайн».

Сделка не состоялась, и он ругал себя за излишнее легковерие! Приходилось наверстывать упущенное. А тут еще заболел шофер-каратист — попил холодной водочки, слег с температурой сорок, — приходилось самому крутить баранку «вольво». Уже смеркалось, когда Ромада зарулил в свой офис. Не успел он, не снимая плаща, усесться в начальственное кресло, как во дворе раздался пронзительный крик сирены противоугонного устройства машины.

— А, ч-ч-черт! — Ромада подскочил к окну. — Что там еще?!

Возле автомобиля никого не наблюдалось, где-то в глубине двора, за деревьями мелькнули неясные тени: наверное, мальчишки попытались отвинтить от иномарки какую-то деталь. Аркадий Арнольдович решил спуститься.

«Вольво» стала жертвой хулиганов, ее «обидели», камнем разбив стекло водительской дверцы.

Уже давно стемнело, когда Олеандров наконец пробудился от тяжелого, наполненного видениями сна. Первое, что сделал Анатолий Эдуардович, более или менее придя в себя, вызвал командира охранников, дежуривших сегодня в здании, и устроил ему самый настоящий разнос.

— Как ты мог допустить, чтобы он ушел?! — орал политик на Алексея Медынника, тридцатилетнего инструктора по самбо, в прошлом сотрудника милиции. — Ты должен охранять меня, а ты что делал?! За что вы все только зарплату получаете? Вы только и умеете, бабки в карман класть, а работу свою выполнять, тут вас нет!

Алексей, невысокий и невзрачный молодой человек, стоял потупясь и не отвечал, зная уже по опыту, что возражать в такой ситуации шефу все равно что размахивать перед носом у быка красной тряпкой. Чего бы проще сказать: «Указаний задерживать Важнова не поступало». Но он знал — господину политику надо проораться.

Отпустив, наконец, охранника, Олеандров подумал, что следует завести собственное сыскное агентство, набрать специалистов, а не мастеров в области переламывания костей или устраивания массовых драк. В последнем особенно отличался самый старший из помощников, Терентьев, до сих пор рассказывавший новичкам, как он геройски защищал шефа во время налета бандитов. Бандиты? Смех и грех, один человек, все тот же чертов Климов, который, грубо говоря, «навешал» всей охране, а самому Терентьеву всадил три пули: две в бедро, одну в плечо. Жаль, что не в язык!

«Климов, Климов, опять Климов».

Дома Валентина не ожидала ни засада, ни крокодил в аквариуме или без оного, а оружие более разрушительного характера — старая знакомая Лена… или Зинаида. На сей раз она была одета в джинсы-резинки, плотно обтягивавшие точно вышедшую из-под резца талантливого скульптора фигуру, и короткий свитерок. Девушка наличествовала в единственном экземпляре.

— Как ты сюда попала? — спросил он после страстных объятий и поцелуев (гостья бросилась Богданову на шею с криком: «Валя! Валечка приехал! Я так ждала тебя!»). Причины столь буйной реакции объяснялись просто: к стойкому, будоражившему обоняние аромату дорогих духов примешивался и запах алкоголя. — Откуда ты узнала, что я сегодня приеду?

— Мне Рома, Роман Георгиевич, сказал, — захлопала глазами девушка. — А ты мне не рад? Я так ждала тебя… Я тебе поесть приготовила, идем… — Ее личико озарилось детской улыбкой. — Идем.

— Я устал с дороги, — запротестовал Богданов.

— Вот и хорошо, поешь, и… у меня коньяк есть!

Поход в «Макдональдс» удался, и насытившейся компании, состоявшей из двух взрослых и одного ребенка, захотелось продлить удовольствие: они решили все так же пешком прогуляться в Центр, тем более что Саше явно бы не помешало приобрести что-нибудь из одежды. Посчитав слишком людную Тверскую чрезмерно шумной и суетной для себя, они спустились в кишевший всевозможным людом переход, чтобы, вынырнув на поверхность только у «Московских новостей», продолжить путь по более спокойной Пушкинской улице.

Тем же самым путем, сгибаясь под тяжестью свертков и коробок, они возвращались обратно спустя почти два часа. Уже стемнело. Мощный людской поток струился в обоих направлениях вдоль кафельных берегов с прижавшимися к ним утесами: торговцами, уличными музыкантами, нищими стариками и старушками, инвалидами и вполне трудоспособными попрошайками.

Ирина так устала, что ничего вокруг не замечала и на какое-то время вообще перестала воспринимать окружающее. Очнулась она, когда Саша остановился и потянул ее в сторону.

— Что случилось?

Впрочем, в следующую секунду Ира поняла, в чем дело: рядом с радостно улыбавшейся мордашкой сына обнаружилось нечто очень рыжее и пушистое, оказавшееся при ближайшем рассмотрении крошечным котенком.