Я сидел на вершине скалы, прислонившись спиной к шершавому камню, и наблюдал за тем, как от подножия по тропинке поднимается вверх нестройная цепочка ломтиков — буро-зеленых, высотою примерно в полтора фута существ, странным образом напоминавших дынную дольку, почему, собственно говоря, я и прозвал их ломтиками. Спину существ покрывала морщинистая шкурка из костяной брони, дальше шла розовая, чуть прозрачная плоть мякоти, а на том месте, где из сладкого мяса зеленого плода вырастали блеклые плоские косточки, у ломтиков располагалось бесчисленное множество жадных ртов. Однажды я задался целью пересчитать эти воронкообразные отверстия, но, дойдя до двух с половиной сотен, оставил эту затею как бессмысленную. Пасть ломтиков, а если быть более точным, — функциональная щель для поглощения пищи — была бесконечной. Столь же бесконечным был и их аппетит. Ломтики отличались завидной всеядностью. Они пожирали все, что встречалось на пути. С помощью кислотных выделений, исполнявших роль слюны, эти твари истачивали даже кремнистые утесы Сиреневого плато. А, надо отметить, кремний в здешних местах вовсе не тот, что на Земле или Атлантиде. Скорей это даже не кремний, а нечто среднее между кремнием и алмазом. Очень замысловатая структура и невероятная прочность. Эдакий кремнеалмаз. Уверен, стальной бур на Сиреневом плато был бы совершенно бесполезен. Еще ломтики потребляли песок и разнообразные фтористые образования. Но любимейшим их блюдом была органика, к которой они не без основания причисляли и меня.

Передний ломтик достиг площадки на вершине скалы, избранной мной местом для отдыха. Пора! Концентрация воли заняла неуловимое мгновение. Затем я открыл глаза и освободил энергию. Невидимая волна накрыла шеренгу ломтиков и моментально разметала ее. Подобное зрелище я видел такое бессчетное количество раз, что пора бы и привыкнуть, но оно неизменно продолжает доставлять мне удовольствие. Человек слаб до эффектных зрелищ! Прожорливые слизистые стручки полетели вниз. Проделывая лихие кульбиты, они один за другим шлепались на землю, издавая мокрый хлюпающий звук, подобный тем, что рождают куски глины, которые бросает гончар на свой круг. Хотя высота падения была достаточно велика, ни один из ломтиков не пострадал. Да и не мог пострадать. Ведь недаром эти твари представляли собой самое могучее среднее звено на треклятой планетке. Чрезвычайно примитивные в физиологическом отношении, они обладали неуязвимой мономолекулярной структурой. Венец эволюции на кремнефтористой основе. Я заподозрил это давно, заметив странную нечувствительность ломтиков к фотонным пучкам. На днях — оговорюсь, день здесь понятие растяжимое — мне довелось подтвердить свою догадку. Серый леопард поймал ломтика, а я подоспел прежде, чем он приступил к трапезе. Обычно я не ссорюсь с серым леопардом; он, как и я, гордый охотник-одиночка, мы уважаем друг друга, но это был особый случай. Я ударил по хищнику огненной волной, и он, воя, отступил. Мертвый ломтик достался мне по праву сильного, что в традициях мерзкой планетки. С помощью меча я разделал отвратительное создание. Меч порядком затупился, прежде чем рассек бронированную шкуру. Как я и предполагал, ломтик оказался типичным космическим червяком с полным отсутствием легких, печени и селезенки. Был лишь огромный желудок, выполнявший заодно функции сердца, а также комочек некоего зеленоватого вещества, про которое я деликатно рискнул предположить, что это нечто вроде примитивного мозга. Именно тогда я попробовал пересчитать пасти чудовища, но так и не довел эту затею до конца…

Сброшенные с тропы ломтики опомнились от падения и сбились в кучу. Похоже, они подпитывались общей энергией, а может быть, и совещались. Я усмехнулся, поймав себя на невольной мысли — как бы не поумнели! Не хотелось бы, чтобы мое нечаянное присутствие повлияло на здешнюю эволюцию. А то, неровен час, Вселенную заполнят корабли, ведомые поумневшими ломтиками. Апокалипсис примитивизма! Потому я ударил по слизнякам дезинтегрирующей волной. Так сильно, как только смог. Только одно это и могло подействовать на мерзких тварей. Шесть или семь ломтиков рухнули замертво, прочие бросились врассыпную, быстро переставляя покрытые неряшливой бахромой щупальца, которые исполняли роль конечностей.

Проняло. Твари давали мне передышку. Впрочем, недолгую. Впрочем, я и не нуждался в долгой. Я приходил в долину ручьев лишь с одной целью — напиться воды.

Плохо быть человеком и в то же время нечеловеком. Хотя, что есть человек? Что его определяет? Две пятипалые руки, способные держать палку, две ноги и голова? Или потенция к мышлению? Николай Кузанский называл человека humanus deus

Новый день объявил о вступлении в свои права лучами розового солнца. Как обычно, было весьма прохладно. Я нечувствителен к холоду, однако вылезать из шалаша не хотелось, но и оставаться в нем было бессмысленно. Необходимо было найти какое-нибудь занятие. Я вышел наружу и уселся на большой плоский камень. Нежась в ленивых лучах, я размышлял, испытывая при этом невыносимое желание закурить. На Земле я не страдал подобной привычкой, но эта мерзкая отвратительная планетка навевала мысли о сладком уютном дымке. Так приятно сидеть и пускать кольца, наблюдая за суетящимися внизу тварями. Кажется, я начинаю понимать философию курильщиков опия. Что может быть прекрасней безмятежного спокойствия в сказке грез, навеваемых дурманящим дымом. Сидеть и смотреть, как сонно бегут года. Еще бы не помешал бокал доброго вина и кусок мяса. Желудок заурчал, затем передернулся легким спазмом. То был не голод, я не испытываю потребности в органической пище, черпая энергию из любых доступных источников — от звезд, космических излучений, огня и даже темноты; то было воспоминание о вкусе пищи, ощущении, уже почти позабытом. Я сунул в рот камешек и погонял его меж десен. Язык равнодушно воспринял прохладный безвкусный осколок. Снизу из-под скалы донеслось негромкое рычание. Я встрепенулся, внезапно вспомнив о странном создании, накануне поджидавшем меня в шалаше. Кто это был? Какую цель он преследовал? Хотел сожрать меня, подобно прочим тварям, или что-то иное? Ответов на эти вопросы я пока не имел, но знал одно — загадочный гость обладал мощнейшим биополем, сила которого не соответствовала той поспешности, с какой он оставил мое жилище, едва попав под воздействие жестких лучей. Так кто же это был? Обыкновенная мелкая тварь? Но как она в таком случае миновала силовую стену, которой я окружил скалу Ариадны? Я не задавался бы всеми этими вопросами, если бы подобное приключилось в первый раз. Но мне уже приходилось сталкиваться со странными проявлениями некой организованной силы, найти объяснение которым я не мог.

Чтобы преодолеть возведенную мной преграду, требовалось огромное количество направленной энергии. Ни одна тварь из числа известных мне, за исключением Лоретага, не обладала подобными возможностями. Следовательно, я столкнулся с неведомым, чрезвычайно сильным и потому опасным существом. Кажется, оно упало со скалы примерно в этом месте.

Я поднялся, подошел к обрыву и посмотрел вниз. В нагромождении каменных осколков и лишайников трудно было обнаружить что-либо. Поколебавшись, я решил спуститься.

Под скалой царило обычное оживление. Мелькали мелкие существа низшего уровня, манили сочной прелестью лишайники, ядовитые водоросли пытались обвить мои ноги. Я обходил их, не считая нужным прибегнуть к помощи меча. Таинственного визитера, точнее то, что от него осталось, я обнаружил в небольшой расселине. Яркий — зеленый, красный, синий, апельсиновый — комок. Присосавшийся лишайник успел наполовину растворить его. Я отобрал у прожорливого растения уцелевшую часть существа и внимательно изучил его.

Подобных мне еще не приходилось встречать. По виду — простейшее, даже примитивное создание с полным отсутствием организованного мышления. Но меня заинтересовал способ передвижения, каким пользовалось существо. Оно не имело конечностей — я сумел обнаружить лишь две функциональные щели для самых естественных потребностей — но тем не менее великолепно передвигалось. Куда быстрее пиявок, использовавших реактивный принцип. Кроме того, оно сумело проломить силовую стену. А это означало, что существо либо основывало свою жизнедеятельность на особых, неизвестных мне принципах, либо за ним стоял кто-то очень могущественный. Лично я предпочел бы первое. Хотя… Хотя с другой стороны не мешало бы познакомиться с истинным хозяином планеты. Если он, конечно, существует. А он, скорей всего, существовал. Я имел немало косвенных доказательств в пользу этого предположения.

Русием меня назвала мать. Я не знал ее. А может быть, это имя дало мне государство. Русий — лишь двое могли произнести здесь это слово. И лишь у одной был такой мелодичный голос.

— Ты выбрала неудачное время для визита, — мгновенно отреагировал я, открывая глаза.

Да, это была она, Леда, во всем великолепии вечно юной, непорочной красоты. На ней был легкий золотистый комбинезон, подчеркивавший соблазнительные очертания изящной фигурки, и кожаные сапожки по колено. Я покрепче сжал меч. Это очаровательное создание было опаснее десяти шарообразных змей вместе взятых.

Леда заметила мое машинальное движение и улыбнулась. Затем она сделала шаг ко мне, но наткнулась на силовой конус. Тонкие руки уперлись в невидимую стену. Я отчетливо видел, как напряглись в тщетном усилии прорвать преграду очерченные эластичной тканью мышцы. Это был клон — органическая пустышка, годная лишь на то, чтобы быть сожранной. Он не представлял для меня опасности.

— Ты не хочешь впустить меня? — спросила гостья, и уголки розовых губ обиженно опустились. Это был дешевый трюк, но он пронял меня, хотя внешне я остался бесстрастным.

Проклятое солнце!

Медленно передвигая ноги, я брел по черному песку. Лоретаг был бесконечен. Я шел уже четвертый день, а его серая гладь все так же тянулась по левую от меня руку. Менялся лишь ландшафт. Плато закончилось, уступив зеленой долине. Она была невелика, но отняла у меня два дня — столь трудным оказалось пересечь это место, кишащее злобными существами. Зрентшианец был смертельно утомлен схваткой с ночными тварями, человеку приходилось рассчитывать лишь на свои силы. Я изрубил бессчетное количество летающей, ползающей и бегающей нечисти. Мой меч совершенно затупился, руки были в волдырях ожогов. В довершение какая-то тварь тяпнула меня за руку, влив в кровь солидную порцию яда. Тело воспламенилось, стало чужим и стонало, пульсируя болезненными толчками. Кровь поднималась от щиколоток и запястий к сердцу и сдавливала его горячими объятиями. Руки и ноги холодели, грудь разрывало острыми крючками боли. В голове роились призрачные видения. Мне чудилось, что я очутился на Земле, в своем замке, а рядом стоят Гумий и Тента.

Первого я желал убить, второй дать жизнь. Я махал мечом, пытаясь сразить предателя, но он ловко ускользал от моих ударов и издевательски хохотал. Его смех раздирал мне уши подобно острым зубьям пилы. Вот Гумий выхватил меч и замахнулся на Тенту. Издав страшный крик, я бросился вперед. Вокруг все выло. Вой погибающей плоти.

Человек умирал, и зрентшианцу пришлось вмешаться. Он разгадал формулу яда и обезвредил его. Процесс этот занял немало времени, в течение которого я сидел на скале и беспомощно хватал ртом ускользающий воздух. Хорошо еще, что у зрентшианца достало сил на то, чтобы соорудить защитный конус. Когда человек очнулся и вновь обрел способность действовать, он обнаружил, что зрентшианец, исполнив свой долг, исчез. Человек вздохнул и потащился вперед. О, как ему хотелось взмыть в воздух и дать отдых избитым ногам. Но зрентшианец игнорировал это желание, хотя небо было совершенно чисто и безопасно. Он размышлял.

Долина сменилась лишайниковыми пустошами, а затем началась пустыня. Черный песок. Он тихо шуршал под ногами и мгновенно зализывал нанесенные ему раны. Песчинка сцеплялась с песчинкой, тоненькие струйки сползали, шевелясь, словно живые. Следы моих сапог исчезали. Вместе с ними исчезала и память обо мне. Песок забвения. Пустыня была безжизненна, словно Лоретаг. Я понял, что она губительна для всего живого, и облегченно вздохнул, когда впереди замаячили скалы.

Последующие дни показались мне сущим адом. Я очутился на равнине, переполненной всяческой нечистью. Сиреневое плато с его ломтиками и многоногими по сравнению с этим местом было почти курортом. Там твари действовали, повинуясь злобному инстинкту. Он владычествовал и на равнине, но только здесь его подкрепляла некая организованность. Здешние твари преследовали одну единственную цель — уничтожить чужака, осмелившегося вторгнуться в их владения. Вся злоба этого мира была направлена исключительно против меня, и приходилось напрягать все силы, чтоб устоять в этой борьбе.

Если взглянуть на равнину сверху, она могла показаться самым ласковым местом на дрянной планетке — мягкая зелень травы и мха, переплетенная синими и красными стеблями лианоподобных растений. Но стоило мне ступить на этот изумрудный ковер, как кажущееся благодушие взорвалось всплеском невиданной ярости. Меня атаковали со всех сторон, не считаясь ни с какими потерями. Атаковали растения, мелкие, едва, различимые существа, которые брызгали на кожу парализующим ядом, свернувшиеся дугой псевдорептилии, громадные монстры, чьи увенчанные наростами конечности напоминали боевые дубины дикарей. И не было ни мгновения на передышку. Я рубил мечом, кидал дезинтегрирующие волны, сжигал органическую плоть фотонными пучками. Я превратился в орудие уничтожения, истребляющее все живое. За моей спиной тянулась мертвая полоса, покрытая изуродованной плотью.

В течение всего этого времени я ни разу не спал. Ночных тварей здесь не было, и сражение с обитателями равнины продолжалось и в темноте. Я воспламенял деревья и шел, освещаемый бликами пожаров. Этот мир был страшнее прежнего, но и он не смог совладать со мной.

Все кончилось так же внезапно, как и началось. Равнина сменилась ровным, похожим на огромный стол плато, и атаки тварей прекратились. И в тот же миг я почувствовал невероятную усталость. Резервы, поддерживавшие меня все эти дни, были полностью исчерпаны. Рухнув на колени, я подполз к небольшому бугорку, забился в складку отбрасываемой им тени и моментально уснул.

Во сне пришли кошмары. Я видел лица тех, кто остались на Земле. Лица дрожали, кривились и расползались, обращаясь в ужасные личины монстров. Вот промелькнул Командор с его вечно холодной маской. На смену ему явился Кеельсее. Он издевательски хохотал, дразня меня оттопыренным пальцем. Он был вправе так поступать. Ведь он победил. Победил в очередной раз. Такие, как Кеельсее, не проигрывают. Затем объявились сразу двое — Юльм и Гиптий. Лицо Юльма было в крови. Я понял, что он умер, но это не принесло мне радости, хотя я и желал его смерти. Я уважал Юльма, он был непревзойденно хорош в поединке, шрам на моей щеке — подтверждение этому. Гиптий, как обычно, был склонен пофилософствовать. Он что-то говорил, рот его маски подергивался, пока не расплылся в длинную зубастую щель, вдруг обернувшуюся пастью мурены. Хищная тварь цапнула меня за руку, фыркнула и исчезла. Затем пришла Леда. Я любовался ее лицом, безмятежно прекрасным. Голубые глаза излучали свет, а губы таили бездну наслаждения. Она звала меня на Альтаир, быть может, мне стоило принять это предложение. Расстаться со сверхсутью и стать послушным щенком капризной красотки. Но сколь велика ее сила! Кто же за ней стоит? Леда не ответила на мой безмолвный вопрос. Ее изображение исчезло, а на этом месте появилась неизвестная мне маска — прямой нос, резко очерченные, сильные скулы, высокий без единой морщины лоб. Губы маски были крепко сжаты, глаза закрыты. Выражение лица показалось мне смутно знакомым. Я внимательно присмотрелся и внезапно понял, что это мое лицо. Мое и в то же время чужое. От этого лица веяло такой грандиозной мощью, что я содрогнулся. Гигантская лавина холодной всесокрушающей силы. Губы маски чуть шевельнулись, а затем она открыла глаза. Я разглядел в них ответ на мучивший меня вопрос, но прочесть его не успел. Все расплылось, и я проснулся.

Случалось, мне крепко доставалось, но подобного состояния я не испытывал никогда. Я очнулся с кислым привкусом во рту и странный ощущением, что я уже не совсем я. Мысли хаотично метались, человек никак не мог привести их в порядок. Ощущение было такое, словно кто-то засунул грязную бесцеремонную лапу в мой мозг и основательно переворошил его, потревожив каждую клеточку. В результате получилась причудливая мешанина ощущений, воспоминаний и осколков способности анализировать. Человек превратился в идиота с расколотым мироощущением. Паразит-зрентпшанец, унюхавший опасность, исчез.

— Дерьмо!

Я с трудом выдавил это слово непослушными губами, и мне сразу стало легче. По крайней мере, я не потерял способности говорить. Надлежало проверить прочие функции. Руки и ноги шевелились, шея была словно налита свинцом, но тоже двигалась. Оперевшись на локти, я привстал и огляделся. И не увидел ровным счетом ничего. То ли здесь было совершенно темно, то ли я очутился в измерении с иными формами восприятия, то ли тот, кто на меня напал — а у меня не было оснований сомневаться, что на меня напали — как-то повлияли на мою зрительную функцию. Я с гадливостью представил себя слепым и беспомощным. Это было ужасно неприятно. Но зато я слышал и мог говорить, и ощущал свое тело. Кроме того, легкая паника, вызванная овладевшей моими глазами темнотой, привела в относительный порядок мысли. Обретя способность мыслить, человек нашел способ выяснить причину своей слепоты. Я встал, вытянул перед собой руки и двинулся вперед. Через пять шагов мои ладони прикоснулись к чему-то твердому и пористому. Тогда я развернулся и направился в другую сторону. И здесь была стена. Я облегченно вздохнул. Выходило, что меня просто поместили в изолированное от света помещение, хотя я не исключал возможности, что стены есть не более чем иллюзия, созданная существом, вторгнувшимся в мое сознание.

Существом… Я подумал об этом существе, попытавшись представить его. Огромный монстр, вооруженный шишковатой дубиной, или паукообразная тварь с чрезвычайно могучим волевым потенциалом? А может быть, кто-то, походящий на меня — человека или зрентшианца? Этого я не знал. Я мог с уверенностью сказать лишь одно. Тот, в чьих руках я оказался, обладал способностью мыслить. Лишь мыслящее существо может поместить свою добычу в клетку. Аксиома, не требующая доказательств.

Итак, из меня сделали крысу. Стоило надеяться, что не подопытную. Придя к такому выводу, я продолжил изучение своей клетки. Я плюнул на стену напротив своей головы и направился вдоль невидимой преграды. На двадцать шестом шагу ладонь вляпалась в скользкое и мокрое. Цилиндр или конус без какого-либо намека на дверь. Впрочем, вход, возможно, был сверху. Тот, кто шарахнул меня по голове, вполне мог обладать такими габаритами, что моя тюрьма была для него не более чем бокалом для коктейля. И, конечно же, он всю жизнь мечтал о ручной крысе. И наконец получил ее. Я помахал воображаемым хвостиком и устроился на полу.

Помятый, в истрепанной одежде, насквозь провонявший, с дикой, заросшей густой щетиной физиономией — таким я предстал перед своими неведомыми хозяевами. Аудиенция проходила в просторном помещении, тускло освещенном льющимся из расположенных наверху плафонов светом. В связи с тем, что стены, пол и потолок представляли собой поверхность из совершенно не обработанного камня, я осмелился предположить, что помещение есть не что иное, как гигантская пещера. Центр ее занимал цилиндр, напоминавший поставленную стоймя бочку для вина. Этот цилиндр был клеткой для пойманной крысы. Вокруг, замыкая меня в кольцо, располагались солидных размеров механизмы, неуловимо похожие на прямоходящих живых существ. Я едва не плюнул от огорчения, догадавшись, что имею дело с роботами, причем, насколько я мог судить, весьма и весьма примитивными. Одни из этих роботов были наделены захватами, другие — причудливой формы крюками, у третьих конечности оканчивались массивными наростами, напоминавшими боевой молот — одним словом, малофункциональные механизмы. Ближе всех ко мне стоял металлический громила — я был ему примерно по колено — с блестящим шаром вместо головы и гитантской щупальцеобразной рукой. Это именно он столь заботливо кормил и поил узника, а затем извлек его из заточения.

Я медленно, стараясь выглядеть невозмутимым, рассматривал эту странную компанию. Неужели я очутился в мире роботов, да к тому же таких примитивных! Невольно пришли на память превосходные киборги, которых выпускали заводы Атлантиды. Они могли показаться верхом совершенства в сравнении с этими кусками железа и пластика.

— Привет, железяки, — сказал я без особого воодушевления.

К моему великому изумлению, мне ответили. Голос был искуственным, но не лишенным иронии.

— Здравствуй, крыса!

После первого разговора МЫ забыл обо мне надолго. Робот-громила кормил и поил меня, словно заправская нянька менял контейнеры для испражнений. Он был воплощением заботливости, однако я, раздраженный необъяснимым равнодушием МЫ, нередко срывал на нем злость, пиная щупальце ногами. Впрочем, как мне кажется, этот механизм был слишком туп, чтобы обижаться. За эти дни я совершенно одурел от скуки и одиночества. Похоже, МЫ этого и добивались. МЫ хотели сделать крысу послушной. Я сделал все, чтобы казаться послушным. Когда МЫ убедились в моей покорности, я был вновь извлечен наружу.

Щупальце вытащило меня из цилиндра и аккуратно поставило на пол. Я увидел знакомое помещение-пещеру и столь же знакомых роботов. На этот раз их было всего четверо, не считая громилы. МЫ явно полагали, что крыса перестала быть опасной. Пока я моргал, привыкая к свету, роботы заключили меня в правильный квадрат.

— Иди, — велел голос.

Я повиновался. Меня вели через длинную вереницу пещер, частью пустых, частью заполненных какими-то механизмами. Механизмы эти выглядели очень необычно, я не мог определить их предназначение даже приблизительно. Путь был неблизок. Я ощутил усталость в отвыкших от движения ногах и был рад, когда мы пришли. И впервые за много дней я увидел солнце.

Это была искусственная терраса, врезанная в крутой склон горы. Она была окружена прозрачной перегородкой, за которой, насколько хватало глаз, простиралась коричневая безжизненная равнина. Над равниной как раз всходило розовое солнце. Его лучи мягко обжигали кожу, я почувствовал себя почти счастливым.

Да, как же должны были б сейчас потешаться мои враги, узнай они, что могущественный некогда Русий попал в плен к сверхумным букашкам. Человек, лишенный логики зрентшианца, был вне себя от ярости. Однако прошло немного времени, и я успокоился. Почему слон должен считаться венцом мироздания, если он дрожит при виде крохотной мыши. Я поступился своей гордостью и вскоре вопил в темноту:

— Эй, МЫ! Я погорячился и приношу извинения! — Ответа не последовало, я рассердился. — Давай же поговорим, черт возьми!

Однако МЫ не торопились внимать моим призывам. МЫ дали крысе время подумать над своим поведением и лишь потом извлекли меня из цилиндра. Очередное свидание произошло на уже знакомой террасе. Едва заняв трон, я отыскал глазами уютно расположившуюся на столе букашку и поспешно произнес:

— Я виноват за то нечаянное оскорбление, какое нанес своему гостеприимному хозяину.

— Хозяевам, — поправил голос. — Здесь есть и доля нашей вины. Если б МЫ сразу продемонстрировали себя, полагаю, подобного недоразумения не случилось бы.

Я стал покорен и почтителен. МЫ стали позволять мне некоторые вольности. Во-первых, цилиндр-нурну переделали из тюрьмы в жилище. Это означало, что входной люк был открыт и к нему была прикреплена прочная лестница. Во-вторых, что было еще более приятно, я получил определенную свободу передвижения. Мне разрешалось посещать все подземные пещеры, связывавшие мою с галереей. Правда, МЫ строго-настрого запретили мне прикасаться к чему-либо.

— Крыса может повредить себе.

Я понял, что могу причинить неприятности МЫ.

Подобные запреты не мешали мне проникать в тайны цивилизации МЫ. Я выяснил, что МЫ давным-давно — они не вели счет времени — покинули негостеприимную поверхность планеты и поселились под землей. Здесь располагались их города, точнее, город из десяти раздельных зон, которые МЫ называли ворво. Каждая ворво включала в себя несколько десятков пещер и обязательно имела выход на поверхность, отделенный от внешнего мира прозрачной перегородкой. В пещерах помещались всевозможные механизмы, склады сырья, комплексы для создания роботов, генераторов и прочих машин. МЫ обитали повсюду, держа свои владения под неусыпным контролем. Крохотные черные контейнеры — хирхи, в каждом из которых помещалось от десяти до двадцати особей, крепились на стенах и потолках. Столь необычное расположение жилищ было возможно лишь благодаря физиологии МЫ. Трансформировав свои организмы по подобию пауковидных, МЫ получили возможность перемещаться по любой поверхности и в любом направлении. Ежедневно в строго заведенное время я наблюдал одно и то же действо — сотни и тысячи крохотных букашек ползли к энергонакопителям, чтобы насытиться жизненной энергией. По вполне определенной причине система энергопитания интересовала меня, но единственное, о чем я смог разузнать, так это то, что энергия поступает сюда через распределители из центрального генератора, находящегося в четвертой зоне, доступ в которую мне был закрыт.

МЫ постепенно приоткрывали передо мной свои тайны, особое внимание уделяя психологической обработке. Теперь дружеские или претендующие на некое подобие дружелюбия беседы происходили почти ежедневно. МЫ с завидным терпением объясняли пленнику всю омерзительность его настоящего состояния, время от времени вдруг задавая неожиданные вопросы: