Максим Кононенко

Двадцать шесть двадцать шестого

Сначала он просто ничего не понял. Как поступает вечер. Он решил, что это шутка, но она еще раз с бесстрастным лицом выдала свое нет. Hикаких особенных эмоций у него в этот момент не родилось, он просто опустел, как воздушный шарик недельной давности, замолчал и продолжал неровно идти рядом, судорожно затягиваясь, как будто дым мог заполнить это ниоткуда образовавшееся ничто. Она просто не ощущает этого, она не понимает всей жестокости и глупости, ей нельзя этого говорить, у нее сегодня праздник, сегодня ее день; но это все родилось уже потом, около метро, когда она стала настойчиво просить его не огорчаться и вспомнить минувшую ночь.

Да, он благодарил небо за то, что вчера она позволила ему остаться, они напились вина, долго болтали о чем-то в темноте, а потом он сидел на полу, возле ее ног и странно улыбаясь смотрел, как ровно она дышит во сне. Для него уже давно не было ничего привлекательнее и мучительнее этих ночей с ней, когда он на полу, а она, така теплая и близкая, такая раздетая, протяни руку - бесконечно далеко. Все, что он мог - мамин поцелуй в щечку на тихий сон и папино потрепывание невесомых волос на красивой и одинокой голове. Вчера было так.

Сегодня он другой гость. Вернее даже сказать, сегодня он вообще не гость. Он проводил ее до дома, все, что ему оставалось делать, нельзя портить праздник и надо старательно улыбаться. Как он ждал этого проклятого числа, какие картины рисовал в воспаленном теперь мозгу, так и отправился теперь один неизвестно куда, и что он делал там в течение трех часов неизвестно сейчас никому.