ДАВИД КОНСТАНТИНОВСКИЙ

ЧЕРТЕЙ НАМ ТОЛЬКО НЕ ХВАТАЛО

Легко, вприпрыжку Ромка пересек проспект Науки и быстро двинулся дальше, к Морскому. Вид у него был тридцатилетнего, а внутри потрескивало, орало, бормотало и пело то, что могло принадлежать также и двадцати-, и пятнадцатилетнему; а может, и попросту беззаботному ребенку. Густые курчавые волосы, чуть рыжеватые, облегали голову плотной шапкой, надежным шлемом, ладно украшавшим его; глаза не то что смотрели, а зыркали и вперед, и влево, и вправо, все и всех держа в поле зрения, дабы безошибочно избрать Ромке занятие на этот солнечный воскресный день; нос чуть изгибался, устремленный вперед, как и весь Ромка, и ноздри шевелились, вбирая запахи травы и перегретой хвои от леса, запахи плавящегося асфальта и бензинового дыма - от улицы, и не такие явственные, но слышимые Ромке запахи табака и духов, исписанных бумаг либо свежих ягод от спешащих по своим делам прохожих. Солнце палило нещадно, отдохнув за зиму, оно теперь не жалело сил. Ромка был в ковбойке с закатанными рукавами, производства барабинской швейной фабрики, и джинсах, которые, напротив, попали в Академгородок издалека и достались Ромке как не подошедшие комуто по размеру. Шагал он твердо, быстро и, как сказано, легко; и тут увидел Оксанку. Она была в красном сарафане и выглядела блестяще: высокая, тоненькая, открытые плечи и спина, дочерна загорелые и чуть с веснушками, и темные распущенные волосы.

Ромка догнал ее, минуту шел следом и любовался, потом поравнялся и коснулся ее руки.

- Оксанка!