«Ножи»
Роман «Ножи» носит детективный характер. Совершаются три попытки убить сотрудника налоговой службы, дочь богатого бизнесмена, невесту известного профессора. Все три раза метод убийства был один и тот же и носил странный для современности характер. Широк спектр раскрытых автором характеров, бытовых норм, жизненных ситуаций.
«Солдатик»
Матвей – умный, красивый солдат русской армии, желая устранить преграду к своей мечте – стать зятем богатого бизнесмена, становится жестоким убийцей.
В обоих произведениях автор даёт читателям возможность не только наблюдать происходящее, но и заглядывать в мысли героев.
Ножи
Настоящее
Катя – красивая ухоженная молодая женщина сидела на табурете, курила и с завистью рассматривала Клару со спины.
– А ты, сестричка, совсем не полнеешь, всё хорошеешь с годами.
– Спасибо, – улыбнувшись, но, не оборачиваясь, ответила не менее красивая и ухоженная, но более стройная Клара, готовящая по заказу своей гостьи Кати сырники.
– А помнишь, как мы в детстве ссорились?
Неприятные воспоминания больно хлестнули сознание Клары, улыбка с лица её тут же сошла, глаза погрустнели, действия её немного притормозились, почему-то очень захотелось ответить сестре резким «да», но Клара сдержалась и, одев улыбку, которая отчего-то получилась виноватой, обернулась к сестре:
Дневник Веры
Тетрадь, найденная на даче профессора, оказался дневником покойной Веры, написанным ровным мелким, даже красивым почерком. В написанном было допущено много ошибок.
Вот я снова одна. Слава с Димой были хорошие ребята, жаль, что их командировка закончилась. Они даже пытались устроить меня на работу, не вышло, а жаль, я б с удовольствием взялась за любую работу. Дмитрий Семёнович говорил, не важно, кем работает человек, какую он занимает должность, главное, чтоб он был человеком. Сам он рассказывал, что грузчиком был, и плотником, и дворничал где-то. Мне бы тоже только зацепиться.
Гвоздь – Саша Гвоздёв обещал помочь с работой. Сегодня третий день, как я живу у него в гараже. Конечно, это не номер люкс, но лучше, чем вокзал. Ещё бы Гвоздь не приставал, было бы совсем здорово.
Прошлое
– Катён, ты знаешь, что удумал отец? – обратилась Вера Станиславовна к Кате, аппетитно жующей фруктовый салат, – он хочет писать завещание. – Убедившись, что Катя заинтересовалась, Вера Станиславовна продолжила. – Он хочет завещать всё вам с Кларкой поровну, а меня он и в расчёт не берёт. Представляешь, мы столько лет с ним вместе прожили, вместе добро это наживали, а он, пожалуйста… Я сказала ему, что это несправедливо, он только смеётся. А ты же знаешь, что он себе внушит, никакой колотушкой из его башки не вышибешь.
Глаза Кати сузились, в губах на несколько секунд зависла зелень. После услышанных слов «Он хочет завещать всё вам с Кларкой поровну» Катя почти не слушала мать, её охватила волна негодования, мысленно она ругалась, называла отца сволочью, негодяем и подлецом, но внешне её негодование почти никак не выражалось, кроме едва заметно сузившихся глаз, и еле заметно проявившегося на щеках румянца. По-прежнему продолжая трапезу, как-то очень уж буднично она спросила:
– Мам, а что у папы много недвижимости?
– И недвижимости, и денег, – ответила Вера Станиславовна, раздражаясь тем, что, как ей казалось, Катю совершенно не взволновали её слова. – Ты же знаешь, он открыл счёт в швейцарском банке, у него три бензоколонки, а может, и больше, он же скрытный такой, не всё мне говорит. Ну ладно меня в расчёт не берёт, но Кларке-то зачем? Она тут совсем ни при чём. Слава Богу, вырастили, выкормили…
– Ну, – согласно отозвалась Катя на причитания матери. Обе женщины погрузились в короткое молчание, которое прервала Вера Станиславовна. Положив свою руку на руку дочери, она заговорила заговорщическим тоном:
Солдатик
Матвей часто видел себя в воображении хорошо одетым, разъезжающим в дорогой иномарке. Куда он ехал, зачем, всё это упускалось им, это он не домысливал, но почти явственно ощущал лёгкость движения иномарки, мягкость сиденья под задом, комфорт, созданный кондиционером. Иногда он представлял себя в уютной квартире, причём воображение всегда усаживало его в очень свободной раскованной позе на большой кожаный диван цвета топлёного молока, точно такой, какой он видел в квартире Веры, а, может, даже на него, об этом Матвей тоже не задумывался, но он всегда видел себя на этом диване перед телевизором, который, тоже, как и у Веры в квартире, был больших, и, как казалось Матвею, даже излишне больших размеров. Ещё Матвею очень нравилось представлять себя лежащим в белом шезлонге где-нибудь на пляже в тёплых странах под пальмами, точно так, как мужик с рекламного щита, висевшего напротив военкомата. Рядом с мужиком на плакате лежала красивая цыпочка, а рядом с собой Матвей укладывал, но как-то нехотя Веру. Жалко, что Вера ничуть не была похожа на ту цыпочку. Это несколько омрачало картину, но Матвей усилием воли заставлял себя смириться с этим. «Ничего, ничего, зато море, пальмы, девочки… Нет, девочки вряд ли, хотя, когда-нибудь и девочки…». Ещё его любимой картиной была такая: он лежит в ванной в душистой тёплой воде с мыльной пеной, причём ванная комната светлая, уютная, даже со цветами в напольной вазе, со множеством каких-то красивых флакончиков и баночек на полочках, с блеском хромированных ручек, вешалок, полочек, с большими зеркалами, мягким ярким светом. Эту картину он стал рисовать себе после того, как однажды Вера попросила его слить воду из ванной. Сразу, как только он вошёл в ванную комнату, он понял, что всю жизнь мечтал о такой ванной. Он даже не желал себе признаваться, что раньше в его воображении рисовалась другая ванная, такая, как у его бывшего одноклассника Петьки. Петькина ванная была таких же размеров как и у всех в их доме, но стены Петькиной ванной до самого потолка были уложены плиткой цвета морской волны, а на стене, к которой прижималась ванна, плитки были расписными и уложены так, что образовывали картину, на которой два дельфина проносились над морской волной. Увидев ванну в квартире Веры, Матвей тут же выкинул из своих воображаемых картин Петькину ванную, и стал представлять себя в Вериной, а точнее, в своей, устроенной так же, как у Веры. Раньше Матвей даже не представлял, что ванная комната может быть по размерам больше их зала. Залом в их семье называли самую большую проходную комнату, из которой можно было войти в две маленькие комнаты. В зале жили его родители, здесь собиралась вечерами вся семья перед единственным телевизором, здесь устраивались застолья по случаю праздников, здесь справляли свадьбу его сестры Татьяны. Матвей не знал, что туалетная комната может быть размером такой же, или даже чуть больше, чем комната, в которой они жили с сестрой Татьяной пока он не перешёл жить в комнатку, освободившуюся после смерти бабушки. Матвей просто даже не представлял, что в доме может быть столько комнат, сколько их в доме, где жила Вера. А недавно, после того, как Вера провела его на террасу, где она любила проводить вечера, к радужным картинам Матвея прибавилась ещё одна: он сидит в кресле-качалке на широкой террасе и в просвет между высокими старыми соснами любуется закатом. Сегодня ночью ему даже приснилось это, но только сон закончился как-то плохо. Во сне терраса почему-то рухнула, и Матвей с криком ужаса полетел вниз. Пролетая мимо второго этажа, он увидел в окне искажённые ужасом лица Веры и Зинаиды Васильевны. Концовка сна немного беспокоила Матвея. Сегодня вот уже дважды он тревожно прокручивал её в памяти, что-то пытался: то ли понять, то ли узреть неузретое, но тут же возникало томление, и Матвей мысленно отмахивался от сновидения.
Днем всё прояснилось. Перед обедом к нему подошли два сослуживца – вихлявый Славик и обрюзглый Витёк, которые не были ему никогда симпатичны, и общался он с ними мало, только по необходимости. Не скрывая ехидства, наперебой Славик и Витёк заговорили с ним о Вере. Первым начал Славик:
– Ты видел чувака на «Бентли»?
– Какого чувака? – спросил Матвей, не понимая, о ком идёт речь и к чему клонит Славик, но понимая, что чувак как-то затрагивает его интересы, иначе ребята не подошли бы к нему с этим разговором.
– А того, что обхаживает Веру Степановну.
