Последние лучи заходящего солнца окрасили багрянцем исполинские монолиты. Воздух был холодным и липким, дул прохладный западный ветер, и ему пришлось запахнуть поплотнее плащ-пальто. Пожилой мужчина, высокий и худощавый, орлиным взглядом из-под тоненьких старомодных очков в золотой оправе осмотрелся вокруг, словно опасаясь нежелаемых свидетелей его присутствия. Правая рука сжала рукоять трости, на которую он опирался, но нужды особой в ней не было — носил с собой он ее больше для солидности.

Окружающее великолепие гигантских каменных монолитов заставляло чувствовать себя маленьким, и одновременно пробуждало в душе ощущение чего-то… загадочного, необыкновенного. Такие ощущения испытывает каждый, кто впервые шагнул в большой каменный круг, образованный "Пляшущими Гигантами", более известный как Стоунхендж. И лишь немногие, даже среди посвященных, знали, почему это место пробуждает в душе такие чувства и эмоции. Он был одним из этих немногих. Тех, кто знал истинную историю и назначение этого места. Хотя сам и не имел к нему ни малейшего отношения.

Откуда-то справа, из-за упавшего набок камня, послышались голоса и женский смех. Мужчина повернул голову на звуки, и на его лице отпечаталось недовольство. Так или иначе, нежелательные свидетели могли здорово осложнить задуманное.

Мужчина поправил шляпу, приложил кончики пальцев правой руки к виску, и его взгляд на несколько секунд потерял осмысленность.

— Ой, — послышалось издалека. Женский голос выглядел взволнованным, будто девушка вспомнила что-то важное, что упустила. — Мне срочно нужно домой! Я же маме обещала… Винсер, поехали быстрее!

Ярко-красный ягуар с откидным верхом подъехал к ночному клубу "Нефрит" и резко затормозил. Тормоза завизжали, и покрышки авто задымились от трения. Толпа зевак, собирающаяся как обычно у входа в "Нефрит", мгновенно среагировала общим многоголосым вздохом. "Нефрит" по праву считался самым престижным и дорогим клубом города, о чем можно судись по фасаду, стилю, и оформлению здания, да фейс-контролю на входе.

Дверцы авто открылись, явив на обозрение всем желающим четверых проспиртованных хихикающих молодых людей. Два парня и две девушки, довольные произведенным на толпу эффектом, переглянулись и разделились по парам. Можно было смело сказать, что эти четверо — представители "золотой молодежи", дети влиятельных и "преуспевающих" родителей. Об этом говорит все — дорогие шмотки, большое количество золота и четкая уверенность в собственной безнаказанности — спокойно кататься за рулем в состоянии полутрупа нельзя без онной.

Сидевший за рулем кинул в руки ожидающему возле тротуара человеку ключи от тачки, подхватил под руку прилипшую к нему деваху, и штормящей походкой поплыл ко входу в "Нефрит". Его товарищ подтянул оставшуюся девушку, обнял ее за шею правой рукой (больше повиснув на ее шее, чем обнимая), и пристроился в хвост удаляющейся парочке…

Толпа провожала мажоров завистливым взглядом. Практически каждый хотел бы оказаться на их месте. Парни завидовали, что не им посчастливилось родиться с серебряной ложкой во рту. Девушки жадно ловили каждый брошенный в толпу взгляд, каждая в надежде, что именно ее заметят, и она получит возможность оказаться по ту сторону золотистых ограждений, невозмутимой охраны и надменного фэйс-контроля. Только один человек в толпе наблюдал за ними, не испытывал ни зависти, ни благоговения… Потому что знал, каковы они на самом деле. И не просто знал, а чувствовал их сущность, их внутреннее "я", прогнившее, как червивое яблоко. Потому что видел их души, чуял запах, как гончая, выслеживающая добычу.

Он стоял возле бортика, отделявшего толпу от ковровой дорожки, ведущей ко входу. На нем был надет обычный осенний плащ-дождевик, а руки спрятаны в карманы. Лицо не отражало сейчас никаких эмоций, но в глубине души… Неподдельная улыбка, даже оскал, согревал предвкушением. И оскал этот не сулил проходящим мимо ничего хорошего.

Грамотно спланировать убийство — тяжело. Спланировать убийство посвященного — тяжело вдвойне. А каково спланировать убийство посвященного в присутствии свидетелей? И при этом не остаться виноватым? Да еще, по возможности избежать зондирования памяти…

Коготь на лекции сидел по истории, погруженный в свои мысли. Рука выводила на чистом листе бумаги последовательные символы древнего языка. Языка, на котором написана книга "Сияния". Язык древних, на котором написаны практически все книги библиотеки убежища.

"Жизнь"… "Разрыв"… "Утечка"… "Поглощение"…

Рука размашисто обвела полученную комбинацию одним кружком, словно утвердив ее правильность, а на лице проступила легкая улыбка. Словно он решил задачу, над которой думал долгое время.

— … а на вопрос этот ответит мне Шторм Эдуард. Прошу вас, — услышал он голос профессора.

— И почему я не удивлен? — спросил Коготь, глядя в бесстыжие глаза девушки.

— Ну… что тебя смущает? — в тон ему ответила девушка.

Коготь снова выглянул в окно такси, скривившись бегло оглядел собравшуюся толпу, оккупировавшую все пространство перед входом в "Нефрит", и продолжил:

— Ты не могла выбрать что-то поспокойнее? Почему именно сюда?

— Не будь занудой, ты вообще когда-нибудь расслабляешься?

— Виски, джин, текила… — перечислял отец Игоря, разглядывая содержимое шкафчика, в котором он держал выпивку на случае приема гостей у себя в доме. Он еще не оправился от шока последних событий, и заметно волновался, стараясь угодить гостю всем, чем возможно.

Игорь принес из кухни поднос, на котором были аккуратно выставлены: фарфоровый чайный набор на 3 персоны, ваза с печеньем и несколько бутербродов с красной рыбой.

— Я же говорю вам, не нужно суеты, — раздраженно бурчал Коготь. — С удовольствием выпью с вами чаю, пока появится Селена. Все остальное — лишнее.

— Поверьте, мне не в тягость, — ответил мужчина. — Вы спасли нам жизнь, и хотя я не могу ничем вам отплатить, позвольте мне хотя бы напоить вас чаем и поблагодарить от всего сердца.

Где-то запиликал телефон, Игорь поднял трубку.