Пологий прибой тихо вылизывал песок под кормой моей лодки. Над морем во всем небе не стояло ни облачка. Пальмы-орешницы клонили тяжелые от листвы и плодов верхушки в разные стороны. Пара скороспелок уже упала, и их выели крабы. Значит, скоро время лезть за орехами. Кажется, их опять уродилось много – придется везти излишек на Большую Землю продавать: нехорошо, если пропадут. Конечно, их можно бы пустить в море: часть проглотят кашалоты, часть выловят голодающие морские разбойники, а один или два прибьет к холодным берегам на той стороне мира. Любознательные мальчишки расколют их камнями и будут с опаской нюхать разбухшую, осолоневшую мякоть. Кто-то, может, осмелится попробовать, и заморский привкус навсегда отобьет у него охоту к тихой жизни. Как это вышло со мной.

Все началось с ореха. И привело под пальмы-орешницы. Видать, они по природе своей колдуньи, эти уклончивые пальмы. В природе вообще много естественного колдовства. И чтобы созерцать и постигать его, совсем не надо путешествовать вокруг света, как я. Но что сделано, того не воротишь. Тридцати пяти лет, в расцвете сил, я разочаровался в мире, который познал, не единожды опоясав своими странствиями. На моем пути легли три материка. Я встретил с дюжину разновидностей разумных существ, включая дельфинов и снежных обезьян. Я описал множество растений, насекомых, зверей, птиц и рыб со всеми их полезными, вредными и странными свойствами. Мне пришлось переболеть разными болезнями, и сперва ради собственной пользы, а потом из чистой любознательности я стал изучать врачевание. Оно до поры увлекало меня сильнее всего.

Собственно, не столько конечность мира, сколько ограниченность моих возможностей врачевателя стала причиной разочарования. Судите сами: крючколист, верное лекарство против каменной лихорадки, что свирепствует у меня на родине, можно найти лишь далеко за морем. Узнал я об этом совершенно случайно, привезя с собой сушеный крючколист в качестве укрепляющего средства и дав его больной своей племяннице лишь затем, чтобы она могла хоть что-то делать по дому, когда ее отпускает кашель. И что же: через две недели кровь исчезла из ее мокрот, а за два с половиной месяца, что она принимала порошок, хворавшая полностью излечилась. Но если возить крючколист через море, он будет на вес золота, как пряности, и лечиться им смогут лишь богатеи – а они и без того здоровы.

Таких случаев было множество. И, поняв, что я не смогу помогать всем и в полной мере, а душа моя никогда не будет удовлетворена, я решил удалиться на остров и ждать знака судьбы.

Я выбрал остров в южных морях, но не тот, что вырастает на кораллах (они обычно безводны), а такой, который расположен неподалеку от берега и, видимо, некогда был частью материка. На моем острове били целых три ключа, и нашлись свободные от зарослей участки земли. Лучшего я не мог и желать.

Лазурь небесная изливалась в море, лазурь морская востекала в небо, и Тласко, стольный город Морского Моста, был подернут легчайшей голубизной, сквозь которую по ходу солнца вспыхивали изразцы на граненых вершинах храмовых пирамид, и яро пылала золотом далекая кровля чертогов правителя.

Все то же я видел пятнадцать лет назад с борта торговой галеры; все то же. Хотя нет. Тогда над каждой пирамидой тянулся дымок.

– Сколько же тут народу?

Командор Альдерхт пощипал присоленный сединою ус.

– Народу несчитано, тысячи тысяч, но они забиты и покорены. А воинов мы как-нибудь перечтем.