Февральский вечер наполз на город – с неприятным сыроватым ветерком, с назойливым полуснегом-полудождем, так и норовящим залепить глаза пешеходам, стекла автомобилей и окна домов. Пешеходы осторожно семенили по бугристым тротуарам, покрытым не сколотым еще с декабря льдом, автомобили заносило на поворотах, а в окнах домов горел свет, бросая вызов сгущающейся темноте, и таких светящихся прямоугольников с каждой минутой становилось все больше и больше – люди, как обычно, с наступлением сумерек возвращались после трудов праведных в свои жилища.

Сергей Соколов тоже возвращался домой, в свой дальний микрорайон на городской окраине, возведенный на месте полей, прозрачных рощиц и пыльных проселочных дорог. Правда, день он провел не то чтобы в трудах праведных, но и не слонялся праздно по заснеженным улицам, ловя взгляды симпатичных девчонок: он побывал в нескольких местах в поисках работы по специальности, действуя не наобум, а по предварительной телефонной договоренности. – но ничего особенно обнадеживающего эти сегодняшние визиты не принесли. Беседы велись весьма неопределенные, заканчивались какими-то малообещающими многоточиями, и завтрашний день нужно было посвятить новым странствиям и визитам. Объявления на дверях бюро по трудоустройству населения приглашали на работу охранников на частные фирмы (рост от ста восьмидесяти плюс соответствующие навыки), водителей (со своими автомобилями), продавцов в коммерческие киоски (девушки до двадцати пяти лет), специалистов по компьютерам со стажем, высококвалифицированных токарей и электриков. Сергею ничего из этого списка не подходило. Или же он не подходил для таких работ.

Распрощавшись с хозяином очередного дорого и со вкусом обставленного офиса в центре города с непременным кофе и длинноногой секретаршей с кукольным и слегка блядским личиком, Сергей побрел к троллейбусной остановке, хмуро глядя себе под ноги. И внезапно услышал удивленно-радостный возглас: «Сокол? Ты? Ё-мое, сколько лет!..»

Он поднял голову – и не сразу узнал в преградившем ему дорогу круглолицем парне, добротно упакованном в норково-замшево-твидовое, Валерку Мартынова – давнего школьного друга и соратника по всяким отроческим похождениям-приключениям. Валерка раздался вширь, обрел лоск, весь его сияющий вид говорил о достатке и благополучии, и трудно было представить, что этот в высшей степени благообразный молодой человек десять лет назад со стоном блевал на кроссовки и поношенные джинсы, хватив вместе с дружком Серегой водки перед дискотекой в парке культуры; Сергею тогда тоже было не совсем хорошо, а точнее, совсем нехорошо, но он таки довел Мартына до речки, и они долго смачивали свои хмельные головы пахнущей тиной водой, а потом лежали в темноте на камнях, отдуваясь и потихоньку приходя в себя. Давно это было, в развеселые школьные годы…

Не прошло и четверти часа с момента их неожиданной встречи у троллейбусной остановки, а они уже сидели в роскошном, но уютном кафе и поднимали за встречу стопки с коньяком, заказанным состоятельным Мартыном.

Сергея разбудил звонок телефона. Он, не соображая, где находится, встал с дивана и пошел на звук, в прихожую, по пути наткнувшись на дверной косяк.

– Слушаю, – хрипло сказал он в трубку.

– Наташа дома? – вкрадчиво осведомился незнакомый мужской голос.

– Наверное, – буркнул он и положил трубку. Затем вернулся в комнату и посмотрел на часы: было уже двадцать минут одиннадцатого. Он сел на диван и только сейчас окончательно пришел в себя – так крепко он не спал уже давненько. Телефон больше не звонил.

Вместе с осознанием окружащей реальности вернулась и память о прошедшей ночи. Сон не забылся, и что-то зудело внутри, в глубине, постоянно напоминая о себе, словно сигнал вызова, на который нельзя не откликнуться. Временами зуд сменялся тем самым тихим звенящим чистым звуком – внутренним звуком, – который возник ночью, когда Сергей стоял у окна. Сейчас за окном вновь было облачно и серо, как и вчера, но – удивительное дело! – Сергей явственно ощущал незримое присутствие луны, притаившейся на обратной стороне небес и продолжавшей влиять на него, подталкивая к действиям. Он ничего не знал, ни в чем не был уверен, но не мог отделаться от мысли, что приснившийся ему сон – не просто порождение его сознания, не отпечаток случившихся когда-то событий, не отражение его потаенных подавляемых желаний или страхов; нет, этот сон был сродни подсказке или компасу, показывающему направление движения. И нельзя было избавиться от непрерывного зова – Сергей не сомневался в том, что звали именно его.