Эту книгу, как иного ребенка, мастерила целая деревня. Я хотел бы выразить глубокую благодарность своим агентам, Шауне и Дэнни, и редакторам, Донг Вону и Даррену. Также полезны на ранних стадиях работы над книгой были Мелинда, Терри, Эмили, Ян, Джордж, Стив, Уолтер и Виктор из писательской группы «Критическая масса» в Нью-Мехико и Кэрри, читавшая первые наброски. Дополнительная благодарность Яну, помогавшему разобраться с математикой и не ответственному ни за какие ошибки в моем понимании таковой. За мной огромный долг Тому, Сэйк-Майку, Не-Сэйк-Майку, Портеру, Скотту, Радже, Джефу, Марку, Дэну и Джо. Спасибо, ребята, за бета-ридинг. И наконец, особая благодарность авторам «Футурамы» и Бендер Бендинг Родригез, нянчившим ребенка, пока я писал.

«Скопули» захватили восемь дней назад, и Джули Мао наконец приготовилась умереть.

Чтобы дойти до точки, ей понадобились все восемь дней заключения в шкафу-кладовой. Первые два она провела без движения, в уверенности, что вооруженные люди, кинувшие ее сюда, не шутили. Несколько часов сразу после абордажа корабль, на который ее перевели, не включал тяги, так что она плавала в шкафу, тихонько отталкиваясь от стен и скафандров, разделявших с ней тесное пространство. Когда корабль пришел в движение, тяга придала вес ее телу. После этого она тихо стояла, пока судорога не свела ноги, потом села, свернувшись в позе эмбриона. Она мочилась в тренировочные штаны, не беспокоясь ни о теплой щиплющей влаге, ни о запахе и думая только, как бы не поскользнуться на мокром пятне, оставшемся на полу. Шуметь было нельзя. Застрелят.

На третий день жажда вынудила ее действовать. Кругом шумел корабль. Низко, на краю слышимости, гудели реактор и двигатель. Непрестанно слышалось шипение гидравлики и стук стальных запоров, когда открывались и закрывались герметичные переборки между палубами. Топали по металлической обшивке тяжелые башмаки. Она выждала, пока остались только отдаленные звуки, сняла с крюка скафандр и уложила его на пол. Настороженно вслушиваясь, медленно разобрала скафандр и извлекла контейнер с водой. Вода успела застояться: видно, костюм целую вечность не использовался и не проходил профилактики. Но она за два дня не выпила ни глотка, и теплая маслянистая вода из резервуара скафандра была для нее словно лучший в мире напиток. Ей пришлось изо всех сил удерживать себя, чтобы не выглотать все разом, не напиться до рвоты.

Когда ей снова захотелось помочиться, она вынула из скафандра мешок с катетером и облегчилась в него. Потом села уже не на пол, а на мягкий скафандр и устроилась так удобно, что получилось задуматься, в чьи руки она угодила: флот ли это Коалиции, пираты или кто похуже. Временами она засыпала.

Сто пятьдесят лет назад, когда мелкие разногласия между Землей и Марсом привели их на грань войны, Пояс Астероидов был дальним фронтиром с гигантским запасом минеральных богатств, недоступных для экономически выгодной разработки, а о внешних планетах и мечтать не приходилось. Тогда Соломон Эпштейн смастерил слегка модифицированный ядерный двигатель, пристроил его к корме своей яхты с командой из трех человек и запустил. В хорошую оптику и сейчас можно увидеть корабль, уходящий на субсветовой скорости в великую пустоту. Самые лучшие, самые долгие похороны в истории человечества. К счастью, схему он оставил в домашнем компьютере. Двигатель Эпштейна не подарил людям звезды, но открыл доступ к планетам. А кроме того — к Поясу.

«Кентербери» — длиной в три четверти километра, шириной в четверть, слегка напоминающий очертаниями пожарный гидрант и почти пустой внутри — перестроили из колонистского транспорта. Некогда он был битком набит людьми, провиантом, схемами, механизмами, жилыми пузырями и надеждами. Теперь на лунах Сатурна обитало около двадцати миллионов человек. «Кентербери» доставил туда почти миллион их предков. И сорок пять миллионов на луны Юпитера. Одна из лун Урана хвастала пятью тысячами населения и была самым дальним форпостом человеческой цивилизации — во всяком случае, до тех пор, пока мормоны не закончат строительство корабля, рассчитанного на несколько поколений, и не отправятся на нем к звездам и к свободе от ограничений рождаемости. И еще был Пояс Астероидов.

Если спросить вербовщика АВП, когда тот подвыпил и настроен экспансионистски, он скажет, что в Поясе сто миллионов населения. Спросите переписчика с внутренних планет — и получите около пятидесяти миллионов. Как ни смотри, население было велико и потребляло много воды.

Так что теперь «Кентербери» и другие транспорты принадлежали компании «Чисто-Прозрачно» и курсировали от колец Сатурна к Поясу и обратно, таская лед. И будут таскать, пока не развалятся на куски.

Джим Холден находил это поэтичным.

Детектив Миллер откинулся на пенопластиковом стуле, мягко улыбаясь девушке и одновременно пытаясь уловить смысл в ее рассказе.

— …А потом все — ух! Полно крутяков, ор и мочиловка, — тараторила девица, размахивая руками. — Думала, просто пляски, только вот Буми вроде как не знал и в уме не держал, аминь. Понимаешь, кве?

[4]

Хэвлок, стоявший у двери, дважды моргнул. На лице коротышки читалось нетерпение. Вот почему он никогда не станет старшим детективом. И поэтому же он вечно продувает в покер.

Миллер хорошо играл в покер.

— Еще как, — отозвался Миллер. В его голосе прорезался акцент нижних уровней. Он лениво повел рукой, повторяя жест девушки. — Буми, он не ждал. Пропустил удар.

После добрых двух суток торможения у Холдена ныли колени, спина и шея. Черт, и ступни тоже. Он пролез в рабочий шлюз «Рыцаря» одновременно с Наоми, поднявшейся по трапу из грузового отсека. Она улыбнулась и одобрительно оттопырила большие пальцы.

— Спасательный мех

[9]

установлен, — сказала она. — Реактор греется. Готовы к вылету.

— Хорошо.

— Пилот нашелся? — спросила она.

— Алекс Камал сменился, он с нами и полетит. Жаль, что не Валка. Как пилот он Алексу не ровня, зато не так разговорчив, а у меня голова болит.

— Мэй? — позвала мисс Керри. — Отложи, пожалуйста, рисование, тебя ждет мама.

Девочка не сразу поняла учительницу — не потому, что слова были непонятные, в четыре года она уже не лепетала, как маленькая, — а потому, что они не вписывались в ее картину мира. Мама не могла прийти за ней. Мамочка улетела с Ганимеда на станцию Церера, потому что, как сказал папа, ей нужно было немножко времени для себя. Потом сердце у Мэй часто забилось: «Она вернулась!»

— Мама?

Колени мисс Керри загораживали вид на дверь в раздевалку от сидевшей за маленьким мольбертом Мэй. Руки у художницы были липкими от краски: она рисовала пальцами, и на ее ладонях закручивались красные, синие и оранжевые вихри. Девочка наклонилась вперед и уцепилась за ногу мисс Керри — чтобы отодвинуть ее и заодно ловчее подняться.

— Ой! — вскрикнула мисс Керри.

— Снупи

[44]

опять в наряде, — сказал рядовой Хиллман. — Верно, он здорово разозлил свое начальство.

Сержант артиллерии Марсианского десантного корпуса Роберта Драпер увеличила изображение на налобном дисплее и взглянула в сторону, куда указывал Хиллман. В двух тысячах пятистах метрах от них на фоне сияющего купола маневрировала команда из четырех десантников ООН. Купол теплицы, охраняемый их нарядом, точь-в-точь походил на теплицу, за которую отвечала Роберта и ее люди.

У одного из ооновцев по сторонам шлема темнели черные кляксы — словно уши бигля.

— Точно, Снупи, — согласилась Бобби. — Сегодня он во всех патрулях. Интересно, что натворил?

Наряд по охране теплиц на Ганимеде вынуждал всеми способами разгонять скуку. В том числе — рассуждая о жизни солдат другой стороны.

Кофеварка опять сломалась.

Опять.

Джим Холден пощелкал красной кнопкой заварки: знал, что не поможет, но удержаться не мог. Массивная, блестящая кофеварка, рассчитанная на целую команду марсиан, отказывалась сварить ему одну-единственную чашку. И даже не гудела. Даже попытаться не хотела. Холден прикрыл глаза — от кофеинового голода гудели виски — и ткнул в кнопку на ближайшей переборке, открывая связь с командой.

— Амос, — позвал он.

Коммутатор не работал.

Праксидик Менг стоял в дверях базового амбара, озирая поля мягко колыхавшихся, зеленых до черноты листьев, и боялся. Потемневший купол возвышался над ним. Необходимый посевам свет погас, а зеркала… о зеркалах лучше было не думать. Всполохи боевых кораблей напоминали искры на дешевом экране, эти краски и мелькания казались здесь неуместными. Знак — что-то пошло очень не так. Менг облизал губы. Он верил, что должен найтись способ. Способ все это спасти.

— Пракс, — позвала Дорис, — нам надо идти. Сейчас же.

Передовой край агробиологии низких ресурсов, «глициновый кеннон», сорт сои, модифицированный настолько, что представлял собой новый вид. На него ушло восемь лет жизни. Из-за него родители до сих пор не видели внучку в лицо. Та соя и еще кое-что прикончили его брак. Пракс видел в поле восемь слегка различных линий генно-модифицированных хлоропластов — состязавшихся друг с другом за выработку наибольшей порции протеина на фотон. Руки у него дрожали. Его тошнило.

— До удара пять минут, — сказала Дорис. — Надо эвакуироваться.

— Я его не вижу, — ответил Пракс.

Контузия отозвалась яростным гулом в ушах и болью. Бобби моргнула, пытаясь разогнать туман и сообразить, где она. Ее сводили с ума пятна перед глазами. Гул превратился в гудки аварийной системы скафандра. Перед лицом вспыхивали цветные огоньки: компьютер посылал сигналы, но прочесть их она не могла. Шла перезагрузка, и тревожные гудки раздавались непрерывно. Бобби попробовала шевельнуть рукой и выяснила, что слабость слабостью, но она не парализована и не закована в лед. Противоударный гель вернулся в жидкое состояние.

Что-то двигалось за окошком лицевого щитка. Чья-то голова появлялась и пропадала из вида. Щелчок: кто-то подключился к наружному порту скафандра. Значит, свой, скачивает показания о ранениях.

Молодой мужской голос в наушниках шлемофона проговорил:

— Вот ты где, сержи.

[47]

Нашли мы тебя. Все о'кей, только потерпи.

Человек еще не кончил говорить, когда Бобби снова вырубилась.