Две недели, отпущенные нам с Валентиной для отдыха, как-то сами собой превратились в месяц адского труда и ежедневной суеты. К тому же случилась масса интересных событий, о которых я не могу не рассказать. Хорошо это или плохо, но мы с Валентиной выкупили, по совету Родиона, свою коммуналку, сделали ремонт и теперь гадали, куда девать все это семикомнатное богатство в центре Москвы. Из влачащих ещё полгода назад нищенское существование московских девчонок мы в одночасье превратились в довольно состоятельных дам. Валентина даже одеваться стала не так, как прежде, стараясь соответствовать своему новому статусу. Она сходила к Юдашкину, там модельеры, визажисты и парикмахеры поупражнялись на ней как следует, придумали соответствующие её лицу причёску и макияж и соответствующий фигуре стиль одежды, которую сами же и сшили на все сезоны. Денег на это ушла уйма, но Валентина, дорвавшись наконец до того, чем, по идее, должна обладать каждая нормальная женщина, не могла остановиться и тратила их напропалую, пока не иссякла выданная Родионом премия. Потом она начала занимать у меня. В довершение всего она сдала на права и намеревалась отныне ездить на рынок за продуктами только на нашем служебном джипе. Вскоре, однако, выяснилась причина её столь пристального интереса к своей особе. Каждый вечер она хвасталась мне, сколько мужчин обратили на неё внимание, сделали комплименты или даже откровенно предлагали провести вечер в интимной обстановке фешенебельного ресторана. Но она была тверда, как скала, ни на кого не смотрела и всех отгоняла, надеясь, наверное, что, увидев её обновлённый облик, Родион наконец тоже обратится к ней с подобным предложением, когда мы выйдем на работу. Я лишь отмалчивалась и ничего не говорила про вскользь брошенные мне боссом слова насчёт его скорой женитьбы, понимая, что для подруги это будет слишком сильным ударом. Каково же было моё удивление, когда в один прекрасный день к нам заявился Родион в шикарном чёрном костюме и с огромным букетом роз и, не обращая внимания на мои вытаращенные глаза, кротко попросил позвать Валентину. А та уже выплывала из своей комнаты, облачённая в свадебное платье и фату, со стыдливым румянцем на щеках и счастливыми слезами на глазах.

Представляете? Вот так я узнала о свадьбе своей лучшей подруги и многоуважаемого босса. Мне даже обидеться как следует было некогда, потому как нужно было плакать от радости и поздравлять молодых, чем я и занималась последующие три дня, пока шли свадебные гуляния.

Наша башня не подросла ещё на один этаж, как мы рассчитывали, а лишь слегка располнела. Строители, взглянув на наше сооружение, заявили, что, если его не утолщить, оно рано или поздно рухнет, погребя под своими обломками нашу неосмотрительность. В результате они расширили фундамент и пристроили сбоку что-то вроде ещё одной башни. Затем соединили все дверями и лестницами. Теперь уже никто и не догадался бы, что когда-то это была обычная трансформаторная будка, стоявшая посреди старого двора в одном из сретенских переулков. На пятом этаже мы устроили тренажёрный зал, и там я проводила почти все своё свободное время, заперев двери, чтобы никто не видел, какие ужасы я там вытворяю.

Все чаще и чаще я ловила себя на мысли, что мне чего-то не хватает.

Казалось бы, все есть: внешность – предел мечтаний любой женщины; хорошая работа, которая приносит удовольствие; друзья, которые всегда придут на выручку; квартира в Москве, и, наконец, деньги, за которыми я никогда не гонялась, просто они пришли ко мне сами, и я теперь толком не знала, что с ними делать, потому что была приучена довольствоваться малым. В общем, со стороны посмотришь – счастливица, да и только. ан нет – чего-то все-таки не хватало.

Со времени последнего дела прошло около недели. За все это время к нам не пришло ни одного клиента – все словно вымерли. Зато у босса было достаточно времени, чтобы выбить из Алексея Комова деньги на лечение несчастной Ольги.

Врачи сказали, что ей нужна обширная пластическая операция, причём делать это нужно прямо сейчас, пока раны не зажили и не превратились в шрамы, которые потом убрать будет труднее. Но у Ольги, естественно, таких денег не было. А Алексей упёрся и наотрез отказался давать на это совершенно неприбыльное дело хоть копейку. Три дня босс вёл с ним переговоры, пытаясь пробудить в этом чудовищном сквалыжнике хоть малую толику совести, но, очевидно, она в нем напрочь отсутствовала. Тогда Родион пошёл на крайнюю меру. Зулии светило около десяти лет строгого режима без права на амнистию за вымогательство, организацию похищения и насилие с отягчающими обстоятельствами. В течение этих десяти лет Комов должен был, по идее, чувствовать себя в относительной безопасности. А там, глядишь, или Зулия поостынет и образумится, или сам Комов за границу сбежит. Босс, понимая, что так с Ольгой поступать нельзя и нужно хоть как-то помочь бедняжке, посоветовался со своим знакомым адвокатом. Тот напичкал его юридическими терминами и подсказал правильное направление удара. В результате Родион позвонил Комову и нарисовал ему очень яркую и убедительную картину ближайшего будущего. Из неё явствовало, что, если он, Комов, не оплатит заграничное лечение своей секретарши, босс наймёт самых лучших адвокатов, и те с лёгкостью добьются для Зулии минимального срока заключения. Если её вообще не освободят из-под стражи в зале суда. И тогда Зулия доберётся до него очень и очень скоро. Выцарапает ему глаза и вырвет его сердце вместе с поджелудочной железой. И ему, Комову, уже никакая операция не поможет, кроме патологоанато-мического вскрытия, во время которого установят, что погиб он страшной, мученической смертью и жить уже никогда не будет. Через два часа Комов, смертельно бледный и дрожащий, уже звонил в дверь нашего офиса.

Трясущейся рукой он положил перед боссом на стол толстый конверт с семнадцатью с половиной тысячами баксов и попросил сделать все, чтобы Ольга стала ещё краше, чем прежде. И добавил, что Зулии все-таки пусть так, но удалось вытащить из него деньги, за что он не простит её до конца своих дней. Он ушёл, и мы были уверены, что больше никогда его не увидим. И слава богу…

Я сидела, хрустя своими любимыми солёными чипсами, за компьютером и вводила бухгалтерские проводки. Занятие это не доставляло мне никакого удовольствия, и я уже давно подумывала о том, что пора бы нам найти профессионального бухгалтера, хотя бы на период подготовки и сдачи баланса. Я, конечно, мастерица на все руки, но, не дай бог, в расчёты вкрадётся ошибка или я не правильно оформлю что-то – и все, нас замучат проверками, арестуют счёт, а то и вовсе фирму закроют. Босс на все эти аргументы отрицательно вертел головой и ворчал, что лишние свидетели нашей нелегальной финансовой деятельности нам не нужны. Мне оставалось лишь тяжко вздыхать в ответ и соглашаться к нашим деньгам никого из чужих и близко подпускать нельзя, если мы не хотим загреметь в каталажку за уплату фиктивных налогов. Но бухгалтер все равно бы не помешал…

Двери нашего офиса открывались все так же автоматически, путём нажатия спрятанной под крышкой моего стола кнопки. Когда кто-то приходил и звонил, я смотрела в видеофон и, если человек мне нравился, сразу впускала его, а если нет, то сначала подробно расспрашивала. Но ещё не было ни одного случая, чтобы в результате я кого-то не впустила – клиенты нынче на вес золота, и нужно было пользоваться любой возможностью вытянуть из людей деньги, если они у тех имелись. И мои личные предпочтения здесь были неуместны. Ладно бы очередь стояла, за три месяца вперёд записывались, а то ведь нет, совсем даже наоборот – впору самим по городу бегать и свои услуги навязывать. Мне даже иногда приходила в голову дикая мысль самой подстраивать людям неприятности, а потом за их же деньги помогать им от них избавляться. Но босс вряд ли поддержал бы эту идею, поэтому я сидела, помалкивала и вводила эти чёртовы проводки, думая о том, что, видно, хорошо жить все стали, если ни у кого никаких проблем нет. А может, просто нет денег, чтобы заплатить нам за решение этих проблем…