Едва ли не до начала XX столетия считалось, что населявшие Индию племена ариев были исконными обитателями этих земель. Однако археологические раскопки на северо-западе Индии открыли культуру, которая получила название «протоиндийской», или цивилизации долины Инда. При раскопках были обнаружены древние города Мохенджо-Даро, Хараппа (откуда еще одно название этой культуры — хараппская) и др., «возраст» которых составляет 4–5 тыс. лет.

Археологические исследования позволили установить, что во второй половине III — первой половине II тысячелетия до н. э. в долине Инда существовала высокоразвитая городская цивилизация, охватывавшая территорию от гор Симла на севере до Аравийского моря на юге. Города хараппской культуры были укрепленными, с правильной планировкой, со стенами и зданиями из обожженного кирпича, с храмами, общественными постройками, банями, кварталами ремесленников и сетью ирригационных каналов.

Традиционная индийская культура не знает хронологии. Носителям этой культуры чуждо европейское представление о линейном, необратимом, однородном и однонаправленном времени, отчетливо проявляющееся, скажем, в античной традиции. Как писала М.Ф. Альбедиль, «в Индии не было и не могло быть своего Геродота, Сыма Цяня или какого-либо иного «отца истории» , как и вообще долго не было своей историографии»

[10]

В индийской культуре господствует цикличность всего сущего, тот самый «круг вечного возвращения», о котором много и подробно писал М. Элиаде. История для традиционной культуры — не более чем неоднократное регулярное воспроизведение изначальных событий: миротворения, первого жертвоприношения, первой брачной церемонии и т. д.

В индийской мифологии эта «вневременность» проявляется, в частности, в том, что в ней отсутствует единый миф о миротворении. Уже в ведах присутствуют несколько равноправных версий космогонического мифа; брахманы, упанишады и пураны добавляют к ним свои собственные версии, не менее равноправные. При тщательном изучении и сопоставлении этих версий у них обнаруживается общая черта — представление о предначальном хаосе, из которого в результате действий различных божественных «агентов» возник упорядоченный мир. Однако каждый текст, будь то веда, упанишада или брахмана, дает особое описание процесса миротворения, расставляет в этом описании особые акценты.

Одновременное бытование множества версий мифа о миротворении существенно затрудняет его изложение. Поэтому здесь не обойтись без хронологии — точнее, без «временной иерархии» канона шрути, описанного в предыдущей главе. По этой «временной иерархии» первыми оказываются версии космогонического мифа, встречающиеся в ведах, далее — версии брахман, упанишад и пуран и наконец версии мифа, «канонизированные» вишнуитами и шиваитами.

В свое время И.В. Гете, познакомившись с первыми европейскими исследованиями индийской мифологии, остался глубоко разочарован богами Индии: божества индийцев, писал он, «числом в несколько тысяч, притом не подчиненные друг другу, но одинаково абсолютно всемогущие еще больше запутывают жизнь с ее случайностями, поощряют бессмысленные страсти и благоволят безумным порывам, словно высшей степени святости и блаженства». Количество богов в индийской мифологии и в самом деле грандиозно, причем число божеств в этой мифологической традиции с течением столетий неуклонно возрастало: если веды знают всего 33 бога, то брахманы упоминают о 333 богах, пураны же — о 3306 или 3339; эпос называет 33 главных бога, остальных же божеств характеризует как неисчислимые сонмы. Г. Гессе называл многочисленность и многообразие индийских божеств «райской пестротой»: «Индийская религия соединяет в себе райскую пестроту самых невероятных противоположностей, самых несовместимых формулировок, самых противоречивых догм, ритуалов, мифов и культов, которые только можно вообразить; нежнейшее наряду с самым грубым, духовнейшее наряду с самым чувственным и плотским, добрейшее наряду с самым жестоким и диким».

Многие гимны «Ригведы» обращены ко «Всем-Богам» (Вишведева). Обычно Вишведева упоминают при совершении жертвоприношений, причем каждое божество призывается при исполнении конкретной части ритуала, но в ряде случаев Вишведева выступают как единое целое, своего рода «множественный бог»:

Да придут к нам со всех сторон прекрасные силы духа, Что нельзя обмануть, нельзя обойти, что бьют ключом, — Чтобы боги всегда помогали нам возрастать, (Чтоб были) защитниками изо дня в день!

«Обширный континент Индии, — писал индийский философ С. Радхакришнан, — давал широкий простор чудесной способности человека создавать богов и закоренелой склонности к политеизму. Боги и духи, имевшие власть наносить людям вред и ущерб, а также приносить им блаженство и славу, управляли жизнью народов». Эта «чудесная способность», наравне с «закоренелой склонностью к политеизму», породили не только индивидуализированных божеств индийского пантеона — Индру, Агни, Брахму, Вишну, Шиву и других, — но и населили мифологическое пространство Индии множеством божеств, если позволительно так выразиться, групповых. Причем последних следует отличать от божеств «комбинированных» — результата отождествления двух и более богов между собой: так, из комбинации Варуны и Митры возникло божество Митра-Варуна, из «синтеза» других богов сложились такие комбинации, как Индра-Вишну, Индра-Сома, Дьяус-Притхиви, Сома-Рудра, Индра-Агни, Индра-Ваю и т. д.; кульминацией подобного синтеза явилось синкретическое ведийское божество Вишведева («Все-Боги») — «некий сплав признаков и действий, лишь отчасти соотносимых с конкретными персонажами» (Топоров).

Групповые божества, в отличие от «комбинированных», никогда не дробились и не «расчленялись»; во всех текстах, будь то веды, брахманы, упанишады, пураны или эпос, они выступают как единое, хоть и персонализированное, целое, как замкнутая совокупность, наделенная рядом общих отличительных признаков. Такую совокупность индийская традиция называет ганой («общиной»). Ган насчитывается девять — это маруты, васу, тушиты, абхасвары, махараджики, анилы, садхьи, а также занимающие промежуточное положение между групповыми и комбинированными божествами адитьи и Вишведева

[42]

Позднейшие тексты гласят, что управляет всеми ганами слоноголовый бог Ганеша, имя которого означает «владыка ганы» и который повелевает ими от имени своего отца Шивы

Веды еще не знают Ганеши и представления о девяти ганах — в них групповые божества не связаны ни друг с другом, ни с Шивой, действуют каждое по отдельности и рисуются как спутники и помощники верховных богов пантеона. Так, маруты обычно изображаются спутниками Индры или Рудры, которых они сопровождают на битву; васу сопутствуют тому же Индре или Агни, анилы составляют свиту бога ветра Ваю. Любопытно, что в «Ригведе» отдельных гимнов удостаиваются, не считая адитьев и Вишведева, только маруты, остальные же групповые божества лишь упоминаются в обращениях к другим богам.

«В своих попытках поделить человечество на различные типы греческие философы отвели особое место людям, живущим ради действия и славы, ими порожденной. Такими людьми, как они считали, движет важная часть человеческой души, некий самоустановленный принцип, который равным образом должен отличаться и от природных влечений, и от побуждений разума, осуществляя себя в героическом поступке. Они полагали, что жизнь, наполненная действием, превосходит по значимости стремление к достатку или чувственное удовольствие, что человек, ищущий чести, сам по себе достоин почитания. Греки VI и V вв. считали тех, кого Гомер назвал героями, — поколением высших существ, искавших и заслуживших почести. Они верили в то, что греческая история включала героический век — время, когда преобладали люди именно такого рода Концепция героического существования оформилась в Греции рано и сохранялась очень долго — именно из нее главным образом и развились наши представления о героях и героическом.

Между тем не одни греки почитали людей высшей пробы, живших во имя чести. Chevalier средневекового французского эпоса по всем статьям столь же героичен, как и греческий герой, и движим он сходными побуждениями. К той же семье принадлежат испанский caballero, англосаксонский cempa, русский богатырь, древнегерманский held, исландский jarl, татарский батыр, сербский юнак, албанский rm, узбекский палван. Иногда героические качества приписываются особому роду людей, которые вообще во всех отношениях живут по своим правилам Концепция героя и героической доблести распространена очень широко, и, невзирая на различные формы ее утверждения и воплощения у разных народов, проявляется она в одинаковом наборе основных характеристик, соответствующих тому, что говорили греки о своих героях. Эпоха, которая верит в поиски славы, естественным образом стремится выразить свое восхищение в стихах о деяниях и приключениях героев, о смелых дерзаниях и благородных поступках. Отвечая реальным потребностям человеческого духа, героическая поэзия и сейчас жива во многих уголках мира, а в прежние времена бытовала практически повсюду».

Эти слова выдающегося английского исследователя С.М. Боуры в полной мере применимы и к героической поэзии индийцев, сохранившейся до наших дней в эпических шлоках «Махабхараты» и «Рамаяны»

Пожалуй, никакая другая мифопоэтическая традиция не связана с ритуалом столь тесно, как традиция индийская. Для носителей индийской культуры не существовало вопроса, который вот уже третье столетие, с момента возникновения мифологии как научной дисциплины, изучающей мифы, вызывает споры между исследователями: что возникло раньше — миф или обряд? Индийцу, воспринимавшему миф и обряд как единое, неразрывное целое, этот вопрос показался бы бессмысленным.

В ведийский период, когда в обществе господствовало представление об универсальном космическом законе рита, который одновременно являлся для ариев и законом этическим, регулирующим все общественные отношения, — в ведийский период неразрывность мифа и ритуала ощущалась наиболее полно. «Современные исследователи архаичной культуры пришли к убеждению о том, что ритуал занимает центральное место в жизни архаичных коллективов, определяя цель и смысл этой жизни и давая правила ее организации во все ключевые моменты. Для ведийского ария как члена такого коллектива, принадлежащего к традиционной культуре, не было выбора в образе жизни и типе поведения — все регулировалось ритуалом и обычаями, переходящими из поколения в поколение от так называемых «отцов» (питаров) — родоначальников семей, которым принадлежали наиболее древние мандалы РВ и след которых уходил в мифологическое прошлое. Ритуал не требует для себя мотивировок в силу своей прагматичности, поскольку вполне достаточной является ссылка на положительный опыт предков. Служа каналом для передачи информации, ритуал проносит опыт предков к потомкам» (Елизаренкова).

Эта «ссылка на опыт предков» — не что иное, как проявление идеи «вечного возвращения», исследованной М. Элиаде, идеи цикличности мироздания, раскрывающейся как регулярный распад космоса, торжество хаоса и осуществление нового акта творения для создания упорядоченного мира.

В мифологии эта идея цикличности выразилась в представлении о дне и ночи Брахмы; в обрядности она получила свое выражение в праздновании наступления нового года.

«Раскол человеческого общества является опытом коллективным, а значит, искусственным. Значение его определяется тем, что относительно внутренних движений, происходящих в обществе, это — явление внешнее. Духовные процессы происходят в человеческой душе, ибо только Душа способна переживать человеческий опыт и откликаться на него духовным проявлением. Раскол в человеческой душе — это эпицентр раскола, который проявляется в общественной жизни, поэтому, если мы хотим иметь более детальное представление о глубинной реальности, следует подробнее остановиться на расколе в человеческой душе.

Раскол в душах людей проявляется в самых разнообразных формах. Он затрагивает поведение, чувства, жизнь в целом. В период распада общества каждый вызов встречает в душах людей прямо противоположный отклик — от абсолютной пассивности до крайних форм активности. Выбор между активной и пассивной реакциями — единственный свободный выбор, оставленный Душе, утратившей возможность (но, разумеется, не способность) творческого действия. По мере нарастания социального распада альтернативные решения становятся все более косными, полярными и более значимыми по своим последствиям.

Пассивная попытка состоит в уходе. Душа наполняется верой от общения с Природой, она восстанавливает те творческие потенции, которыми была изначально наделена. Активная альтернатива пассивному уходу есть Самоконтроль. Душа «берет себя в руки» , ищет форму обуздания естественных страстей через систему духовных упражнений, исходя из убеждения, что Природа губит творческие задатки, а вовсе не порождает их и что «обрести власть над Природой»  — единственный путь к возрождению утраченных творческих способностей.

Пассивное выражение понимания всей глубины и неотвратимости нравственного падения — смысл самодвижения Вселенной, где Зло оказывается победителем в макрокосме. Душа впадает в прострацию, осознавая неизбежность своего поражения и тщетность попыток установить власть и контроль над окружением. Она начинает верить, что Вселенная, включая и самое Душу, находится в руках у власти, которая столь же иррациональна, сколь и неотвратима. И власть эта принадлежит богине с двойным ликом, имя которой — Случай, но дела свои она творит под именем Необходимости. С другой стороны, ощущение нравственного падения Души может вызывать настроение бесконтрольности и безответственности самой Души. В этом случае осознание собственного нравственного падения носит активный характер. Тогда Душа поддается греху, и, обращая свой взгляд из макрокосма в микрокосм, она концентрирует усилия, чтобы преодолеть и победить Карму.

Ок. 3200. В долине Инда складывается протоиндийская цивилизация с двумя крупнейшими городами, Хараппой и Мохенджо-Даро.

3102. Начало современной калиюги, которая должна продлится 432 000 лет.

2500–2000. Торговые и культурные связи цивилизации долины Инда с Месопотамией.

Ок. 1600. Гибель протоиндийской цивилизации — возможно, в связи с природными катаклизмами.

АБХАСВАРЫ

Низшие божества, входившие в гану божеств, помощники бога Шивы. Подчинялись они не столько Шиве, сколько Ганеше, который являлся посредником между низшими богами и Шивой.

АБХИРАТИ

В мифологии махаяны рай, находящийся на востоке. В Абхирати нет ни гор, ни долин, ни камней, все деревья имеют одинаковую высоту, все люди одинаково счастливы.

Атхарваведа. М., 1995. Вишну-пурана. М., 1963.

«Да услышат меня земля и небо». Из ведийской поэзии. М., 1984.

Законы Ману. М., 1960.

Махабхарата. Рамаяна. М., 2004

Махабхарата. Поэтическое переложение. М., 2000.

Альбедиль М.Ф. Индия: беспредельная мудрость. М., 2003. Бируни Абу Рейхан. Индия. М., 1997. Бонгард-Левин Г.М., Ильин Г.Ф. Индия в древности. М., 1985.

Боура С.М. Героическая поэзия. М., 2003. Ганди М. Моя жизнь. М., 1959. Гринцер П.А. Древнеиндийский эпос. М., 1974. Дюмезиль Ж. Верховные боги индоевропейцев. М., 1986. Елизаренкова Т.Я. «Ригведа» — великое начало индийской литературы и культуры. — Ригведа. Мандалы I–IV. М.,

1989.

Елизаренкова Т.Я. Мир идей ариев «Ригведы». — Ригведа. Мандалы V–VIII.М., 1995.

Елизаренкова Т.Я., Топоров В.Н. Мир вещей по данным «Ригведы». — Ригведа. Мандалы V–VIII.М., 1995.