Стены были покрыты стилизованными под мрамор плитками, и блестели так ярко, что свет отраженных от них неоновых ламп слепил глаза, невольно заставляя жмуриться. Шумели проезжающие поезда, иногда раздавался уставший недовольный голос диспетчера, сообщавший, что «на пребывающий поезд посадки нет». Люди спешили по своим делам в тараканьей суете не замечая окружающей рутины, становились частью ее, вливались в огромный механизм, будучи уже винтиками шестеренками и еще черт знает чем.

На крайней скамейке сидели цыгане. Их было много, в основном женщины и дети, одетые в рванье, грязные чумазые. Считают выручку полученную за день. Нищие. Ходят по вагонам, побираются. Потом делят деньги. Рутина. Жизнь.

Рядом расположилась сухонькая маленькая старушка. Вытащила из котомки булочку, отломила кусочек, разжевала.

Тут же цыганские дети, как стервятники набросились на бедную бабушку, пытаясь отнять несчастную булку. Бабушка добрая, отдала, улыбнулась. А те не унимаются, требуют еще. Их тоже можно понять. И простить. Жертвы системы, отбросы жизни. Но, прочь эмоции.

Ботинки скользили по начищенному до блеска полу, я споткнулся, растянувшись на гладком мраморном покрытии. Встал, отряхнулся. Проходившая мимо женщина бросила на меня брезгливый взгляд, но встретившись со мной глазами тут же отвернулась. Боится. Страх чужого взгляда у каждого в подсознании.