Необстрелянный солдат на войне — загадка. Никто, даже он сам, не может предугадать, как поведет себя под пулями. А необстрелянный офицер — это загадка вдвойне. Как он проявит себя в первом бою? Хватит ли воли, храбрости и самообладания? Эти мысли не дают покоя старшему лейтенанту Андрею Ласточкину, попавшему в огненное пекло Афгана. Он не знает, что будет завтра. Пока перед ним полная неизвестность и взвод восемнадцатилетних салажат. И одна команда — вперед…
Размеренно постукивая железными колесами по стыкам рельсов, медленно и уже давно среди бескрайней степи Средней Азии, местами переходящей в пустыню с горбатыми кривобокими барханами, тащился пассажирский состав. Двигаясь тяжело по раскаленной летним солнцем земле, под горячим сухим небом, он уныло скрипел и лязгал сцепками вагонов на редких плавных поворотах своего долгого пути. А солнце, уже в который раз, отыскав с восходом в своих лучах его длинное неуклюжее металлическое тело, удивлялось стойкому упрямству, заставляющему ползти в раскаленном мареве, где, казалось, жизнь невозможна, а какая и возможна, то прячется, забиваясь неизвестно куда.
Но поезд, уже безнадежно отставший от графика, с частыми остановками у семафоров, все же двигался, повинуясь безмерному желанию пассажиров поскорее прибыть к месту назначения.
Пассажиров было немного. Полупустые вагоны, покачиваясь в такт неспешного движения, были душны и тихи. Люди, разморенные жарой, с надеждой ожидающие окончания своего путешествия, большей частью дремали, лежа на полках, изредка переговаривались. За несколько дней, проведенных вместе, большинство тем было обсуждено, запасы продуктов иссякли и пополнялись скудной пищей из буфетов на редких небольших полустанках. Спиртное в таких условиях внутрь уже не лезло. Да и надоело все уже. Хотелось поскорее покинуть это жаркое унылое пространство. Попытки открывать окна для проветривания были неудачны, поскольку вместо желаемого ветра в вагон врывались пыль и зной. Поэтому единственным полезным в данной ситуации занятием было лежание и беспрерывное потребление чая, который услужливо подносили всем желающим проводники. Правда, цена чая была поганой, как и сам чай. По поводу сильно возросшей за последние пару суток цены проводники в один голос сетовали на отсутствие хорошей воды и разные сложности в приготовлении этого спасительного напитка в больших количествах. Люди соглашались, кивали, пили чай, по вкусу напоминающий заваренный веник, и спрашивали, скоро ли машинист нагонит расписание.
Впрочем, некоторые озлобленные такой ездой путешественники сами порой прорывались к начальнику поезда с вопросом: «Когда?..» — на что получали ответ: «Дорога сильно загружена, подолгу на семафорах стоим, эшелоны с какой-то техникой пропускаем».
Теперь, информированные, но мало удовлетворенные, они возвращались на свои места, опускались на полки, чертыхаясь на злополучную ситуацию, превратившую этот отрезок их жизни в мучительную маету. Хотя они и сами понимали, что никакой вины начальника поезда в чересчур нерасторопном движении нет. Они не спрашивали, какая такая техника мешает им прибыть вовремя в город Ташкент. Они все понимали.