Ночной город выглядел почти угрожающим. В других городах планеты ночью ничем не хуже, чем днём. А часто — и лучше. Шикарная подсветка, весёлые лица подгулявших прохожих, яркая, дразнящая реклама. Здесь — нет. Хотя в центре города были и азартные лица, и бьющий в глаза неоновый свет.

Но он шёл по улицам окраины. Обычный спальный район. И уже не первый в поисках. Ясенево, Чертаново, Бирюлёво, Капотня, Люблино. Он с трудом осознавал названия. Пытался разобраться. В Чертанове, наверное, проживают то ли чертёжники, то ли черти. В Бирюлёве играют в старинную игру — бирюльки. Кузьминки — там, где Кузьмина мать? Или нет — мать была Кузькина. Но больше всего ему понравилось Гольяново. Там, видно, обитает одна голь перекатная. Тёмные лабиринты улиц. Похожие дома, сливающиеся в один. Грязь у подъездов, рытвины на мерзко уложенном асфальте. Но то, что он ищет, где-то здесь!

Было противно. Но он бывал и не в таких дырах. И всегда находил. Он был из породы искателей. И сейчас точно знал: то, что ищет, где-то рядом. Но где — нащупать не мог. Хотя за долгие годы блужданий, ожиданий и поисков у него выработалось почти звериное чутьё. Не нужно было даже напрягаться — он просто шёл, вбирая в себя улицы, дома, квартиры. Шапка его чёрных волос трепалась по ветру, словно тончайшие нити разветвлённой антенны. Чёрное длинное пальто распахивалось. Пуговицы трещали и падали на асфальт. Как будто он, продираясь по ночным улицам, оставлял на крючковатых лапах их подворотен свою чешую. Недаром же друзья звали его Драконом — Чёрным Драконом, ибо он был рождён в год Дракона и всегда предпочитал чёрное. Конечно, никаким мистическим существом он не был. Но он умел искать и находить. И его драконово чутьё подсказывало — здесь…

Тогда он входил. Стучал или звонил в дверной колокольчик. Хотя что это он? Колокольчики были давно. Теперь он нажмёт на кнопку звонка. Ему откроют. Если нет — не беда. Он войдёт сам. Он умеет. Никто не сможет его остановить. Он войдёт и найдёт, что нужно. Ведь от этого зависит ВСЁ. Он тот, кто находит и…

— Почему я должен выключать телевизор? — проговорил бархатный голос. Обладатель его был невысок, уже немолод, но весьма импозантен. А завораживающий баритон и вовсе делал его невероятно обаятельным на старинный манер. — Это же криминальные новости. Надо посмотреть. На всякий случай.

— Лучше посмотри на дату видеосъёмки — вон, внизу! — Мужчина гораздо моложе, лежавший на кровати, устало ткнул в экран.

— Сегодняшнее число — 19… Что за чушь — 19 мая?.. Какой ещё май?! На дворе декабрь!

— Это май будущего года. Именно тогда эту старушку, Аллу Михайловну Волосову, найдут в лесу. Смотри — трава уже вовсю и деревья в листьях.

Утром Рина обнаружила, что проспала без сновидений или, по крайней мере, их не запомнила. Вставать не хотелось. Да и куда было торопиться? Неделю назад она уволилась из издательства, где и проработала-то редактором всего два месяца. История увольнения была до того хреновой, что о ней и вспоминать не хотелось. Говорила же ей ещё живая тогда бабушка Варя:

— Не ходи ты в это издательство! Поищи что получше.

— Почему?

— Уж больно странное заведение. Как это можно — одни бабы работают?!

За углом Рининого дома, проводив глазами возвращающихся в подъезд девушек, удовлетворённо заулыбалась, кутаясь в дорогую шубку, дама предпенсионного возраста. Как удачно сложилось! Мысль разбить бутылку воды перед подъездом девчонки замечательна. Впрочем, у неё, Виктории Викторовны, других мыслей и не бывает. Недаром же она дважды победительница. Вот и теперь — просто, но эффектно. Лёд образовался мгновенно, и выбежавшая дурочка конечно же поскользнулась и грохнулась.

А тут как раз и Катенька! Хоть и вечно сонная тетеря, но на этот раз не подвела. Сделала как надо. Теперь они подружатся, и Катенька сможет беспрепятственно ходить к Ринке в гости. Вот и осмотрит всё. А что искать, она знает. Ей пришлось кое-что рассказать, ещё когда Виктория только взяла Рину на работу в издательство и посадила в комнату к Катеньке. Ведь та больше всех подходила Рине по возрасту. Виктория думала, девицы подружатся. Да и надо же было кому-то присматривать за новенькой. И это было правильно! Как бы иначе Виктория узнала, что Рина ничего не смыслит в творчестве той же мадам де Бомон, а ищет всё нужное в Интернете? А вот Катенька проследила и рассказала. Правда, подружиться с новой коллегой Катенька тогда не смогла. Но теперь, думается, всё станет иначе. Рина ведь живёт одна. Мало с кем общается. А тут — Катенька. Независтливая. Тихая. Со всем соглашающаяся. Просто дар Небес.

Конечно, дела пойдут не быстро. Но всё равно отличный план — не придерёшься. Опять же простенько, но эффект будет.

А как Виктория испугалась, когда эта девка, не сказав ей ни слова, написала заявление об уходе и смылась в пять минут. Конечно, тогда Виктория говорила с ней строго. Может, и переборщила. Но ведь как-то надо было встряхнуть эту тихоню! Она же делала вид, что абсолютно не понимает, о чём идёт речь! А ведь её бабуля, скорее всего, сто раз пересказала ей свою семейную историю со всеми комментариями. Но эта Ринка всё строила из себя дурочку, которая ничегошеньки не знает. Да она даже не отреагировала, когда Виктория прозрачно намекнула ей на то, что знает тайну её имени — Риина. Редчайшего имени с удвоенной гласной!

— Ри-и-на!

Девушка застонала. Тело болело. Всё — от макушки до кончиков пальцев на ногах. Она не может встать. И не будет. Зачем ей вставать? Ей плохо. А когда плохо, надо лежать в постели.

Но эта постель очень жёсткая. И этот голос… что ему надо?

— Ри-и-на! Не надо пугать меня! Открой глаза!

Глеб обвёл мутным взглядом белые больничные стены. Надо же, отдельная палата… Интересно, почему? Он два раза до этого попадал в больницу, но оба раза в палаты, набитые койками до отказа. А тут — он один. Кто-то заплатил? Но кто? Скорее всего, администрация гостиницы. Его же привезли оттуда. Там, в гостинице, пока он спал, ему на голову со стены свалилась тяжеленная картина. Хорошо, что на его голову, а не на Рину. Что за идиотизм — вешать такие тяжести над кроватями постояльцев?!

Рина… С ней всё в порядке. Он чувствовал её присутствие, когда его грузили в «скорую». Она плакала. Значит, он ей всё-таки не безразличен. Потом его увезли, и дальше он ничего не помнит. Кажется, вокруг суетились врачи. Потом ещё кто-то не раз заходил в его палату. Все в белых халатах. А один врач даже сам чуть не потерял сознание, взглянув на Глеба. Стал кому-то лихорадочно звонить. Но может, всё было и не так. Глеб не помнит. Зато помнит, что Рина осталась в гостинице. Одна! И это чудовище, наверное, уже очнулось от своего тёмного сна. И снова попытается напасть на Рину…

Глеб застонал. Стон отозвался в голове тысячами болевых иголок. Наверное, у него сотрясение мозга. Да не просто сотрясение — помутнение мозгов! Глеб застонал сильнее. Как он мог так попасться?! Ясно же, что проклятая картина не сама сорвалась со стены — кто-то помог! Кому-то было необходимо вырубить Глеба, чтобы лишить Рину защитника. Кому? Тут и к гадалке не ходи — ясно, что это дело рук Чёрного Дракона.

Надо встать. Прийти в себя. Собрать по кусочкам. И поехать искать Рину.

Подсознание уходит куда-то вглубь, уступая место ясному сознанию. И Глеб с недоумением понимает, что происходит нечто странное. Он совершил мистическое путешествие и набрал Силу. Но у него её опять нет. Словно кто-то выкачал её всю. Или действительно так и есть? И ещё ему примерещилось, будто он, шатаясь от напряжения и бессилия, стоял в дверях какой-то незнакомой квартиры. И там был Дракон. Тот самый, которого он должен был выследить, но, увы, завалил это дело. Тот самый Дракон, что спас его от дротика смерти.

Что может быть хуже?! Это ли не позор для ловца, которого спасает неприятель?

Глеб вспомнил стон Дракона. Тот стонал от боли, вытаскивая Глеба с того света. Это было там — около Рининого дома, когда Глеб валялся под колёсами машины. И стон, и боль были реальными. Дракон не изображал их. Он реально взял боль на себя. Но как же так? По логике он должен быть рад, что кто-то подстрелил ловца. Ведь за многие годы никто ещё ни разу не сумел выследить Чёрного Дракона, хотя, как рассказывал Орлов, многие пытались. Но Дракон безжалостно расправлялся с противниками, уходя от слежки. Орлов даже составил для Глеба перечень погибших. Там было двенадцать человек из разных стран мира. А статьи в газетах об убитых детях, из которых исчезла кровь? Это теперь газеты могут писать сплошную ложь. Но во времена Социалистического Содружества проходила только проверенная информация. Но почему же этот жуткий монстр спас Глеба, своего заклятого врага, единственного, кто сумел его выследить?!

Или… Глеб вдруг улыбнулся — бессмысленно, беззащитно — Дракон сделал это ради Рины?! Неужели увидел, что Глеб не безразличен этой девочке и потому спас его? Но это же ни в какие ворота не лезет! Чтобы Дракон бескорыстно позаботился о других, хотя бы даже о Рине… Да он же чуть не загрыз её. Глеб вспомнил ещё не застывшую кровь на Ринкиной рубашке… Вот мерзавец! Прав был Орлов, когда говорил, что Дракон — выродок. Уж он-то — Глава Братства Разрушителей — точно знает о всех ужасах, сотворённых Драконом. И он прав — Дракону не место в нашем городе. И вообще не место на земле!

Светлина очнулась и сразу всё вспомнила. Похищение. Звонок дочери. Ринка, примчавшаяся на помощь, но сама угодившая в западню. А всё потому, что бабка Варвара начудила — никому не сказала, где спрятала свой идиотский пара-граф. Ох, нет, а-граф. В общем, заколку, булавку, брошку — или что там ещё… Словом, знали бы Вета с Риной про эту булавку, отдали бы. Но ведь не знают!

А потом явилась эта дама с бывшей дочкиной работы — главная редакторша — модная и ухоженная Виктория. У неё имелся какой-то перстень в пару к аграфу. Ну и началась свистопляска — блуждание во времени. Или это только приснилось Вете?! Ну не может же такая кошмарная чушь случиться наяву!

Но в этом кошмаре было что-то… Вета застонала, вспоминая. Там погиб мальчик. Упал с крыши. Вета попыталась оказать ему первую помощь — уж этому-то она научилась в своих экстремальнных путешествиях. Но тут всё было бесполезно. Ребёнок разбился насмерть. И Вета тогда почему-то представила себе, что ведь МОЖЕТ случиться ТАКОЕ, не дай бог, с дочкой!

Она всегда воспринимала Рину отстранённо. Сначала — как пупса, выданного в нагрузку к свадьбе, потом — как лопочущую что-то своё девчушку, которой конечно же будет куда лучше с бабушкой Варварой, чем с вечно занятой Ветой. Ну а потом Рина вообще выросла, и Вета даже не представляла, как к ней подступиться. Это была уже почти чужая девушка. И вот вмиг, увидев погибшего чужого ребёнка, Вета вдруг осознала, что Рина — ЕЁ. Дочка, солнышко в окошке, надежда на что-то светлое в будущем. Все бойфренды, а проще говоря, любовники потеряли свою притягательность. И даже Лёнчик вдруг потускнел. Хотя, конечно, Лёнчик — самый лучший! И что там говорила Ринка о том, что он участник их похищения и тоже охотится за волшебной булавкой? Нет, это всё неправда. Это Ринка напутала со страху.