солнце такое яркое! Петр словно сейчас только заметил, какой чистоты небо над саванной, какая желтая трава, как пахнет горьковатой пылью.

А между тем еще вчера вечером, когда они въезжали в Каруну, Петр даже и не предполагал, что увидит когда-нибудь этот значок опять.

Вечерело. Они ехали по затихшей, спокойной саванне, и Жак, бывший здесь много раз, то и дело указывал куда-нибудь в сторону от дороги:

— Там, милях в двадцати, большая деревня. Я покупал там шкуры. Бывало, жители строили дорогу для грузовиков ровно на один раз. Только чтобы вывезти груз. И саванна опять проглатывала ее. А вот в стороне, милях в пятидесяти, — деревня, во главе которой стоит женщина…

Посол правительства ее величества в Гвиании не спал уже вторую ночь.

Резиденция сэра Хью выходила прямо на залив. Почти сто лет назад здесь была построена вилла «в колониальном стиле» — с колоннами, верандами, галереями и обязательными чугунными пушками у ворот. Теперь ее окружал густой, отдающий сыростью старый парк.

Сэр Хью в Гвиании был большим человеком, и местные власти старались выказать ему всяческое уважение. Они, например, объявили прилегающие к резиденции улицы «бесшумной зоной». Об этом сообщали грозные надписи на дорожных столбиках, строго-настрого запрещавшие шоферам пользоваться клаксонами, без чего гвианийцы вообще себе езды не представляли.

Когда сэр Хью впервые узнал об этой любезности властей, он лишь безразлично пожал плечами. Он не обращал внимания на такие мелочи, как автомобильные сигналы. От ушедших в прошлое колониальных властей ему осталось «сложное хозяйство»: местные политиканы были искусны в интригах, каждый из них рвался к власти любой ценой. Лондон же требовал, чтобы сэр Хью обеспечил стране «стабильность»: в Гвиании обнаружились огромные запасы нефти, энергичные американские нефтяники уже ковырялись в болотах побережья и в дебрях тропического леса. Правда, с помощью сэра Хью британская компания «Бритиш петролеум» уже обошла соперников, но… ухо нужно было держать востро!

Петр так и не дотронулся до еды. Было решено пораньше встать, чтобы еще ночью, ближе к рассвету, успеть к мосту через Бамуангу.

Слуга повел их, освещая путь керосиновой лампой к домику, выделенному для ночлега. Лампа прыгала в такт его шагам, и свет ее вырывал из сгустившейся темноты то одинокие кусты, то стволы редких деревьев, то углы других домиков, уже занятых приезжими.

— Вот мы и дома, — устало сказал Войтович, швыряя на большую кровать свой потрепанный портфель. Ему с Петром отвели одну комнату на двоих, другую, соседнюю, Жаку.

Слуга поставил на пол лампу и молча ушел, осторожно притворив за собою дверь.

о Игадана патрули то и дело останавливали «пежо». Собственно, в этом не было ничего необычного. Вот уже два года, как на всех дорогах этой провинции были установлены специальные полицейские посты: они обыскивали автомашины — искали оружие. Тень заговора продолжала витать над страной, хотя вождь Колоколо уже давно сидел в тюрьме где-то на Севере.

В то время как зеленый «пежо» с нашими героями спешил к Луису, другой такой же быстроходный автомобиль пересекал границу соседней с Гвианией республики Боганы. В дипломатическом паспорте, который предъявил его единственный пассажир, было написано: «Джеймс Аджайи, министр информации Гвиании».

Петр хорошо знал этого человека.

Они познакомились в Москве, когда туда прибыла делегация гвианийских парламентариев. Официальным главой делегации был огромный северянин с большим животом, с круглым детским лицом и писклявым голосом. Но уже в первый же день заметили, что он во всем слушается другого члена делегации, плотного человека с чуть косящими умными глазами и рысьими усиками.

Человек этот был Джеймс Аджайи, лидер парламентской группы Демократической партии.

Поначалу на Петра, заходившего в местные редакции просто знакомиться, смотрели как на чудака.

— Пользоваться услугами советского информационного агентства?! Гм… Знаете, мы ведь связаны контрактом… К тому же… Как вам сказать… наш читатель не привык к вашим материалам. Присылайте, посмотрим… Это слишком необычно…

Так говорили редакторы — вылощенные гвианийцы в толстых твидовых пиджаках и вязаных шерстяных галстуках, несмотря на тридцатипятиградусную жару. На улицах они носили шляпы — совсем как в далеком Лондоне, где они когда-то учились на специальных курсах, организованных тогда Би-Би-Си или агентством Рейтер. Они были более англичане, чем их английские советники — молодцеватые мужчины в рубахах нараспашку и с короткими рукавами.

Советники вежливо здоровались с Петром и хитро улыбались ему вслед: невиданное дело — материалы об СССР в газетах Гвиании! Эти русские совершенно обнаглели, если лезут даже сюда!

Дарамола помнил предупреждение полицейского офицера. Покружив по Игадану, он вывел машину к развилке дорог. На указателе было написано: «Дада. 30 миль».

Машина выбралась на узкую, разбитую ленту асфальта, петлявшую в густых и высоких зарослях кустарника, подступавшего вплотную к дороге.

Петр знал эту дорогу. Когда-то она была единственным путем, связывавшим Луис с Игаданом. Но потом построили другую, более широкую и прямую, а главное — короче старой миль на тридцать.

Старую дорогу еще поддерживали в более-менее сносном состоянии, но редко кто из вечно спешащих гвианийских водителей выбирал ее для поездки из Луиса в Игадан или наоборот.