«Взяв у нее из рук яблоко, я поцеловал ее в губы. Но едва надкусил плод, как голова у меня закружилась, и я свалился, сминая паутину веток, к ее ногам, и увидел мертвенно-белые лица, приветственно глядевшие на меня из ямы».

Данте Габриэль Росетти «Яма в саду»

Теперь-то это не должно его волновать, но тогда сильно раздосадовали обрывки сплетен, подобострастное лицо матушки Селесты, судачившей с тетей Бебе, а также недоверчивый взгляд отца. Затеяла все баба из конвентижо

[1]

… до чего она на корову похожа! Медленно так головой мотает и слова пережевывает, будто жвачку. А аптекарша подхватила:

– Вообще-то не верится, но если правда, то это просто кошмар!

Даже дон Эмилио, обычно такой бессловесный, совсем как его карандаши и тетради с клеенчатыми обложками – и тот подал голос. И хотя совсем уж откровенно судачить о Делии Маньяра люди пока стеснялись, никто ведь ничего не знал наверняка, однако Марио вдруг взорвался. Домашние ему как-то сразу опостылели, и он предпринял тщетную попытку взбунтоваться. Любви к близким он никогда не испытывал, с матерью и братьями его связывали только кровные узы и боязнь одиночества. С соседями Марио тем более не церемонился и, едва пересуды возобновились, послал дона Эмилио куда подальше. Ну, а со сплетницей из конвентижо перестал здороваться, словно надеясь ее этим уязвить. По дороге же с работы Марио демонстративно заходил к семейству Маньяра, и приносил в подарок девушке, которая убила двух своих женихов, конфеты или книги.