Кажется, все завертелось из-за Джезуальдо

[2]

: имел ли он право делать то, что сделал, или должен был наказать самого себя, вместо того чтобы мстить жене? В перерыве между репетициями спустились в бар отеля немного отдохнуть, Паола спорила с Лючо и Роберто, остальные играли в канасту или разошлись по комнатам. Он прав, настаивал Роберто, что тогда, что сейчас, жена его обманула, и он ее убил, танго втроем, Паолита. Брось заливать, говорит Паола, что втроем — это понятно, и сейчас есть женщины, которые устраивают себе танго, но не всем приходится платить той же монетой. Тут надо смотреть глубже, робко вставляет Лючо, не всегда просто понять, почему изменяют и почему убивают. В Чили — возможно, говорит Роберто, вы там все такие утонченные, а мы, из Ла-Риохи, — нож в сердце, и все дела

[3]

. Они смеются, Паола хочет джина с тоником; конечно, надо понять, что за этим кроется, — Карло Джезуальдо застал свою жену в постели с другим мужчиной и убил их или приказал, чтобы их убили, — вот суть, известная полиции, flash

[4]

в половине первого, до остального же (хотя в остальном-то и заключается, без сомнения, настоящая суть) надо доискиваться, а это нелегко через четыре столетия. О Джезуальдо есть большая библиография, напоминает Лючо, — если тебя интересует, можешь покопаться, когда в марте вернемся в Рим. Прекрасная мысль, соглашается Паола, остается выяснить, вернемся ли мы в Рим вообще.

Роберто молча смотрит на нее, Лючо опускает голову, потом зовет официанта, снова заказывает выпить. Ты имеешь в виду Сандро? — говорит Роберто, видя, что Паола опять не то ушла в Джезуальдо, не то следит за мошкой в синем небе. Конкретно нет, говорит Паола, но ты сам, надеюсь, видишь — у нас что-то не так. Пройдет с ним это, говорит Лючо, покапризничает и перестанет, дальше этого у Сандро не зайдет. Да, соглашается Роберто, но отдуваться приходится всей группе, мы репетируем мало и плохо, в конце концов это становится заметным. Вот именно, говорит Лючо, поем как в судорогах, все время боимся сбиться. Мы уже сбились в Каракасе

Продолжает оставаться невероятным, но единственная постоянная пара в ансамбле — это Франка и Марио. Издалека глядя на Марио, беседующего с Сандро за партитурой и двумя бутылками пива, Паола сказала себе, что эти скоропалительные связи, парочки на приятный момент — все это достаточно поверхностно, вот, скажем, где-то в конце недели Карен с Лючо (или Карен с Лили, за Карен это водилось — уже знали, а Лили — по доброте душевной или просто чтобы знать, как это, хотя Лили с Сандро тоже — безграничная широта Карен и Лили, кроме всего). Да, надо признать, единственная постоянная пара, которая заслуживает этого названия, — Франка и Марио, с кольцом на пальце и всем прочим.

Что касается ее самой, как-то раз в номере отеля в Бергамо она, едва прикрытая кружевами, оказалась в белоснежной, как лебедь, постели вместе с Роберто — быстрая интерлюдия без утра, они, как и раньше, друзья — так естественно, между двумя концертами, чуть ли не между двумя мадригалами: Карен и Лючо, Карен и Лили, Сандро и Лили. И все между собой друзья, потому что на самом-то деле настоящие пары составлялись после окончания гастролей, в Буэнос-Айресе или Монтевидео, где ждали жены и мужья, и дети, и дом, и собака, до следующих гастролей, жизнь как у моряков, с неизбежным, как у моряков, «между делом», ничего серьезного, современные люди. До поры до времени. Теперь все изменилось, с некоторых пор. Что-то со мной не то, подумала Паола, какие-то обрывки фраз. Мы все время в напряжении, damn it

Втроем они пойдут на пляж в Ипанеме

Когда нужно что-то написать как под диктовку — это для меня просто; поэтому иногда по точно выработанным правилам я разрабатываю параллельный вариант какого-то сюжета, который в обычном виде мог бы показаться сухим и однообразным. В данном случае такой «разработкой» является точная подгонка рассказа, которого я еще не написал, к пьесе «Музыкальное приношение» Иоганна Себастьяна Баха.

Известно, что тема этих вариаций в формах канона и фуги была предложена Баху Фридрихом Великим

[17]

и что после сымпровизированной в его присутствии фуги маэстро — неблагодарный и ершистый — написал «Музыкальное приношение», где заданная тема трактуется в невероятно сложной и разнообразной манере. Состав инструментов для этой вещи Бах не указал, за исключением «Трио-сонаты» для флейты, скрипки и клавира; долгое время даже порядок частей зависел от воли музыкантов, исполняющих это произведение. В своем случае я использовал вариант Миллисент Сильвер

[18]

для восьми современных Баху инструментов, который позволяет детально изучить разработку каждого пассажа и который был записан группой «Лондон харпсикорд ансамбль» на пластинку «Сага ХIД 5327».

Когда я выбрал именно эту трактовку (или она меня выбрала, поскольку мысль написать рассказ, точно соответствующий течению музыки, пришла мне в голову, пока я слушал), я решил — пусть пройдет время, ничто не должно торопить процесс сочинительства и кажущегося забывания — отвлечения, сны, разного рода случайности неуловимо ткут свой будущий ковер. Я отправлялся на пляж с фотокопией обложки пластинки, где Фредерик Йонс дает анализ основных частей «Музыкального приношения»; смутно начинал вырисовываться рассказ, который вначале казался мне слишком «от ума». Правила игры были рискованными: восемь инструментов должны быть представлены восемью персонажами, восемь звуковых рисунков, перекликающихся, чередующихся или противостоящих друг другу, должны соотноситься с чувствами, поведением и отношениями восьми человек. Изобразить литературный дубликат «Лондон харпсикорд ансамбля» мне показалось довольно глупым — ведь скрипач или флейтист не подчиняют свою частную жизнь музыкальным темам, которые исполняют; в то же время понятие общности, объединенности должно было каким-то образом присутствовать с самого начала. Стоило чуть расширить рамки рассказа, и восемь человек уже не составляли бы столь активную группу, если бы не были связаны между собой какими-то отношениями и контактами до того, как начался рассказ. Случайный разговор напомнил мне историю Карло Джезуальдо, гениального мадригалиста и убийцы своей жены; вмиг все прояснилось, и восемь инструментов представились мне восемью исполнителями вокального ансамбля; с первых слов должна быть очевидна связь между ними, все они должны знать друг друга, любить или ненавидеть до того и, кроме того, должны, разумеется, исполнять мадригалы Джезуальдо, положение обязывает. Вообразить драматическую ситуацию в таком контексте не составляло труда: последовательно наложить его соответствующим образом на «Музыкальное приношение» — это и содержало в себе вызов, то есть, я хотел сказать, удовольствие, о котором автор и свидетельствует прежде всего.

Такова литературная кухня в общих чертах; глубинные процессы выявятся в свое время — так бывает почти всегда. Итак, состав инструментов Миллисент Сильвер соответствует восьми певцам, а вокальный регистр каждого из них совпадает с музыкальным инструментом. Получилось следующее: