Узкая полоска пляжа слева ограничивалась морем, справа — скалами. Желтый камень, будто впитав в себя тепло солнечного света, слабо светился, отражаясь в воде. Я брел по песчаной кромке, неся ботинки в руках. То, что случилось всего несколько минут назад, не умещалось ни в какие рамки моего понимания. Как? Почему? Где я вообще нахожусь? Может, на больничной койке под капельницей и с трубкой в носу, а все это — бред? Но головой я, вроде, не бился и под машину не попадал. И таблетки никакие не пил. И не слышал, чтобы люди вот так, сразу, сходили с ума. Хотя, всякое бывает. Впрочем, такое сумасшествие вовсе не худший вариант… Но и прохлада воды, и тепло желтых камней, и скрипучая шершавость песка — все это так реально. Дорогу мне перебежал маленький бардовый краб. На секунду остановившись, он угрожающе щелкнул клешнями. Я последовал за ним. Может, краб покажет мне щелку в скалах… Щель действительно нашлась, но подходила она разве что для краба. Я с намечающимся отчаянием взглянул на растянувшуюся до самого горизонта скальную гряду. Неестественно как-то, почти отвесная каменная стена. В крохотных выщербинах, что выгрыз ветер, поселилась трава. Корни свешивались вниз в надежде уловить хоть немного влаги из воздуха. — Скалы пропустят всякого… Готов поклясться, что слышал голос, но вокруг никого не было. Только мой проводник, маленький краб, сидел на песке. — Не оглядывайся, здесь я, перед тобой! Краб? Я хотел тронуть его пальцем ноги, но он проворно отскочил в сторону. Кто-то меня разыгрывает… — Но-но! Слушай, тебе же хочется, чтобы кто-то помог. Почему ж отказываешься от помощи? Вон, смотри. Краб побежал к скалам. Я повернул голову и тут же отказался верить своим глазам: в желтой стене зияла широченная трещина. Вверху она была не меньше трех десятков метров в ширину, но и внизу можно было протиснуться, если боком. А на той стороне лежал луг. Гуляли под ветром сверкающие изумрудные волны, мягко окатывали они частые холмы. Потирая оцарапанное плечо, я выдернул застрявшую меж камней ногу. С теневой стороны скалы казались не солнечно-желтыми, а скорее темно-охряными. Почва настолько была пропитана влагой, что каждый мой шаг отмечался темным мокрым пятном. Слева, неподалеку, бежала река; видимо, там она прорезала скалы и впадала в море. Река была спокойной и чистой, текла неторопливо и стену скал вовсе не пробивала, а уходила в землю. В чуть зеленоватой от отражающейся травы воде ворочались сомы — берег не был пологим, обрывался сразу же и уходил вниз, так что у самого этого берега глубина была приличной. Я пошел против течения. Русло разрезало надвое холмы, что встречались на его пути. Невольно я залюбовался этим творением природы. Пологие склоны белели, усыпанные какими-то мелкими цветами с запахом меда. А то, что я увидел за холмами, и вовсе поразило меня. Замок. Самый настоящий. Но не мрачный и серый, какими были средневековые замки. Не похожий на громадный, на века вросший в землю и укрытый мхом валун. Тот замок будто сошел с обложки детской книги — множество башен с прямоугольными зубцами наверху рвется в синее небо, в полное солнечного света небо, да и сам замок похож на Солнце, потому как ярко-желтого цвета. Прямо как скалы. Или как чистый песок — не может простой камень такую изящную, такую жизненную форму. И легкость этих линий, безумные очертания — это не сможет изобразить даже искуснейший скульптор, имей он в распоряжении самый прекрасный мрамор… — Эй, герой, поди-ка сюда! Крик заставил меня оторваться от созерцания замка. Я боязливо вернулся взглядом к тому месту — нет, замок не исчез и не подернулся рябью. Через луг, перепрыгивая островки спутавшейся травы, ко мне шел молодой человек лет тридцати с виду в болотного цвета шортах и синей футболке. По-моему, он был бос. — Иди сюда! — прокричал он снова и помахал рукой, в которой держал флажок в голубую и белую клетку. Я подошел. Он протянул мне руку. — Не видел тебя раньше. Я Антон. — Евгений, — ответил я машинально. — Будем знакомы, — он был смуглолиц, но не от природы, а от загара, сухощав и не очень высок. В руках чувствовалась сила. Антон засунул флажок за пояс. — Из чьей команды? — спросил он. — Чего? — не понял я. — Понятно. Оттуда пришел? — Антон протянул руку в сторону скал. — Оттуда. — Это хорошо. Пошли. Я совершенно не смотрел под ноги и потому все время спотыкался о сплетения травы. Мы шли к замку. Точнее, к Замку — Антон произносил это слово с такой значительностью в голосе, будто писать его нужно непременно с большой буквы. — Хорошо, Жека, что ты сюда попал, — говорил он. — Здесь знаешь как… — А где я, если не секрет? — осторожно поинтересовался я. Мне все еще казалось, что это бред. Антон хитро подмигнул. — Тебе тут понравится, уходить ни за что не захочешь. — А можно уйти? — Можно, конечно, только зачем тогда было приходить? Замок оказался просто громадным. Совсем не таким, каким казался издалека. Я погладил желтую стену. Песчанник, но нигде не видно никаких швов. Да и зачем строить из песчанника? Непрочный он. — А это из чего? — Из песка, из обычного песка. — Как из песка? — Ну, ты что, в детстве никогда из песка не строил? — Строил, — признался я. — Любил на пляже в песке ковыряться. Только при чем… — Ну вот, мы здесь тоже строим. Лепим, а оно стоит — не рассыпается. Вон, крепкое какое! Антон постучал ногой по стене. — Ну-ну, — донеслось изнутри. — Нечего там! Я едва успел отскочить — створки дверей в два моих роста высотой распахнулись внезапно и бесшумно. На пороге показался неряшливого вида мужик, давно не бритый, не стриженный. — Совсем уже обнаглели, пацанва, — пробурчал он. — И чего вам на месте не сидится? — Не ворчи, Степаныч, — весело ответил Антон. — Я вот, привел. Мужик смерил меня взлядом, почесал заросшую щеку. — Веди, — наконец, изрек он и бухнулся в свое плетеное кресло, сунул в рот папиросину. Я поразился пустоте, сквозящей в его взгляде, лице. Степаныч явно отличался от жизнерадостного Антона. Возраст? — Что это с ним? — спросил я, когда мы отошли подальше. Антон с безнадежным видом махнул рукой: — Так он же взрослый… Я удивленно уставился на своего попутчика. Что значит взрослый? А ты какой? Молодой, конечно, но не ребенок же. Мне, если честно, стало не по себе. Антон толкнул перехваченную железными полосами дверь. Чудеса! Оказывается, Замок выстроен кольцом или прямоугольником, а внутри этого кольца — парк. Посередине журчит фонтан, зеленое травяное поле расчерчено дорожками и мохнатыми бордюрами кустарников. Рядом с фонтаном я увидел скульптуру — старушка, кормящая голубей. На каменной скамье рядом с изваянием сидела девушка. Ужасно знакомое лицо… Медного цвета волосы тяжелой волной падали на спину. Впрочем, чувство дежа-вю скорее всего вызвано типичностью черт ее лица. Странно, какими непохожими могут быть люди с одинаковыми чертами лица. — Кэти! — позвал Антон и уже тише добавил: — Она нам как мать, на ней здесь все и держится. «Хорошая мать, едва ли не младше сынка…» Она встала. Боже, какое совершенство! Мне стало чуточку стыдно перед Антоном. Он-то явно видел в ней не женщину. Скорее чертовски важную фигуру в жизни этого странного мира. Она подошла, улыбнулась. — Здравствуй, Женечка, — поздоровалась она и по моей спине прошла волна колкого холода — говорила не молодая девушка, возможно, еще даже не познавшая прелестей женской судьбы. Говорила столетняя старуха. Она смотрела так заботливо… Действительно, как мать. — Здравствуй, — ответил я. Получилось как-то сдавленно, будто не слова слетали с губ, а увесистые куски свинца. Она почувствовала это. — Антош, спасибо, можешь идти. Тебя там заждались уже, наверное, она взглянула на клетчатый флажок. — Только один холм? — Только один, — понуро согласился он. И вышел. Дверь мягко закрылась. — Зови меня, как хочешь, — она выпрямилась, заложила руки за спину. — Кэти, Катерина, Катя. — усмехнулась, но невесело. — Екатерина Павловна. — Что это такое? Если бред, то почему такой реальный? — Это не бред, Женя, это та реальность, куда очень многие стремятся, но далеко не всем она доступна. Катерина вернулась к скамье. Я сел рядом. Редкие брызги долетали от фонтана, щекотали разогретые солнцем щеки. — Вот, — Катерина указала на скульптуру. — То, чего никогда не боишься… Вначале. А оно все равно приходит, каким бы далеким не казалось. Внезапно. Надевает ватные цепи. Старость. Куда от нее денешься? — Никуда. Это неизбежно. Катерина покачала головой. — Ошибаешься. Мир, где старости просто не существует, у тебя внутри. Там, где с рождения хранится частичка тепла материнского сердца. Я подумал, что она, наверное, права. Что можно обладать телом и разумом старика, но душой ребенка. — Это детство, Женя. Время, когда тебя совершенно искренне назовут Женечкой. Хочешь, чтобы оно вернулось? Хочу, безумно хочу. Чтобы погонять мяч двор на двор на пыльном пустыре за домами, а потом мазать йодом и зеленкой сбитые коленки. — Детство без родителей? — тихо спросил я. Катерина неопределенно пожала плечами. — Но ведь это твой мир. Если в нем есть место для родителей они будут и… Она осеклась. — Что? — У тебя были родители, Женя? — Они и сейчас есть. Тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, живы-здоровы. — Я не знаю… Понимаешь… Вот он — мир, куда ты так хотел попасть, чтобы уже никогда не… возвращаться. Это детство, Женечка. Самое настоящее. Главное, чтобы ты сам верил и хотел, а иначе ты заразен. И даже опасен. Это очень хрупкий мир. Врочем, раз ты сумел перешагнуть порог, значит, остался в тебе тот самый заряд тепла. А? — Наверное, остался… — Ну вот, — улыбнулась Катерина. — Иди, мальчик мой, знакомься, вживайся… Надо сказать, мне тогда стало жутко от вида серой пелены, что колыхалась в ее глазах. Изо всех сил она пыталась прикрыть слезы радостными искорками, но не получалось. Я набрался наглости и спросил: — А кто ты, Катерина? Она отвернулась, подставляя брызгам лицо. — Кто-то же должен следить за детьми, а то вечну лезут, куда не надо. По интонациям в ее голосе я понял, что все, разговор окончен, не нужно бередить человеку душу, когда ему и так плохо и больно. Незачем рвать ее. «Он же взрослый», — сказал тогда Антон. Катерина не просто взрослая среди тех, кто смог снова стать детьми. Грубо и страшно… Старая, очень старая женщина. У ее души было два варианта выбора: стать каменной или медленно умирать от тоски. Превратиться в базальт ей не удалось. Я вышел.

Вдали, на холме, я заметил Антона. Он размахивал флажком. Размером побольше первого, клетчатого, и полностью малинового цвета. На нем еще что-то было нарисовано золотой краской, но из-за расстояния я не видел, что именно. Вокруг холма выстроилось неровное кольцо человек из пятнадцатидвадцати. Там были и мальчишки, которым на вид было максимум шестнадцать, и юноши, и даже солидные дяди, разменявшие, похоже, шестой десяток. Но все выглядели одинаково энергично и молодо как-то. «И впрямь не стареют», — подумал я. Кто каким сюда попал, тот таким и останется, но никакой возраст не помешает ему быть мальчиком младшего школьного возраста, как говорится. Антон заметил меня и замахал руками. Я неожиданно даже для себя почувствовал неудержимое желание бегать по этой дивной траве с вплетениями цветов. И разом отлетели мысли и дочери-проститутке, из-за которой я хотел уже резать вены, об ушедшей к богатенькому козлу жене. Стало так легко-легко, светло-светло… Пусть мне не повезло в жизни, пусть я неудачник или лентяй, но никто теперь не заставит меня плакать… Мне протягивали руки, называли имена, я автоматически говорил свое, но смотрел только в глаза этих людей. В них горело Солнце, что много ярче и горячее небесного светила. Такого Солнца хватит не на одну Землю, а еще и Луну достанет прогреть хорошенько! Антон вручил мне белый легкий рюкзак. У каждого был такой же. — Держи пока мой, — сказал он. — Я за новым сбегаю. В общем, видишь, сколько холмов? Сегодня играет семь команд. Каждый холм отмечен флажком. Надой заменить чужой флажок на свой. Наши — темно-лиловые с золотисто-изумрудным львом. Причем, команды всячески мешают друг другу менять флажки. Только без драки! Это грубейшее нарушение. Результаты игры объявляются на закате. Чьих флажков больше — те, естественно, и выиграли. Мне вот сегодня не очень везет, уже полдень, а у меня только два холма. Он снова подемонстрировал два трофейных флажка, после чего умчался в Замок. Я огляделся, выбрал себе холм, отмеченный зелено-желтым флажком. Я уже был совсем близко, когда откуда-то выскочил парень с повязкой таких же цветов на голове. «Без драки», — вспомнил я, но тот лишь взмахнул рукой — и на моем пути выросло несколько громадных, выше меня, дождевиков. Я, естественно, остановиться не успел и всем телом плюхнулся в рыхлую мякоть. Под смех моего противника в воздух взмыло облако грибной пыльцы. Она тут же забила мне нос и рот. Чихая, я отбежал подальше — свербеж в носу тут же прекратился. Парень с повязкой сидел на вершине холма, рядом с флажком, но я знал, что он не имеет права мешать мне брать флажок, когда я уже добрался до него. Он хитровато улыбался. Я сообразил, что могу с помощью воображения создавать любые предметы и вообще все, что угодно. Иначе откуда взялись грибы? Тот парень их и… материализовал. Я поэкспериментировал — огромная бабочка-махаон едва не пришибла меня многометровым крылом, что вызвало новый взрыв смеха. «Его зовут Стэн, он иностранец, но здесь не существует разделения языков», — прожурчало в мозгу. Мое творение порхало в небе, переливаясь перламутром… Когда я рванулся к холму, то уже почти знал, что предпримет Стэн. И угадал — склон внезапно заблестел льдом. Он засиял на солнце так, что стало больно глазам. Ничуть не хуже перламутра на крыльях моей бабочки. Но уже в следующую секунду на моих ногах появились ботинки с цепкими шипами на подошвах. Я быстро вскарабкался наверх и ухватил флажок прежде, чем Стэн успел как-либо помешать мне. Место зелено-желтого флажка занял мой, лиловый. Я весело подмигнул Стэну, мол, игра это или что? Довольный собой, я засунул приобретенный флажок в специальный карман, который, надо сказать, тоже приделал к рубашке я, и уже собирался бежать дальше, когда споткнулся и с головой окунулся в сугроб. Впрочем, снег был вовсе не холодный и даже не мокрый. Он скорее походил на мягкий хлопковый пух. Я пулей вылетел из сугроба, отряхнул белые хлопья, собрал снег в ком — он вышел такой большой, что мне пришлось развести руки на всю данную природой ширину, чтобы удержать его над головой — и со смехом обрушил его на Стэна. Невесомый, хоть и огромный, ком рассыпался, будто сахарная пудра. А вечером измотанный, но счастливый я сидел в общей столовой, уплетал сотворенную мной же жареную картошку и слушал восклики типа «А как я тебя! Прямо из-под носа флажок выхватил!» И еще я узнал, что появился как раз вовремя, потому как сегодняшняя игра была только репетицией, а завтра начинает настоящая большая игра между городами. — Вот это будет что-то! — радостно говорил Василий, будущий капитан нашей команды, команды Желтого Города. После ужина Антон провел меня меня наверх, где, как он сказал, располагается моя будущая комната. — Выбирай любую, какая не занята, — сказал он. Я изумленно оглядел коридор. Он шел кольцом. С наружной стороны раскрывались окна, а с внутренней… Кое-где виднелись двери — из дерева, из металла, просто из непрозрачного цветного стекла. — Это уже занятые, — предупредил Антон. — А где же свободные? — Вон там. Я прикоснулся к желтой стене, но рука не уперлась в камень, а беспрепятственно прошла насквозь. Ага, понятно. Поразмышляв немного, я остановился на массивной двери черного дерева с позолоченной ручкой и кольцом в виде головы тигра. Антон поморщился: — Слишком уж тяжеловесно. — А мне нравится, — возразил я и вошел. Первым, что меня удивило, было окно. Насколько я понял, комната была обращена к центру башни, в которой располагалась. Так какие могут быть окна? Впрочем, пора уже перестать обращать внимание на странности. Я оклеил стены несколько необычными по расцветке обоями — просто цветные пятна, беспорядочно смешанные, вытягивающиеся и переплетающиеся друг с другом. На пол — паркет, посередине комнаты — ковер. Ночную лампу на тумбочку рядом с кроватью. Все. Окно я тут же распахнул, впустил вечернюю морскую свежесть. Н-да, высоковато, до земли — о-го-го! Но я не стал смотреть вниз, тем более, что в опустившихся сумерках мало, что увидишь. Прямо впереди темнели скалы, а за ними вздыхало море. Закат тяжело, будто нехотя выполз из-за горизонта, бросил алое пламя на воду земную и небесную. Над морем, в лучах покрасневшего Солнца, кувыркались какие-то птицы. Но закат постепенно угасал. В конце концов, потухли багровые пятна на воде, стало темно-синим небо. Интересно, какие здесь звезды? Наверное, такие яркие и красивые, каких не увидишь в обычном мире. Вот они, зажигаются, такие близкие… Складываются в созвездия, образуют причудливые фигуры: чайка с развернутыми крыльями, пегас крылатый конь, колесо с восемью спицами. Даже немного жутко становится, когда видишь в небе вполне определенный, законченный рисунок из звезд. Взошла Луна. Полная, огромная, бледная. Я любил лунные ночи, когда сизовато-синий свет ласково обволакивает землю. Луна взошла из-за моря, бросила длинную дорожку, выложила ее серебряными кирпичиками на воде. Человеческая фигурка отделилась от общей черноты скал. Такая маленькая издалека… Постояла немного на пляже — Луна поднималась все выше. А потом ступила на воду там, где дорожка подходила к самому берегу. И побежала к горизонту. Это Катерина… Откуда я знаю? Без понятия. Я наблюдал за ее движениями — идеальная легкость, плавность… Настоящая фея. Не знаю, может быть, она почувствовала мой взгляд, потому что остановилась на середине дорожки, обернулась. Тихий, мягкий, даже какой-то нечеловеческий голос долетел до меня, ничуть не угаснув: — Пойдем со мной… Иди ко мне… Почти прозрачный дымчатый мост соединил подоконник с лунной дорожкой. В мгновение ока… Все произошло так быстро… Одно единственное дуновение ветра, один вздох — и я уже держу ее на руках. Нет, она слишком чиста, чтобы быть человеком. Не бывает таких людей… Меня снова потрясли за плечо. Я с трудом разлепил веки. Антон. — Вставай, — сказал он, — уже сборы начались. Потерев ладонью щеки, я не обнаружил на них ни малейших признаков щетины. Ну да, конечно… А у Степаныча вон какая была, будто неделю не брился. Моя вчерашняя одежда обернулась яично-желтыми шортами и футболкой. Причем, на футболке зеленой краской был выведен все тот же лев. Народу перед Замком уже собралось прилично. Команды, одетые в цвета своих городов, выстроились полукругом. Здесь их было не меньше трех десятков. Над головами развивались флаги — зеленый, синий, оранжевый, белый, серый, красный, пурпурный… Я присоединился к своим, желтым. Впереди всей команды стоял капитан Василий, паренек лет девятнадцати с черными остриженными под ежик волосами. Он, гордо подняв подбородок, держал наш флаг. Антон протолкался ко мне. — Еще не пришли черные и радужные, — сказал он. — Черные вон, шагают, а радужные опять опаздывают. Они всегда так. — А почему радужные? У всех по одному цвету, а у них, стало быть, целых семь? Антон развел руками, будто говоря: «Что поделаешь?» Наконец, собрались все, включая пресловутых радужных. Их флаг напоминал мои обои. По расцветке, естественно. Притихли. На дощатую трибуну взошел один из, как мне объяснили, судей. В состав судейского жюри входило по одному человеку из каждого города. — Внимание! — проговорил он. — Правила вам известны, но не будет лишним повторить еще раз. В конце концов, среди здесь присутствующих есть и новички. Итак, игровое поле — все это пространство от скал и до леса. «Неслабо, — подумалось мне. — Эти холмы хорошо если за неделю обежишь». — В произвольном порядке, — продолжал судья, — расставлены флаги. Количество разных флагов одинаково, можете не волноваться. Задача убрать чужой флаг и водрузить на его место свой. Флаги создавать только на месте. Повторяю, на месте! Результаты первого этапа будут считаться по окончании игрового времени, то есть, через три дня. С закатом отбой, прекратить игру до восхода Солнца. Нам не нужно, чтобы какой-нибудь умник за ночь поменял все флаги, пока нормальные люди будут спать. По рядам раскатился смешок, но тут же все утихло. — У вас есть три дня, чтобы поставить как можно больше своих флагов! Игра идет на вылет, на второй этап переходят десять первых по результатам команд. И последнее. За драки — моментальная дисквалификация и наказание обеих сторон. Причем, дисквалифицирована будет вся команда, к которой принадлежит участник драки. И наказана тоже, соответственно. О наказании говорить не следует, сами догадайтесь. Так, все, Солнце взошло, удачи!

Ближайшие холмы, что называется, расхватали в первые же полчаса. Я с некоторой иронией следил за метушней вокруг Замка — холмов тут не счесть, на всех с лихвой хватит, а они только время тратят почем зря, выдергивают флаги друг у друга из-под носа. Впрочем, занимались этим преимущественно новички, играющие, как и я, в первый раз. Остальные вмиг разбежались кто куда. Я последовал их примеру и постарался отойти от общей толкучки как можно дальше. Вот здесь можно уже и флаги менять! Цветные полотнища зазывающе хлопали на ветру. Я приметил один, пепельно-сизый. Его холм вырос на отшибе, выражаясь фигурально, к нему практически невозможно подобраться незамеченным — это на руку захватчику, но не менее полезно такое расположение и защитнику. Далеко справа взвилась в небо лимонно-желтая ракета и уже в вышине распустилась хризантемой. Кто-то из наших взял холм — таким знаком положено возвещать о каждом установленном флаге. То есть, не обязательно хризантемой, главное, чтобы соблюдался цвет. Я уже был почти на вершине, когда земля вдруг завертелась под ногами. Сизый флаг скакал из стороны в сторону и я никак не мог его ухватить. В конце концов, я остановился, сообразив, что кто-то ведь смотрит на это и, скорее всего, потешается над моими телодвижениями. Оказалось, мысль, ясная и четкая, что эта пляска ОРГАНИЗОВАНА кем-то заставила землю остановиться и занять привычное положение — горизонтально внизу, под ногами. Полотнище флага, как и прежде, трепалось на уровне моего лица. А рядом стоял игрок из серых. Он-то и устроил мне представление. Причем, стоял он гораздо ближе к флагу, чем я. Ну что же, и мы не лыком шиты. Я с головой засыпал его золотистой — цвет команды все-таки желтый — соломой и пока он выбирался из стога, выдернул из земли флаг. Он тут же исчез, растворился в моих руках, а его место занял мой, командный, желтый с изумрудным львом. Им я и отметил занятую высоту. Луч цвета меди, родившись в моих сложенных лодочкой ладонях, рванулся вверх, там, в небе, вспух огромный шар, лопнул и выпустил на свободу такого же цвета и размера орла. За серым последовали синий, пурпурный и зеленый флаги. Мне несказанно везло: то ли все время новички попадались, то ли просто удача. Не знаю. Но уже со следующим, помидорно-красным, флагом возникли затруднения. Опьяненный успехом, я уже по привычной схеме, что выводила из строя всех моих предыдущих противников — наверное, они действительно были недостаточно опытны, — превратил траву вокруг холма в ледяной каток, намел сугробы повнушительнее, но судьба решила преподнести мне урок. Я заметил девушку, Ирен, в красном на вершине соседнего холма уже давно. Но она была далеко, к тому же занималась сменой флага и созданием роскошной пламенеющей розы. А уже через секунду после моего появления на холме… Не знаю как, но она ухитрилась потрясающе быстро… перелететь что ли… на холм, который я уже считал своей собственностью. И я, изумленный, полетел в собственноручно созданный сугроб, из которого долго не мог выбраться. А когда мне это наконец удалось — увидел ее ярко-красный берет. Он был уже далеко, рядом с коричневым флагом. — Учись прыгать! — прокричала она и помахала снятым с головы беретом. Роза расцвела в очередной раз, и была она еще красивее, а Ирен чуть согнула ноги в коленях и прыгнула. Да как прыгнула! Так, что враз очутилась на холме метров за двести пятьдесят от только что взятого. Она летела как ласточка: разведя руки в стороны. Я еще не научился не замечать женской красоты… Проследив за полетом Ирен, решил попробовать сам. А действительно, почему бы и нет? Почему я не могу летать здесь? Ноги сами оторвались от земли. Чудное ощущение! Ни с чем не сравнимое. Грандиозный салют над Замком возвестил о наступлении полдня. Короткий перерыв. Я знал, что такие же цветные круги сейчас расходятся над каждым из городов — правила. Города… Я ведь еще не видел ни одного, кроме своего, Желтого. Ни голода, ни усталости я не чувствовал, так почему же не организовать небольшую экскурсию прямо сейчас? Прыгая с одного холма на другой, я помчался в зеленую холмистую даль. Вскоре Замок остался позади, стал похожим на картинку с этикетки от спичечного коробка. Зато показался Зеленый город. Он прилепился к прибрежным скалам — они и здесь отделяли пространство холмов от пляжа и тянулись до самого горизонта в одну и другую сторону. Зеленый Замок использовал скалы в качестве стены. Я подошел поближе. Флаги здесь хлопали полотнищами в полном одиночестве, но игроки скоро, очень скоро доберутся и сюда. Поменяв парочку для приличия, я снова взглянул на Замок. И стал, как вкопанный. У ворот стояла стража. Правда, не «земные» солдаты в форме и с автоматами в руках. Зеленые — точно изумрудные! — рыцарские панцири поблескивали на солнце, как вымытые бутылки. Такие же алебарды качались над их головами. Я ухватил еще один, оранжевый, флаг и поспешил обратно. Пришел как раз вовремя — новый фейерверк ознаменовал продолжение игры. Черт, и здесь оружие?.. Может, тоже игра? Обычная детская игра в войну. Но… Прежний азарт улетучился вместе с хорошим настроением. Я бегал по холмам вяло, без охоты, поэтому флаги постоянно ускользали из рук. Мимо промчала шумная ватага во главе с капитаном Василием. Замахали руками я ответил натянутой улыбкой. Насилу дождался вечера, делая вид, что увлечен игрой. Не давала покоя мысль об увиденном — откуда? зачем? знает ли еще кто-то? Наконец, я просто устал и сама собой улеглась буря в душе. Так всегда бывает, устаешь от переживаний, исчерпывается лимит отрицательных эмоций. Зато потом черная мысль может перейти в некое подобие навязчивой идеи. Этого мне еще не хватало! Нет уж, я хочу жить без забот, хватало мне их и раньше! Черт с ним, я живу в Желтом городе, а зеленые пускай делают, что хотят. Яркие радужные струи пронзили темнеющее небо, когда Солнце полностью зашло за горизонт. На западе еще лежали красные поля, а в остальной части неба царила ночь. Я разыскал своих и сел рядом с Антоном возле костра. Такие же огни, где-то больше, где-то меньше размером, зажигались повсюду. Никто, кстати, почему-то не хотел ночевать на вершине холма, все старались устроиться пониже. И зазвенели разговоры и смех. Сравнить бы вечерние посиделки с пионерским костром да язык не повернется. Здесь все… пусть это не выглядит пошло — интимнее, что ли. А вокруг — тесной стеной темнота, за которой горят другие костры и сидят другие люди. Наши девушки постоянно о чем-то перешептывались, глядя поверх наших голов. Когда они радостно захлопали в ладоши, я обернулся и вгляделся в ночь. Со стороны леса шли люди. В белой просторной одежде — обычных походных костюмах, с сумками в руках, а некоторые — с рюкзаками. — Это Бродяги, — объяснил Антон. — Не в городах живут, а так, ходят-бродят. Хорошие люди. Один подошел к нам, поздоровался. Его звали Ильдар. Он сел прямо на землю, не боясь запачкать светлые штаны, положил на колени поблескивающую темным лаком гитару. — Ну что? — спросил Василий. — Какие новости? Ильдар сделал неопределенный жест головой. — Да все по прежнему. Вчера вместе с Морскими пришел, у них знаешь, корабли такие, парусники. Маленькие, туда больше пяти человек не поместится, но ходят хорошо, быстро. Воздушные опять соревнования какие-то затеяли, так что вы поосторожнее. В позапрошлом году прямо рядом с городом один грянулся, рядом с Фиолетовым, между прочим. Почему грянулся — фиг его знает. Говорят, хвост отвалился. — Хвост? — удивленно выдохнуло сразу несколько глоток. — Хвост, хвост. Вчера, что ли, родились, Воздушного не видели? Они ж свои причиндалы только на ночь и снимают да и то не всегда. У них оно как… На голову крепится специальный шлем, что гребень через всю спину идет, а на ноги — хвост одевается. Планеры видели? Вот, точно такой же у него на ногах, а гребень этот другим концом к хвосту крепится. А на руки — крылья, они под грудью планками скреплены и тоже к хвосту… В общем, даже на человека не особо похоже, так… Бандура фанерная. А еще очки свои нацепит — они у них круглые, черные — то все… Живете тут, на острове своем, не видите, не слышите ничего. Остров? Значит, это остров, а есть еще и другие острова и, наверное, материки тоже есть. Интересно, что же там? Какие дивные земли, если даже здесь… — Нас тут зато никто не достанет, — ответил Василий. — Вон, заборчик какой! Ильдар усмехнулся. — Вот налетит сотня Воздушных, будут вам заборчики. Горшками сами знаете с чем закидают — куда бежать будете? Он рассмеялся, а вместе с Ильдаром и все остальные. Что ж в тех горшках такого? — А вы знаете, — Ильдар придвинулся поближе к костру, — лоркинцы поговаривают, что неплохо бы организовать ролевушку. Да, представьте, всемирную! Все разом произнесли восторженное «о-о-о!» — Ну, раз уж лоркинцы говорят, значит, будет ролевушка, — сказал Антон. — Эти-то на такие дела мастера. — Потому одни лоркинцы в Мастерах и ходят, — с легкой грустью в голосе ответил Ильдар. — А нас так вообще в расчет не берут. — Ну ты ж это, как только, так сразу, да? — сказал Василий. Обязанностей своих не забывай. А сейчас, может, споешь чего-нибудь? Ильдар обрадованно взялся за гитару. Ударил пару раз для пробы по струнам — те зазвенели так, будто сделаны были из чистого хрусталя. И заиграл. Я зачарованно следил за его пальцами, они словно резиновые бегали по грифу. Ильдар запел чистым, сильным, невысоким голосом:

Мы восторженно захлопали, закричали: «Еще, еще!» Так хорошо было слушать звон гитарных струн с вплетением треска костра. Так хорошо было смотреть на звезды, думая лишь о том, что там, в небе, наверное, еще лучше. Ильдар довольно улыбнулся, тряхнул рукой и запел снова.

Жизнь, наконец, вошла в нормальную колею. Отговорили разговоры о прошедшей игре и порешили на том, что в следующий раз обязательно нужно победить. Что мы, хуже остальных, что ли? Нет, конечно! И каждый занялся своим обычным делом. Кто-то лепил горшки из белой глины, кто-то рисовал пейзажи. — Картины не рисуют, — обижался общий любимец художник Володя. Рисуют в туалете на стенах, а картины пишут! Но его картины и правда были великолепны! Он никогда ничего не создавал. Вместо этого он постоянно смешивал краски, наносил осторожной рукой контуры, ждал… Потом уже заполнял холст цветами. И его холмы да скалы были не менее реалистичны, чем они есть на самом деле. Талант… А вот писатель в городе был всего один. Вернее, писательница. Ее звали Марианна. По происхождению она была русской, просто родители любили нетрадиционные имена. Правда, звали ее не иначе как Мари. Мари писала в основном стихи, но поэтессой себя не считала. Она читала свои творения по вечерам, когда все собирались в огромном каминном зале и сидели прямо на полу, часами глядя в огонь. Тогда они были особенно очаровательны, при свете дня простоватые, если честно, рифмы утрачивали свою силу воздействия. Шло время. Я уже настолько свыкся с жизнью в Замке, что уже, наверное, и не смог бы… Нет, я не вернусь… Что делать в ТОЙ жизни? Здесь есть бесшабашные, истинно детские забавы, здесь есть и спокойные, почти взрослые разговоры. Но здесь нет печали и нет тоски… Почти… Всем нам иногда бывает грустно. Так уже устроен человек — как весы. Колеблется то в одну, то в другую сторону… Однажды утром меня разбудил Антон. Только ему и Катерине я позволял входить в свою комнату. Ему — потому что сдружился с ним с самого начала, а Катерине… наверное потому, что испытывал к ней чувство, которому не место здесь. — Вставай, — сказал он, — у нас сегодня зима. Сегодня — зима. Забавное словосочетание. А ведь за все время пребывания здесь я еще ни разу не видел иной погоды, кроме солнечной и ясной. Даже дождя. Правильно, кто же любит дождь? Хотя, смотря какой дождь. Летний стремительный ливень, такой сильный, что, кажется, пробьет каплями асфальт, да еще с грозой — это да! А затяжной, свинцово-серый… Натянув штаны и свитер, я вышел на улицу — и был вынужден прикрыть глаза ладонью. Повсюду лежал снег, такой белый и чистый, какой бывает только в горах. Высоко в горах. Пока я гасил круги в глазах, кто-то залепил мне снежком в спину. Совсем не холодно, только чуть-чуть прохладно… Я схватил горсть снега и уже было развернулся, чтобы запустить в ответ, но встретил такой шквал снежных зарядов, что вмиг оказался похожим на снеговика. — Вот так, значит! — крикнул я в ответ, специально добавляя в голос нотки обиды. — Все на одного, да? Ну ладно! На вершине самого большого холма из снежных шаров уже строили подобие нашего города. Работа спорилась. Примерно через час возвели стены. Как они забирались на такую высоту, чтобы примостить очередной ком — черт его знает. Я только скатывал их и подавал наверх. Еще через пару часов появились залы, комнаты, коридоры, потолки. Поднялись в небо сверкающие ледяные башни и шпили. Мне все время казалось, что еще чуть-чуть и обрушится все это на головы строителям, но крепость стояла. Мало того, те же строители бесстрашно поднимались по вылепленным из снега лестницам на второй, на третий этаж — и все равно держалось! Внутри выстроенного замка я чувствовал себя несколько странно. Все вокруг белое, просвечивается, свет играет на ледяных гранях… Необычно так. Действительно сказочно. Обедать решили прямо там, в главном зале. Я как вошел — обомлел. Строить-то этот зал я не помогал и не видел тех колонн изо льда. Красота! Сели на утоптанный пол, пошли по рукам блюда и тарелки. Пришла даже Катерина. Улыбнулась, посмотрела по сторонам. Она всегда улыбалась только губами, глаза же оставались… безучастными, что ли… нет, не подходит. Чуть-чуть печальными. «Ну, она же взрослая», — с уважением говорили все. Взрослые не видят волшебных снов, взрослые не видят волшебства нигде… Я взмахнул руками — и посреди зала возникла точная копия катериныной скульптуры со скамеечкой рядом. Только изо льда. Она потрепала меня по голове — и что-то вздрогнуло у меня внутри. Будто оборвалось. Так всегда… трепала… мама… Я ведь так давно не видел родителей… Я здесь, а что там? Что думают они? Может, только моя душа переселилась в этот мир? Может, там остался Евгений Дмитриевич, взрослый и серьезный до мозга костей?.. — Смотрите! Четырнадцатилетний мальчик Витя тер рукавом диск из белого непрозрачного льда. — Вот, смотрите! Зеркало? А ведь в Замке нет зеркал… Ни одного… Витя отнимал руку от куска льда. Только какими-то медленными стали его движения. Катерина вскинула голову. Я увидел как расширились ее глаза — от ужаса. — Нет!!! Она бросилась к мальчику, но он уже сидел и смотрелся в… зеркало. Катерина выхватила диск у него из рук, грянула оземь — тот рассыпался на сотню осколков. — Витя, Витенька, слышишь? — по ее лицу текли слезы. Она встала на колени перед мальчиком, взялась пальцами за его подбородок, подняла лицо, чтобы заглянуть глаза. И, посмотрев, захлебнулась плачем. Все притихли. Все смотрели туда. Витя встал, посмотрел… И мне стало страшно, по-настоящему страшно. Да, в реальной жизни этот человек уже давно бы умер от старости. И посмотрев в зеркало, он увидел там настоящего себя. Старого, немощного, с морщинистой и дряблой кожей, с потухшими глазами. Четырнадцатилетний старик. Глубокий старец. Раньше у Вити были необычно яркие, зеленые глаза, а теперь — пустые серые стекляшки. На полу плакала Катерина. Что-то капнуло с потолка. Еще раз, еще… еще… Вмиг оплыли ледяные колонны, стал отваливаться кусками снег от стен. Все молча встали и вышли. Замок превратился в груду мокрого снега. Никогда, никогда не смотрите в зеркало.

Через два дня обрушилась одна из башен Желтого города. Это случилось ночью. Вначале, еще сквозь сон, я слышал шуршание осыпающегося песка, а потом — грохот, треск. Испуганные лица, широкие глаза. Кажется, только Катерина да еще небритый мужик Степаныч не испугались. — Рано или поздно — это должно было случиться, — тихо сказал Степаныч, когда увидел бесформенную кучу песка под стеной. Теперь в небо торчал жалкий обломок. — Конец Желтому городу, — добавила Катерина еще тише, чтобы никто не смог услышать ее. Но я стоял слишком близко. — Что будет с ними?.. — А ты как думаешь, дочка? Они теперь будто заразные больные. В них теперь сидит ЭТО. Они постареют и умрут. Жаль. — А другие острова? Другие города? — Не зря же остров огорожен скалами, — Степаныч сунул в зубы свою обычную папиросу. Возвращаться обратно? Ни за что! Я убегу. Я уеду с острова. Как угодно — улечу, уплыву, но я не вернусь в ту жизнь. Я еще смогу… На корабле. Создать корабль вовсе нетрудно, он будет плыть сам. Туда, куда я захочу. И Катерина уйдет со мной, чтобы не умереть здесь от тоски. Как она держалась все это время? Как? — Кэти, — тихонько позвал я. Мы отошли в сторону. — Давай уйдем. Уйдем отсюда, а? Давай. Они обречены, но ты… Ты ведь… Что будет с тобой? — Умру вместе с ними, — безразлично ответила она. — Нет, Кэт, ты уйдешь со мной. Мы сможем, все у нас будет хорошо, поверь мне… Я обнял ее и встретил изумленный взгляд. — Уйдем вместе, — шепотом повторил я. — Не могу без тебя… Она оттолкнула меня, вырвалась. Ее щеки залил странный румянец. — Сволочь! — прошипела Катерина. — Сволочь! Зачем ты пришел? Это ты виноват! Это из-за тебя все! Сволочь… Она упала на колени, закрыла лицо руками. Заплакала. — Теперь уже ничего не изменить. Если… Уходи, прошу тебя! Уходи отсюда, возвращайся, октуда пришел! Умоляю, уходи… Ее голос потонул в общем крике: все в ужасе разбегались в стороны. Башни падали одна за одной, а до земли долетал уже простой песок. — Конец Желтому городу…