Англичане говорят, что время — деньги, а русские, что жизнь — копейка, как верно подметил поэт Вяземский еще в начале XIX века. Большой был остроумец. Но за этим его хлестким афоризмом — две разные системы ценностей: англичане и минутой дорожат, они богатство приумножают, а русским до денег вроде и дела нет, они даже не знают, что стоит их жизнь.

За последние 30 лет, однако, русские вполне оценили важность денег для жизни. А вот как их «делать», понимания пока нет. «Россия должна стать снова передовой страной, россияне заслужили достаток и достойную жизнь», — твердят все подряд, но на этой нехитрой мысли общее согласие и кончается. Дальше — агрессивные споры до остервенения. Государственники клянут рыночников, либералы — патриотов, спорщики клеймят друг друга ярлыками, размахивают надерганными цитатами, обрывками знаний. Правда, в одном они сходятся — все плохо!

Особенно горюют «мыслящие и образованные». С утра встанут и давай строчить во всех ресурсах, что жить невыносимо, а власти все погубили. А еще и народ винят — здрасте, приехали! Только попробуй сказать, что вообще-то мы движемся вперед, хоть и медленно, — стаей накинутся, назовут недоумком, хотя это же так естественно — каждый хочет гордиться своей страной. Нормальный человек из споров ничего не в состоянии вынести, чувствует только, что разговоры о политике достали.

Молодежь этой болтовни чурается, ей бы денег заработать… Но где путь к деньгам, никто не объясняет. В райцентрах европейской части страны мечта 20-летних девчонок — работа в собесе, 30-летние парни протирают штаны в военкоматах. В Бурятии и на Камчатке их сверстники, купив иномарку, заняты извозом туристов в сезон, ловят рыбу и валят медведей, продавая этим же туристам «дóбычу» и шкуры. Ребят оставили выживать. Без социальных лифтов и честной информации. Они не видят перспектив, у них нет «американской мечты».

Спорщики сказать этим ребятам ничего не могут, раз сами не в силах договориться. Только удивляются, глядя на молодых. Чего те вдруг принимаются поминать добрым словом Сталина? Ведь и не знают толком за что, лишь наслышаны от дедов, что уж при нем-то страна была великая. А то напяливают майки с портретами Гевары и даже Мао Цзэдуна, не ведая, за что произвели их в кумиры, просто нравится невнятно-бунтарская романтика. Что сделал Че Гевара, помимо того, что помог братьям Кастро искалечить Кубу? Нет ответа… Ребенок нынешних 20-летних спросит лет через пять-десять: «Кто такой дедушка Ленин?» — интересно даже, что родители скажут. Пробормочут что-то вроде: «Тот, кто устроил революцию, чтобы не было богатых». Но едва ли ответят, богатство — это хорошо или плохо. Видят, что государство постоянно что-то делит, при этом им самим мало что достается, и все. Живут, как и родители, будто на ощупь, не понимая, какой хотели бы видеть страну.

В общественной науке в середине XX века, когда мир озаботился проблемой отсталости бывших колоний, появилось понятие «догоняющее развитие». Россия же принялась догонять передовые страны много раньше — еще Петр I прорубал окно в Европу. Все правители после него тоже пытались догнать страны по обе стороны Северной Атлантики, и получалось, прямо скажем, не очень… Потому что опыт тех самых передовых стран Атлантики считался непригодным для России. Из него выбирали только то, что нравилось, — «тут читаем, тут не читаем», тут меняем, тут не меняем.

Сначала хотелось сохранить самодержавие и помещичье хозяйство, хотя, как и в передовых странах, у нас уже полным ходом шла промышленная революция. Она была тоже догоняющая, но достаточно мощная. В стране складывалась полноценная независимая экономика, которую смела диктатура пролетариата. В итоге Сталин принялся за индустриализацию по второму заходу.

Следующие правители — Хрущев и Брежнев — были уверены, что производителем и распределителем может быть лишь государство. Оно раздавало всем по 90–150 рублей в месяц, ожидая, что каждый будет трудиться на совесть. Странная уверенность. Человек — рациональное ленивое животное, и ради какой-то совести трудиться ему совершенно несвойственно. Он работает только по двум причинам: ради денег или под страхом смерти в лагерном бараке. Лагеря отменили, денег не предложили — он и не трудился.

Догонять пытались. Деньги делить «по справедливости» — пытались постоянно. А сказать людям честно, что, прежде чем делить, надо научиться производить, не пытались. Будто деньги на деревьях растут. «Передовая» страна не могла самостоятельно даже колготки для наших матерей делать. Колготки покупали у заграницы, расплачиваясь за них нефтью, — уму непостижимо. Прилавки пустели, сводить концы с концами с каждым годом становилось все труднее.

На рубеже 1980–1990-х годов Великий строй с его плановой экономикой рухнул. Не потому, что его развалил какой-то Горбачев, а потому, что миллионы вышли на площади в страхе, что завтра будет нечем кормить детей.

Когда в 1950-х рухнул колониализм, обнаружилось, что в странах «третьего мира» общество распадается на современный и традиционный сектора. Современные слои стремились соединиться с миром империй, пусть даже и на вторых ролях, мечтая о модернизации. А рядом с современным сектором по-прежнему тихо пузырилось огромное традиционное болото, в котором никто ни о чем не мечтал, в нем можно было только выживать за счет опоры на касты, кланы, на старые порядки. Колониализм заблокировал извне формирование единого механизма развития стран «третьего мира», движок развития работал только в небольших анклавах, связанных пуповиной с империей. Пуповину разорвали, и наружу вылезла дуальность экономики — популярный термин в теориях развития.

Дуальность означает, что пространство бывшей колонии состоит из двух плохо сообщающихся сосудов. На то, чтобы тянуть всю страну вперед, мощности современного сектора хватило в мелких странах — от Сингапура до Южной Кореи. А в крупных, как Индия, Пакистан, Бразилия, модернизация захлебывается в инерции огромного традиционного сектора, в котором стереотипы, нормы, неписаные правила и привычные уклады жизни меняться не хотят.

Российская колонизация была внутренней. У нас калечили не какие-то заморские колонии, а собственную страну. Меньшая часть общества всегда грабила ресурсы другой, огромной его части. Это вранье, что между дворянами и их крепостными была патриархальная идиллия. Это было сожительство патрициев и рабов.

Потом возникла другая форма колонизации. Пара столиц и десяток крупных городов питались ресурсами нищей провинции. В одном «сосуде» сияли витрины изобилия, в другом сменяли друг друга голодоморы. Это большевистская и сталинская дуальность — снова между сосудами мало общего.

Возник новый разрыв двух противоположных реальностей. Один полюс — города, где на столе по праздникам осетрина и виноград, а на кухне в ходу рецепты из «Книги о вкусной и здоровой пище». Другой полюс — деревня, где работали за трудодни, где рождались сплошь рахитичные дети, где до середины 1960-х не было не только электричества, но даже и паспортов у граждан (!) страны. Иллюзия единства страны держалась на оболочке идеологии, которую вдалбливали старшим поколениям партийные профессора. Оболочка лопнула в 1990-х, и выяснилось, что в России на самом деле две страны!

Вечный поиск особого пути развития — мы, дескать, другие! Опыт всех успешных стран — и Европы, и Америки — высокомерно отвергался. Мы раз за разом самоуверенно заявляли: «Ваши законы нам не указ». А законы-то экономические едины для всех — американцев, европейцев и прочих. Так вот, эта книга про эти самые законы. Про то, как они сработали в разных местах, как разные неглупые люди их применяли и как разные страны сумели вылезти из своего ничтожества — каждая из своего — и разбогатеть. Книга именно про это.

В поисках «особого пути» мы ничего заветного найти не сумели, зато породили страшный брак мышления. Сбой в головах и «мыслящих-образованных», и апатичного, аполитичного молодняка. Ум русского человека не зацепился ни за одно из важнейших событий в экономике и культуре тех стран, которые хотелось догнать.

Уроки Великой депрессии, из которой Америка вышла с окрепшей экономикой, — неинтересно… Послевоенное возрождение Германии — ну так это немцам деньги с неба свалились, Америка раскошелилась. На самом деле американская помощь Германии была размером 1,5 % годовых продаж нефти в России! Германия всего за 15 лет превратилась из страны, проигравшую войну всему миру, в одного из лидеров этого мира, а у нас все никакого «чуда».

Британия была страной замшелых аристократов, которые, как и Россия, жили памятью об имперском прошлом. Едва сводили концы с концами за счет поместий, пригодных только для праздных охот на несъедобных лис. За одно десятилетие страна преобразилась в общество хватких лавочников и капиталистов, у нации пропало презрение к слову «выгода». И это прошло незаметно для нас.

Америка, Германия, Британия не с потолка брали свои рецепты возрождения. За ними стояла экономическая наука — не только Кейнс, Фридман, Самуэльсон и пара десятков других, но прежде всего Маркс. Его экономическое учение изменило мир. Только весь мир от него изменился в одну сторону, а Россия — в другую. Недоучка из Ульяновска взял из Маркса лишь идею диктатуры пролетариата, по сути начхав на все открытые Марксом законы. Ленину они были не нужны. А диктатура пролетариата нужна — он же революцию затеял. Если об этом задуматься, то будет что сказать, когда ваше чадо спросит: «Кто такой дедушка Ленин?» — вам, кому сегодня двадцать пять. Хотя бы ради этого стоит подумать о Марксе, о Ленине, о тех, чьи портреты многие так любят носить на майках.