Эта леденящая душу история случилась в незапамятные времена: еще существовал СССР, газеты и журналы кое-что начали уже печатать, публика не успела одуреть от обвала правды, а герои обличительных публикаций пока не вполне поняли, что действенность разоблачений попала в обратно пропорциональную зависимость от свободы последних, – поэтому Алина, недавняя москвичка, почти закончившая юрфак и до сих пор публиковавшая эффектные юридические статьи и в «Огоньке», и в «Московских новостях», и даже пару раз, кажется (она и сама толком не знала, вышли отосланные заказные статьи или нет), за границей, нисколько не удивилась уважительному приглашающему звонку из областного УВД.

Алина припарковала «Оку» прямо возле парадного и не успела, выйдя, щелкнуть ключиком, как лениво подвалил белобрысый мент:

– Отгоните машину. Здесь не положено.

Алина демонстративно огляделась:

– Не вижу знаков.

Пошли уже четвертые сутки, как муж, молодой блистательный хирург, полутора годами раньше в какую-то неделю очаровавший ее и увезший из Москвы в свой прекрасный, в свой запущенный Львов, исчез. Пару дней прождав его сравнительно хладнокровно, Алина начала действовать: обзвонила больницы и морги, а назавтра и объездила, подняла на ноги милицию и знакомых и едва полузаснула под утро в огромной трехспальной, типа «Ленин с нами», кровати, выкурив две пачки «Мальборо» (хоть и зарплата у него была стандартно-мизерная, мужнины доходы непонятно каким образом позволяли ей заводить себе такую роскошь), выпив гору таблеток и почти полную бутылку коньяка, как заверещал телефон. Тяжелый полусон, впрочем, отлетел не вдруг, все цеплялся и цеплялся за верещание, придавая ему разные, но неизменно противные смыслы, которым и по тембру, и по форме, и по содержанию произнесенного вполне оказался соответствующим голос из микрофона.

– Что? – переспросила Алина голос, обводя отупелым взглядом прокуренную комнату с пеплом на паласе, переполненными пепельницами, липкими, немытыми рюмками, станиолевыми обертками от стандартов таблеток. – При чем тут милиция? О Господи! Нашелся, что ли? Живой? Да вы человеческим языком разговаривать умеете?!

Голос, судя по тому, что хозяин его на полувозмущение Алины бросил трубку, человеческим языком разговаривать умел не очень. Алинин мозг уже работал, раздраженно и лихорадочно, тело же все не находило сил сбросить оцепенение и путалось в раскиданных тут и там одеждах. Алина выглянула в окно: впритык к ее новенькой, сверкающей под фонарем «Оке» припарковался, не выключив света, не заглушив вонючего, тарахтящего мотора, желто-синий уазик; владелец голоса в сержантских погонах на плечах брел к нему, покуривая, от телефонной будки.

Лифт не работал. Алина одолела четырнадцать пролетов гулкой, пустой, грязной ночной лестницы с тусклыми лампочками, горящими через два этажа на третьем, даже не кивнув ментам, вставила ключик в дверку «Оки», но не успела усесться, как сержант, отщелкнув окурок в сторону чурны, но в нее не попав, подвалил, взял Алину под локоток, вызвав у нее летучую брезгливую гримаску.

– К нам в машину, пожалуйста.