Юлька, по совету матери выждала несколько дней, «пока все уляжется и подзабудется». Собрала с помощью Настены лекарства и прочие необходимые (и не очень необходимые) вещи, чтобы всем было видно, что телега нагружена и приезжала она в Ратное не просто так, а по делу — за лекарским припасом, да за помощницами.

По дороге в крепость она мрачно отмалчивалась, не участвуя в разговоре девиц, подобранных ей матерью в помощницы, лишь иногда односложно отвечая на впрямую задаваемые ими вопросы. А девки, возбужденные скорым включением в общество множества молодых парней, трещали без умолку, и, в конце концов, довели Юльку до того, что она просто наорала на них.

Так и приехали в крепость: две девки, дующиеся на свою начальницу, как мышь на крупу, и юная лекарка, истерзавшая сама себя бесконечным прокручиванием в голове различных вариантов того, как может встретить ее Мишка. А Мишка не встретил Юльку никак — накануне ее приезда старшина Младшей стражи ушел с первой полусотней за болото. Воевать.

Мишка стоял, опустив разряженный самострел, и смотрел на лежащие перед ним трупы двух «курсантов». У одного из ямки над ключицей торчал кинжал, ушедший в тело почти на половину длины клинка, у второго голова была изуродована прошедшим навылет самострельным болтом.

«Ну, вот и накаркал. Как я тогда отцу Михаилу говорил: „Очнусь, а передо мной изуродованный труп лежит“? — не только в числе трупов ошибся, но и в том, что сделано все, в здравом уме и твердой памяти».