Декабрь 1124 года. Междуречье Горыни и Случи. Село «Ратное».

Казалось бы: дорога ровная, накатанная, кобыла молодая, сильная, сани почти пустые — должны были бы уйти, но волки догоняли. Не очень быстро, но упорно и неумолимо. Рыжуха своим лошадиным умом и сама прекрасно понимала, чем может закончиться эта гонка, поэтому мать не нахлестывала ее, а только повторяла, как заведенная:

— Ну, милая, выноси, ну, милая, давай…

Если сначала, когда волки только появились, она произносила это совсем негромко, то сейчас уже кричала в полный голос, словно от громкости ее крика зависела скорость саней. Мишка все пытался пересчитать преследователей, но постоянно сбивался — то на четвертом, то на пятом. Рядом с санями пластался в беге Чиф. Молодой пес вовсе не трусил и не собирался бросать хозяев, спасая свою собачью шкуру. Один на один он вполне способен был выйти против матерого волка и результат схватки не предсказал бы никто, но кидаться одному против…

Лето 1123 года. Село «Ратное» и его окрестности.

Деятельная натура деда Корнея требовала обязательно заняться какой-то работой. Тем более, что благосостояние семьи, после его ранения и гибели сына, резко пошатнулось. Делать что-то, что требовало силы или долгой ходьбы, дед не мог. Значит: ни пахать, ни косить, ни заниматься другими подобными работами. Главный свой приработок в мирное время — бортничество — деду тоже пришлось забросить: в его состоянии нахаживать многие километры по лесу и лазать по деревьям к дуплам диких пчел, было совершенно невозможно. Разумеется, семья совсем уж в нищету не впала: какой-то «жирок» за прежние времена накоплен был. К тому же, в селе, где подавляющее большинство мужчин были военными профессионалами, умели поддержать увечных воинов. Плюс, все понимали, что Корней Агеич тогда, пострадав сам и потеряв сына, спас множество жизней Но дед, еще недавно бывший чуть ли не первым лицом, заботой сельчан откровенно тяготился.

К тому же могучий организм не старого еще мужика постепенно преодолевал последствия ранения — постепенно перестали мучит головные боли и головокружения, прекратила трястись голова. Со зрением, правда, остались проблемы, и дед, всматриваясь вдаль, зажмуривал левый глаз, словно прицеливаясь.

И тут-то, как раз, и выпал случай. Село было богатым, соответственно и стадо, которое надо было пасти — большим — несколько сотен голов. Траву на небольших лесных пастбищах оно выедало быстро, и скотину часто приходилось перегонять с места на место. Вот мужики, покалякав между собой, да со старостой, решили стадо разделить. Понадобились новые пастухи.

Лето 1124 года. Окрестности села «Ратное».

Как Мишка и предполагал, пасти коров ему больше ни пришлось, стоило только сойти снегу, и он, вместе с дедом, перебрался на пасеку, поселившись там в поставленной за зиму избушке, помогая деду в работе и, время от времени, поражая сам себя фантастическим сочетанием вопиющего невежества и совершенно неожиданных теоретических познаний в области пчеловодства.

Так, для него оказалось совершеннейшим сюрпризом то обстоятельство, что пчелы собирают не только нектар, но и цветочную пыльцу. Как сказал дед, эти разноцветные горошинки с булавочную головку величиной, пользовались огромным спросом у лекарей и купцы платили за них серебром, забирая, сколько бы не предложили.

Зато дед не знал, что вылетевший из улья рой можно догнать и, когда он повиснет живым шаром на ветке дерева, стряхнуть в какую-нибудь емкость, например, в берестяной туесок. Когда Мишка в первый раз принес на пасеку такую добычу, оказалось, что селить новую пчелиную семью некуда. Немедленно Немой и Лаврентий были мобилизованы на поиски и заготовку дуплистых деревьев, а Мишка, втихаря занялся изготовлением улья, которого, как водится, в живую никогда в жизни не видел, руками не щупал, но устройство которого, главным образом из телепередач, знал. Или думал, что знает.

"И долго Вы собираетесь робинзонить, сэр? Конечно, Вас будут искать, но могут, ведь, и не найти. Тогда придется изображать библейский сюжет "Возвращение блудного сына". Вообще, планы у Вас какие-нибудь есть? Если нет, то будут.

Садимся и анализируем ситуацию. А она, согласимся, была неоднозначной: я защищал мать, с которой грубо обходился Немой, не сам, надо признать, а по приказу деда. Дед был прав, а мать не права, но хватать ее, как мешок и тащить под домашний арест… В общем, я имел право, а дед, своим солдафонством спровоцировал конфликтную ситуацию. За нарушение дисциплины я наказание получил, и принял его, надеюсь, достойно. Задание по получению информации из села выполнил. Все, больше я ничего никому не должен.

Тогда, в чем цель побега? Не покоряться деду. Не признавать своей вины, не выполнять унизительных процедур формального покаяния. Голые эмоции, блин, не хочу и все! К стати сказать, в этом мы с пацаном совпадаем, он бы тоже сбежал на чистых эмоциях. Ну а дальше? А дальше мы расходимся — пацан о будущем не подумал бы, а я обязан.

Запасов у меня, примерно, на месяц, причем все продукты — длительного хранения. Будем считать это неприкосновенным запасом. Кроме того, есть возможность добывать пропитание в лесу: грибы, ягоды, орехи, коренья. Можно ловить рыбу и ставить силки. До поздней осени продержусь. Потом… Потом можно будет поселиться на пасеке — дед-то оттуда съедет! Значит, если суметь накопить запас продуктов, можно остаться и на зиму.

И так, ресурсами я, будем считать, располагаю. Теперь надо решить: зачем мне все это? То есть: цель. Чего я собираюсь всем этим — побегом, сидением в лесу, зимовкой на пасеке — достигнуть? Дед достаточно быстро ощутит недовольство родни. Детьми ЗДЕСЬ не разбрасываются, не то, что ТАМ. Да и сам он ко мне неравнодушен, связывает со мной какие-то надежды на будущее. Следовательно, одно из последствий моего побега из дома — достаточно сильный моральный дискомфорт всей родни, и, в первую очередь, деда. Мать, конечно, жалко, но я и ее, в том числе, защищаю.

Уже тронув телегу, Мишка спохватился: а где же Чиф? Вот уж у кого не было проблем! В деревне осталось всего три собаки, все три жили на нинеином подворье и все три были суками. Чиф и сам по себе был хорош, но тут, благодаря обстоятельствам, он и вообще автоматически заделался "первым парнем на деревне". Если же учесть, что благодаря своей принадлежности к тварям бессловесным, рамками моногамии он ограничен не был и формальными супружескими обязательствами не обременен… не жизнь — малина!

Когда Мишка, вслед за Нинеей, бежал к дому покойного Велимира, он краем сознания отметил, как откуда-то вывернулся Чиф и припустил вслед за хозяином, а потом, когда Нинея схлестнулась с отцом Михаилом, рванул в сторону леса, словно за ним черти гнались. Наверно почувствовал, каким-то своим звериным чутьем, что здесь творятся вещи запредельные, и ударился в панику.

Мишка призывно засвистел и закрутил головой, высматривая пса. Чиф выскочил из ближайших кустов, но к телеге не подошел, а затрусил параллельным курсом, настороженно принюхиваясь. Мишка, прекрасно изучивший все его повадки, понял, что пес все еще напуган и в любой момент готов прянуть в сторону, одним прыжком преодолев отделяющее его от кустов пространство. Все понятно: сегодня хозяин открылся Чифу с совершенно новой, доселе неизвестной стороны — непонятной, а, потому, опасной.

— Чиф, Чиф, хороший мой, не бойся, иди сюда! Ко мне, Чиф, ко мне!

Мишка нашарил в котомке с едой завернутый в тряпицу хлеб, отломил кусочек и протянул псу. Очень осторожно Чиф приблизился, долго обнюхивал угощение и руку, его протягивающую, наконец, видимо не обнаружив никаких тревожных признаков, аккуратно, передними зубами, захватил хлеб и не разжевывая проглотил. И все! Страхи мгновенно улетучились, настороженность пропала — хозяин свой, такой же, как всегда, мы куда-то едем, жизнь прекрасна!