Пришествие из космоса было банальным, как смятая упаковка кефира в мусорном ведре.

Звездные пустоши, как и водится испокон веку, дышали таким испепеляющим холодом, пронизывающие их иглы света были так тонки и смертоносны, что любая мысль о разумной жизни казалась гнусным фарсом и провокацией. Впрочем, как утверждал двоюродный брат одного из главных героев нижеследующего повествования, космонавт, лично у него выход в открытый космос отчего-то ассоциируется с подгоревшей тушеной капустой. Не следует, однако же, опираться на мнение этого достойного эксперта по космосу, потому что свои последние дни он коротал в психиатрической клинике, где подгоревшая тушеная капуста была как раз основным пунктом в меню.

Космическая КАСТРЮЛЯ приближалась к Земле. По идее, из уважения к космическим путешественникам кастрюлю следовало бы назвать космическим кораблем или, боже упаси, звездолетом. Но уж слишком непохож был этот неуклюжий предмет на филигранно-изысканное — «звездолет».

Звучный голос, полный вибрирующей, гулкой мощи, прогрохотал:

Старый Вотан быстро приходил в себя.

Литр выпитой — и, судя по всему, натощак — отличной русской водки неожиданно и для Альдаира, и для Эллера, наконец-то вернувшегося в баню вместе с окончательно охреневшим от всего происходящего Коляном, подействовал на старого диона благотворно.

Он крякнул и, привстав с лавки, посмотрел в окошко, где вызванная им искусственная непогода начала терять свою силу и разрушаться, как карточный домик. Выпавший на зеленую траву снег быстро таял, снежные хлопья, еще недавно насыщавшие пронизанный упругими порывами ветра морозный воздух, исчезли. Да и сам ветер улегся.

— Мне кажется, что такое уже было, — пробормотал Вотан, — но вот только когда…

— Вам необходимо изменить имена, — сказал Афанасьев.

Они сидели в ковалевском джипе, набитом под завязку. Тут были все дионы, где-то за сиденьями валялся пьяный Вася Васягин, испускавший все тот же апокалипсический храп. На плече Вотана сидел ворон и чистил перья.

И только козла Тангриснира по настоятельному, с пеной у рта, требованию Ковалева оставили в загородной местности. Впрочем, как с недоброй улыбкой напророчил хозяин несносного животного Эллер, это ненадолго: рогатая тварь непременно найдет их…

— Вам нужно изменить имена, — повторил Афанасьев, потому что никто из гостей как-то не воспринял его слов.

— Почему именно «Тео-банк»?

Вопрос завис в воздухе вместе с Поджо, который, вцепившись зубами в дверной косяк, раскачивал свое массивное тело на манер качелей. Осталось только удивляться крепости его зубов и еще выпить за упокой души его стоматолога: тот, по всей видимости, умер голодной смертью без работы.

— «Тео-банк»? — повторил Афанасьев задумчиво. — А это очень просто, уважаемые кандидаты в боги. Тео с древнегреческого языка и переводится как бог. Теос — бог. Древняя Греция, — тотчас же добавил он, — это такая страна, где почитался в качестве верховного божества ваш родитель, уважаемый Альдаир. Кстати, как поживает Зевс на родине?

— Умер, — мрачно признался Альдаир, наблюдая, как Поджо падает на пол вместе с выгрызенным из дверного косяка куском в зубах. — От старости скончался на руках детей.

— Кто такой этот Моисей? — спросил Эллер.

— Моисей, — проговорил Женя Афанасьев, косясь на ухмылявшегося за его спиной Добродеева (с отрастающей пышной шевелюрой), — это легендарный иудейский пророк, выведший еврейские племена из Египта. Историки установили, что исход евреев из Египта имел место примерно в тринадцатом веке до нашей эры, при Фараоне Рамсесе Втором.

— Пророк? — нахмурился Эллер. — А был ли у него посох?

Женя смутно помнил, что библейский Моисей чем-то там иссек родник из скалы. Не исключено, что и посохом. Потому он ответил утвердительно: