Предлагаемый роман написан в марте 1918 года, в станице Константиновской, на земле Войска Донского, при условиях не совсем обыкновенных. Армия, к которой я имел высокое счастье принадлежать, была уничтожена. Ее остатки, маленькая горсть офицеров и солдат, бродили где-то в закубанских степях, и мы, офицеры, скрывавшиеся по донским станицам и хуторам, ничего про нее не знали и питались самыми невероятными слуха-ми. Почты и газет не было, и, казалось, все погибло и никогда не воскреснет Россия.

Роман был напечатан в количестве одной тысячи экземпля-ров под названием «У подножия Божьего трона», в Новочеркас-ске, в издательстве «Часовой», весной 1919 года, в те дни, когда рушился Дон и отчаянно боролись за его спасение добровольцы ге-нерала Деникина и расстроенная Донская армия. Разошелся он по рукам, почти не поступая в продажу.

С тех пор прошло три года. Русская армия исчезла, рассея-лась по маленьким гарнизонам Болгарии и Сербии, стала на погра-ничную службу в горах Македонии, Албании и Черногории. Ста-рые, заслуженные полковники, прошедшие всю Великую войну, участники многих сражений, должны были подчиняться как ря-довые молодым иностранным поручикам, и благодарить Бога и страну, давшую им приют и службу. Другие стали на работы, и наступили тяжелые серые будни.

И стал падать дух, и злая, черная тоска залегла на сердце. Кругом угрюмые горы, туман клубится по долинам, горные ска-лы нависли над пропастями, и все чужое, чужое…

И ничего своего. Никого своего, кроме кучки людей поста, таких же тоскующих русских офицеров и солдат.

Иван Павлович Токарев, начальник Кольджатского поста, только что окончил вечерние занятия с казаками, обошел конюшни и помещения, осмотрел, чисто ли подметен двор, сделал дневальному замечание за валяющую-ся солому и конский помет — он требовал на своем ма-леньком посту идеальную чистоту, «как на военном ко-рабле», — и прошел на веранду домика, обращенную на восток. Сибирский казак, его денщик, принес ему на стол большой чайник с кипятком, маленький чайник с чаем, громадную чашку с аляповатой надписью золотом по си-нему полю «Пей другую» и бутылку рома, и Иван Павло-вич принялся за свое любимое вечернее занятое — беско-нечное чаепитие со специальными сибирскими сухарями, которые ему готовил его же денщик — Запевалов.

Он любил эти часы умирания дня в дикой и нелюди-мой природе Центральной Азии. Любил звенящую тиши-ну гор, где каждый звук слышен издалека и кажется таким отчетливым. Любил часами созерцать бесконечную доли-ну реки Текеса, поросшую камышами и кустарниками и кажущуюся с этих высот широкой темно-зеленой лен-той, уходящую к другим, менее высоким горам, позла-щенным лучами вечернего солнца. Он любил эти дикие пики гор, причудливые скалы, имеющие вид то каких-то великанов, то развалин старинных замков с башнями и зубчатыми стенами, любил крутые скаты Алатауского хребта, по которым шумно неслась холодная ледяная Кольджатка, рассыпаясь в пену и пыль, любил ее моно-тонный шум в жаркие летние дни, когда ледник сильнее таял и тысячами капель и ручьев пополнял непокорную Кольджатку… Любил Иван Павлович и своих угрюмых и молчаливых сибирских казаков, положительных и серь-езных, и их маленьких мохнатых лошадок. Но больше всего любил свое одиночество, самостоятельность и неза-висимость ни от кого.

Здесь, у подножия величайшей горы в мире Хан-Тен-гри, называемой киргизами Божьим троном, на высоте двух с половиной верст от уровня моря, Иван Павлович чувствовал себя как-то лучше, возвышеннее, чувствовал себя особенным, не земным человеком.

Служба была не тяжелая, но томительно-скучная. Стерегли китайскую границу, к которой спускалась кру-тая, заброшенная каменьями, труднопроходимая тропа. По ту сторону границы стояла белая, квадратная в осно-вании, высокая глинобитная башня с зубцами — сторо-жевой китайский пост, в котором должно было поме-щаться двадцать человек китайских солдат, но китайцы караула не держали, и жил там только хромой на одну ногу старый китаец, сторож поста.

Ивану Павловичу было лет под тридцать. Был он высок ростом, статен и строен, как настоящий горный охотник. У него были густые русые, слегка вьющиеся во-лосы, загорелое лицо с тонким прямым носом, с русыми небольшими усами, не скрадывавшими красиво очерчен-ных губ. Бороду он брил, и энергичный подбородок кра-сиво выделялся от тонкой, юношеской, темной от загара шеи.