Александр Александрович Крон

Александр Твардовский

Воспоминания о сверстниках

К фронтовому разведчику Эммануилу Казакевичу литературная слава пришла уже после войны, к Ольге Берггольц несколько раньше - в годы блокады. Принадлежа по возрасту к нашему поколению, Александр Твардовский казался старше, до войны он был широко известен, А.А.Фадеев говорил о нем, как о надежде советской русской поэзии. Однако в мою жизнь поэзия Твардовского вошла поздно - в военные годы. В перечне писателей, награжденных в 1939 году орденом Ленина, имя Твардовского мне мало что говорило, и "Страну Муравию" я прочитал позже "Теркина".

О том, что значил Василий Теркин в жизни воюющего народа, написано много, и мне не хочется повторять общеизвестные истины. Скажу только, что, работая в военной газете, я особенно ясно ощущал потребность читателей именно в таком литературном герое - друге и собеседнике, мудреце и забавнике, выразителе мыслей и чувств солдатской массы. В редкой солдатской или матросской газете у Теркина не было близких родственников, а то и однофамильцев. Не помню точно, когда в осажденный Ленинград пришли первые главы "Теркина", помню только силу впечатления. То, что Теркин Твардовского на несколько голов выше своих собратьев, было очевидно и тогда, но еще не все понимали, что это не просто удача, а литературное событие, что в сутолоке походной жизни родился типический герой. В нашей "оперативной группе писателей" при Политуправлении Балтийского флота это поняли сразу. Вспоминаю свой разговор с писателями-балтийцами А.И.Зониным и А.К.Тарасенковым. "Как вы думаете, ребята, - сказал Тарасенков, - это останется? (сам он в этом не сомневался". "Похоже, что да, - сказал я. Теркин - это не прием, а самобытный характер. Что-то в нем есть от Тиля Уленшпигеля". "Для Тиля он, пожалуй, слишком целомудрен, - сказал Зонин. - А в общем, я с вами согласен".