Когда родившегося ребенка показывают богам, выясняя, кто станет его покровителем, обычно это всего лишь формальность. Но случается, что один из богов объявляет свои права на ребенка прямо и недвусмысленно. Зачем, почему, какая служба потребуется от избранника? — людям знать не дано…
Часть 1
Колинова Звездочка никак не могла разродиться. Теленок шел правильно, головкой, но крупный был необычайно; мелкокостная, поджарая Звездочка вряд ли годилась в матери такому богатырю.
Посеревший Колин бормотал молитву Хранителю стад, я пыталась передать измученной Звездочке еще немного сил. Винси, Колинов работник, дюжий флегматичный парень, мялся на подхвате: его дело было тянуть теленка, как появится. Колинова женка Джильда тем временем готовила отвар — я принесла с собой все нужные травы, как чувствовала, что понадобятся. Хотя — нетрудно было догадаться. Наш Колин, как любой, наверное, трактирщик, падок на сулящие выгоду авантюры, а эта вся прошла на моих глазах. Колин долго подмазывался к баронскому управляющему, чтобы тот в добрую минуту замолвил за него словечко перед господином; долго, но своего добился. Отвел Звездочку, когда пришла ее пора, к лучшему быку из господского стада знаменитой турской породы, рядом с которой деревенские буренки — что козы.
— Сьюз, а Сьюз, — дрожащим голосом позвал трактирщик. — Ты скажи, он жив хоть? Если… то есть…
Я поняла, о чем боится он сказать. Не пришлось бы звать живодера. Ради спасения такого приплода — можно и должно.
— Погоди, — ответила я, — не трясись. Если отвар не поможет — тогда…
Пауза 1
В вечерних сумерках, примерно за полчаса до закрытия ворот, в славный город Оверте въехал всадник на гнедой в белых «чулках» и с белыми боками кобыле.
Кобыла была справная, с длинной гривой и лоснящейся от доброго корма шерстью, и неблагородный пегий окрас лишь подчеркивал очевидный любому лошаднику покладистый нрав. Иное дело ее хозяин. Сильные руки, разворот плеч и уверенная посадка выдавали человека, привычного к оружию и сражениям, светлые глаза глядели пристально и цепко. Такой на боевом жеребце разъезжать бы должен, смирная кобыла ему не к лицу.
Стражникам у ворот он назвался менестрелем.
— Сдается мне, — проворчал старший караула, — ты такой же менестрель, как я бургомистрова дочка. Лютня-то где?
— Украли, — мрачно ответил всадник. — Так могу спеть, если хочешь.