Кто я? Что со мной произошло?
Ссыльный — всплывает формулировка. За ней следующая: зовут Петр, но последнее время больше Питом звали. Торговал оружием.
Нелегально? Или я убил кого? Нет, не могу припомнить за собой никаких преступлений. Но сюда, где я теперь, без криминала не попадают, это я откуда-то совершенно точно знаю. Хотя ощущение, что в памяти до хрена всякого не хватает, как цензура вымарала.
Вот еще картинка пришла: суд, читают приговор, дают выбор — тюрьма или сюда. Сюда — это Land of Outlaw, Земля-Вне-Закона, Дикий Запад какой-то, позапрошлый век. А природой на Монтану похоже или на Сибирь Южную. Но как ни назови — зона, каторжный край. Сюда переправляют преступников. Чистят мозги — и вперед, Выживай как хочешь или, точнее, как сможешь Что ж, попал так попал, и коли пошла такая игра, придется смочь…
Вдоль реки
Темнота, тишина, запах пыли и струганного дерева. Еще хвоей пахнет. Попробовал пошевелиться — подо мной захрустело, жесткая ткань царапнула щеку. Ага, я лежу. И еще чем-то укрылся. Только вот где я лежу и зачем? Как-то сразу сообразить не получается, соображалка вообще работает как-то натужно и совсем неэффективно почему-то.
Открыл глаза — ну, не такая уж и темнота, вообще-то. Вокруг меня стены из нетолстых, плохо оструганных бревен, через крошечное окошко, кажется даже без стекла, пробивается тусклый свет. Интересно…
Приподнялся на локте, огляделся — даже не пойму, то ли домик такой, то ли сарайчик, то ли черт его знает что. Сторожка. Скворечник. Избушка на курьих ножках. Повернись туда передом, а сюда задом. У стены топчан, кое-как сколоченный, на него похоже, навален еловый лапник, уже сохнущий, пожелтевший местами. На этом лапнике я и лежу, укрытый… пальто каким-то, даже шинелью, наверное. Точно, шинель, хоть и не военная, а так… черт его знает какая. Просто шинель, как хочешь, так и понимай. Или все же пальто?
Кстати, о понимании: я что-то вообще не очень понимаю что я и где. Стоп. Сесть, сосредоточиться, вспомнить кто я, где я и почему я. А то все странно как-то.
Сел, опустив ноги на пол, заодно обнаружив, что спал босиком. По ногам резко потянуло холодом — под дощатой и щелястой дверью можно ладонь просунуть, а то и две, вот оттуда и тянет. Пол тоже так себе сделан, на таком ни одна лужа не задержится, доски не струганы, кое-как друг к другу пригнаны и еще покороблены. Так, а вон и сапоги, к слову…
Ред Рок
До большой реки я добрался через два дня. Никто уже за мной не гнался и никого я не видел. Плыли с двух сторон заросшие лесом берега, то высокие, с песчаными откосами, то низкие, болотистые, заросшие камышом, видел всякое зверье, плескалась вокруг рыба, но я уже ни на что не отвлекался — рубал трофейные сухари, вяленое мясо и пил кофе, которого у меня теперь оказалось неожиданно много — во всех трофейных мешках нашлось по пакету.
Опять же неспешное движение располагало к размышлениям. И по такому размышлению пришел к выводу, что напоролся я все же на банду, хотя, конечно, могли быть и какие-нибудь промысловики, на охотничий сезон отправившиеся далеко от городов. Но сомневаюсь, на банду это куда больше похоже. Будь они охотники, не вели бы себя в лесу как идиоты, особенно Френчи с его сигарой. Бандиты, в общем, так что никого не жалко. Скорее всего у них там убежище на зиму, не охотничий сезон открыт, а разбойничий закрылся. Я так думаю.
Река становилась все шире и шире, а потом берега резко разбежались в стороны и меня неторопливо вынесло на простор По-Настоящему-Большой-Реки. Просто огромной, дальний берег которой был виден далеко-далеко, метров пятьсот до него будет, а может и куда больше — на воде расстояния обманчивы, трудно точно прикинуть. Но все равно, как Волга, например, в лучших местах. Но в остальном пейзаж не изменился — берега все так же лесом заросшие, все больше высокие, местами скалы видны и горы, но такую реку стиснуть они уже не могут — велика слишком. Скорость течения тоже упала, так что грести пришлось больше и активней, иначе вообще никуда не доберусь.
Затем снова увидел людей. На воде. Сначала за поворотом русла, за деревьями, выше по течению появился дым и появлялся долго-долго — черный, идущий столбом вверх и уже где-то у самых облаков рассеивающийся окончательно. Я за ним часа два наблюдал, теряясь в догадках, что же это такое, и лишь на третьем часу все же увидел — меня догонял пароход. Нет, не теплоход и не что-то другое, а самый настоящий пароход с высокой трубой, из которой валил черный дым. И выглядел он так, словно построили его в конце эдак девятнадцатого века, для работы как раз на той самой Миссисипи. Низкие, загнутые внутрь борта, неожиданно большая надстройка с множеством окон, высокая рубка и над ней просто высоченная труба, из которой и валил тот самый черный дым. А еще он был колесным! Как на старых картинках, и на больших круглых щитах, закрывающих колеса с боков, виднелась сделанная черной краской надпись «Paul Bunyan» — имя легендарного великана-лесоруба.
Прямой, старинного вида форштевень давил мелкую серую речную волну, из-под колес с плеском разбегались пенные круги, на мачте развевался вымпел с какой-то надписью. Величественная картина. А заодно опять что-то проявилось из-под «цензорской вымарки» — город Мемфис, что в штате Теннесси, а в нем по реке туристов катают на подобных вот суденышках. И кто-то мне говорит из стоящих рядом на набережной, что мода на такие катания недавно появилась, и суденышки эти построили тоже недавно, как-то умудрившись пробить разрешение у всяких экологов на топку машины углем, для полной аутентичности.